Разумеется, не было никакого Валида в машине. Уже дней пять они с сыном сидели в следственном изоляторе. Аркадий сам допрашивал обоих. Без особого успеха. Оба твердо держались своего: увы, Джамиля покончила с собой. Она вообще склонна была грустить, бедная, такая уж родилась. Вот и покойная мать ее… Одним словом – семейное дело…

Сегодня истекает последний день, когда по закону можно удерживать подследственного за решеткой. Завтра он вынужден отпустить их домой за отсутствием доказательств, то есть признать себя побежденным. Доказательств чего? – спросил он себя, хмыкнув. Что девушку заставили сначала вешаться, а потом напоили сельскохозяйственной – так предполагают ребята из лаборатории – отравой? А если она и вправду сама решила сжить себя со свету подобным неэлегантным способом?

– Нет, – сказал парень, бросив взгляд в белесоватое марево за стеклом, словно там можно было разглядеть что-то определенное. – У Валида, во-первых, серая «субару»…

Что там во-вторых, он не договорил, прикусил язык. Тем более что из кухонного закутка вышел старик в галабие и белом платке, обернутом вкруг головы на женский манер. Справа материя обегала оттопыренное волосатое ухо. Старик держал в руке красный нектарин и маленьким ножиком спускал с него алую ленточку кожуры.

– Валид… – вздохнул он… – Валид…

И так был живописен в темно-синей галабие, в белоснежном платке на голове и плечах, с пышными, перечного цвета усами и с красным светящимся плодом в руке.

Аркадий залюбовался.

– Болен совсем Валид… – наконец проговорил старик. Молодой быстро глянул на него, не повернув головы, только глаза скосив.

– Болен? – Аркадий огорченно и уважительно покачал головой. – А мне кажется, я его видел не так давно.

– Болен-болен… – Старик вырезал из нектарина аккуратный красный сегмент и на острие короткого ножика отправил его в рот. Неторопливо прожевал и принялся вырезать следующий кусок. – Сердце у него больное. В прошлую среду приступ был. Мой племянник – он врач – смотрел Валида, говорил: поедем в больницу!.. Не захотел!

Аркадий глядел на старика… Похоже, это было правдой. Скрывать они могут все, но придумывать детали, присочинять племянника-врача! Вряд ли… Тогда что же получается, друзья мои? Если врач в прошлую среду смотрел пациента у того дома… а смерть старой девушки наступила… та-а-к… минус четыре дня… вот и выходит, что врач осматривал Валида в то время, как наверху мучительно умирала дочь!

Ну что ж, это вполне свежая музыкальная мысль, Станислав Борисыч, дорогой…

Он вспомнил, как, выкатив бычьи глаза и хватаясь за сердце, Валид швырял на пол бланк на вскрытие и кричал: «Не делай мне этого, Аркады!!! Ты не сделаешь мне этого!!!» Да, мучительно то, что семья не чужая… И, похоже, у отца действительно с сердцем нехорошо.

Сейчас же снарядить Варду проверить наличие племянника-врача, и главное – сроки, сроки!

Он поднялся, выложил на прилавок мелочь, попросил банку апельсинового сока. Не стоило бы, конечно, покупать эту шипучую дрянь, опять вечером изжога замучит.

И вышел…

В небе все уплотнялся туман. В ясную погоду Цфат отсюда казался белым гнездом на своей горе. А сейчас только серая мгла неслась и неслась по хребтам темных гор. Значит, там, на верхотуре, и вовсе ни зги не видать.

Он набрал на мобильнике номер Варды и сказал:

– Буду минут через двадцать. Пусть привезут этого, младшего… Салаха.
[1] [2]