Глава седьмая. Новые задачи (1)

Военный конфликт с Японией, на который так надеялись в западных странах, был предотвращен. Политическое положение СССР на Дальнем Востоке укрепилось. В 1935 году в Токио было подписано соглашение о продаже КВЖД.

Начало 30-х годов ознаменовалось такими важными событиями, как Международная конференция по разоружению и Мировая экономическая конференция.

Не было большой надежды на то, что даже теперь, после многолетней подготовки, конференция увенчается успехом. Но Советский Союз, верный своей политике мира, продолжал борьбу за разоружение. Через несколько лет Литвинов при вручении ему ордена Ленина скажет о значении этого важнейшего принципа ленинской внешней политики: «Мы предлагали всеобщее разоружение на первой же международной конференции, в которой мы приняли участие. Мы повторяли и повторяем это предложение каждый раз, когда к этому представляется случай… Мы вооружаемся не для того, чтобы меряться силами с кем-либо, а для того, чтобы другие не соблазнялись надеждой безнаказанно померяться силами с нами. С этой же целью мы делали другим государствам предложение за предложением касательно наилучшей системы организации всеобщего мира. Я говорю всеобщего потому, что мы хотим мира не только для себя, но и для всех народов».

Вот с этой целью Литвинов в феврале 1932 года снова поехал в Женеву. И снова с Луначарским и небольшой группой экспертов и технических сотрудников.

Агнесса Эммануиловна Ромм, стенографистка Наркоминдела, многие годы ездившая с Литвиновым в Женеву, рассказывает: «Жили мы все в одном пансионате. Литвинов и Луначарский занимали такие же комнаты, как и мы, рядовые сотрудники. Питались все вместе в одной столовой за общим столом, меню для всех было одинаковое. Весело, единым коллективом, дружно жила наша крошечная советская колония.

Во время Международной конференции по разоружению нам всем пришлось основательно потрудиться. Литвинов, как обычно, был спокоен, уравновешен в отношениях с сотрудниками. Вечерами он принимался за газеты и журналы. Следил за прессой Литвинов сам, референтов у него не было. Максим Максимович читал газеты на английском, немецком, французском языках, просматривал итальянские и испанские издания.

Вечером, если предстояло заседание комиссии или ассамблеи, Максим Максимович диктовал проект выступления. Делал это очень тщательно. Если предстояло выступление на английском языке, то он перевод делал сам.

Вечерами мы иногда все вместе отправлялись в кино. Максим Максимович очень любил смотреть фильмы и мог после просмотра одной картины сразу же пойти в другой кинотеатр.

На приемы, устраиваемые в Женеве, мы, рядовые сотрудники, не ходили. Не было хороших костюмов. Скромные командировочные старались использовать для покупки нескольких баночек кофе или других деликатесов, которых тогда в Москве не было».

Женева встретила советскую делегацию с большим интересом. Капиталистический мир потрясал жестокий кризис. Советский Союз развивал свою экономику, строил заводы и фабрики, была ликвидирована безработица. Это повысило авторитет Советского государства. К Литвинову шли письма из многих стран. Были и просьбы предоставить советское гражданство. Множество коммерческих фирм обращались с предложениями закупить текстиль, машины, продовольствие и другие товары. Все эти письма и предложения отправлялись в соответствующие организации.

Популярность советской делегации не устраивала белогвардейское охвостье. Литвинову стало известно, что возможны провокации и даже террористические акты. Пришлось издать специальный «Приказ по делегации СССР на конференции по разоружению», которым запрещалось членам делегации и сотрудникам отлучаться из Женевы для ночевок в других городах. Власти швейцарские нелояльны, констатирует Литвинов. На приказе сбоку написано: «Читал: А. Луначарский», а затем следуют подписи всех других членов и сотрудников делегации. Нелегкое было время!

На конференцию собрались представители почти всех стран мира, чтобы договориться о разоружении, а за кулисами шла подготовка к новой войне. Продолжалась война в Китае, Муссолини готовился к нападению на Эфиопию. Все сложнее становилась обстановка в Германии. Фюрер нацистской партии Адольф Гитлер вел на виллах финансовых и промышленных магнатов тайные переговоры о передаче ему власти.

Но как относилась к возрождающейся милитаристской Германии Европа? По словам государственного секретаря США Стимсона, «в мире господствовал дух пораженчества». Дух пораженчества перед надвигающимся фашизмом, добавим мы. Франция боялась германского милитаризма, но поощряла его. Англия вела такую же политику. Политическая неразбериха, министерская чехарда – вот что было характерно для политического климата Европы.

Тем временем Германия готовилась к выполнению огромной программы вооружения. Перед самой конференцией все буржуазные партии этой страны провели объединенную кампанию «в пользу равенства Германии в вооружениях».

2 февраля Международная конференция начала свою работу. Наряду с необъятно большим количеством частных предложений предстояло рассмотреть проект Подготовительной комиссии, французский «план Тардье» и советские предложения о полном разоружении или о существенном пропорционально прогрессивном сокращении вооружений, незначительно измененные советской делегацией в свете имевших место дискуссий. Вот за эти-то предложения и предстояло воевать советской делегации.

Но уже начало конференции, речь ее председателя Артура Гендерсона насторожили весь мир. Как признала тогда английская печать, эта речь «не содержала ни одного намека на созидательную или продуманную политику». Сразу же стало ясно, что не о разоружении думают буржуазные делегации, а о росте вооружений. Этим, конечно, воспользовалась Германия. Канцлер Брюнинг заявил на конференции, что Германия «требует равенства прав и равенства безопасности всех народов». Иными словами, германский канцлер требовал равенства в вооружениях, а на деле вооружения Германии.

11 февраля выступил Литвинов. Он напомнил, что конференция проходит под аккомпанемент пушек и разрывающихся бомб. Всякая проволочка с разоружением приблизит мировую войну. Литвинов дал оценку «плану Тардье», который предусматривал создание лиганационной армии. Он заявил, что такая армия будет игрушкой в руках Запада, и добавил: «Я оставлю в стороне вопрос о том, насколько можно ожидать от Советского государства, чтобы оно доверило свою безопасность и часть своих собственных войск международной организации, состоящей в подавляющем большинстве из государств, явно враждебных ему и из враждебности не поддерживающих с ним никаких отношений. Можно скорее ожидать, что рабочие и крестьяне Советского Союза усмотрят в создании международной армии в этих условиях угрозу своему государству».

Шаг за шагом Литвинов разрушал прожектерские планы западных дипломатов. Цель Советского Союза он изложил предельно ясно: надо создать безопасность от войны!

По свидетельству Луначарского, конференция «с огромным напряжением слушала речь Литвинова… она отбросила ряд световых бликов и теней вокруг себя. В общем „пресса“ Литвинова на этот раз просто изумительно благоприятна. Немецкие газеты преисполнены похвалами силе критики, благоразумной сдержанности и политической глубине его речи. Итальянская пресса, минуя то, что для фашистов в речи т. Литвинова совершенно неудобоваримо, восхваляет ее, в особенности за решительность и действенность его критики французского проекта. Приблизительно так же звучит и английская печать.

Французская печать в своей официальной части рвет и мечет. Очень характерно, что, не имея никакой возможности возразить на речь т. Литвинова по существу, кроме повторения разной клеветы о советском милитаризме, некоторые французские газеты устремились по легкому пути критики английского языка т. Литвинова. Однако и английский язык критиковали именно французы, отнюдь не англичане; напротив, газета «Дейли геральд» сочла нужным особенно подчеркнуть «превосходный английский язык мистера Литвинова».

Но и французская пресса не была единодушной. Так, например, очень интересно замечание газеты «Энтрансижан»: «Надо сказать правду, – пишет женевский корреспондент этой газеты, – ясная, категоричная, порой, правда, наглая, издевательская речь московского делегата произвела громадное впечатление. Эту речь называют булыжником, брошенным в застоявшееся болото».
[1] [2] [3] [4]