Послесловие из книги 'Голем XIV' (1)

Сегодня ещё можно подняться на последний этаж здания и обойти по застеклённой галерее этот огромный колодец, в котором покоится ГОЛЕМ. Никто там уже, однако, не ходит, чтобы через наклонные окна смотреть на кучи световодов, похожие теперь на мутный лёд. Я был там только два раза. Первый раз перед открытием галереи для публики, вместе с руководством МИТа, представителями властей штата и толпой журналистов. Показалась она мне тогда узкой. Безоконная стена, переходящая в купол, была спроектирована с лабиринтообразными углублениями, так как такие же борозды находятся на внутреннем своде человеческого черепа. Этот замысел архитектора поразил меня своей вульгарностью. Он был в стиле Диснейленда. Он должен был создать у посетителей впечатление, что они смотрят на огромный мозг, как будто ему нужно было рекламное оформление. Галерея не была задумана специально для посетителей. Её построили при замене обычной кровли купола. Теперь она очень толстая, так как содержит поглотители космического излучения. ГОЛЕМ сам определил химический состав для экранирующих слоёв. Мы не дали подтверждения, что это излучение влияет на его интеллектуальные способности. Он тоже не объяснил, как конкретно оно ему вредит, но средства на перестройку были быстро выделены, так как происходило это в то время, когда Пентагон, передав нам бессрочно двух световых гигантов, не потерял ещё тайной надежды на их службу. Так, по крайней мере, я полагал, так как трудно было иначе объяснить лёгкость, с какой появились кредиты. Наши информатики предполагали, что это пожелание ГОЛЕМА было высказано некоторым образом на вырост. Оно указывало на его намерения дальше развивать себя в будущем путём последовательной перестройки, для которой ему не нужна была наша помощь. Поэтому он определил такие размеры свободного пространства между сводом и собой, что пустота, оставшаяся вокруг, сама просилась, чтобы её использовали для галереи. Я, впрочем, не знаю, кому пришла в голову мысль зрелищного использования этого места, представляющего собой нечто среднее между паноптикумом и музеем. Через каждые несколько десятков шагов в нишах галереи были установлены шестиязычные информаторы, сообщающие, чем является это пространство и, что означают миллиарды вспышек, беспрестанно рождающихся в обмотках колодца. Он всегда сверкал, как кратер искусственного вулкана. Там царила тишина, нарушаемая слабым шумом кондиционеров. Почти всё здание образовывало колодец, заглянуть в который с галереи можно было через сильно наклонённые стёкла, бронированные из предосторожности. Они должны были предотвратить попытки уничтожения световых извилин, пробуждающих во многих людях больше страха, чем изумления. Сами световоды были, несомненно, нечувствительны ко всякому корпускулярному излучению, также как криотронные слои, опоясанные охлаждающими трубопроводами несколькими этажами ниже, невидимые с галереи вместе со своими побелёнными инеем камерами. Эти нижние ярусы не были доступны с галереи. Быстроходные лифты связывали подземные автостоянки напрямую с последним этажом. Техники, обслуживающие системы охлаждения, пользовались другими лифтами, служебными. Вероятно, чувствительными к излучению неба могли быть квантовые синапсы Джозефсона, находящиеся под толстыми узлами световодов. Они выступали посреди их стекловидных жил, но необходимо было о них знать, чтобы заметить, так как в беспрестанном сверкании они казались затемнёнными впадинами.

Во второй раз я оказался в этой галерее месяц тому назад, когда приехал в здание МИТа, чтобы посетить архив и просмотреть старые протоколы. Я был один, и галерея показалась мне весьма просторной. Хотя её не посещали и, пожалуй, не убирали, она была идеально чистой. Проведя пальцем по оконным стёклам, я убедился, что на них нет ни пылинки. Информаторы также блестели в своих нишах, как будто их только что установили. Мягкое толстое покрытие на полу заглушало шаги. Я хотел нажать на кнопку информатора, но не решился на это. Я спрятал в карман руку, которой коснулся кнопки, жестом ребёнка, испуганного собственным поступком - что коснулся того, чего нельзя касаться. Я поймал себя на этом с удивлением, не понимая, что же это было. Ведь я вовсе не допускал, что нахожусь в могиле и, что то, что маячит под плитами оконных стёкол, является трупом, хотя такая мысль не была бы нелепой, особенно после того, как в свете ламп, которые вспыхнули, когда я вышел из лифта, меня поразила безжизненность колоссального колодца. Впечатление распада и запустения усиливал вид поверхности мозга, вздымавшейся, как застывший в грязи ледник. Из его расщелин торчали спрессованные в плиты контакты Джозефсона, такие толстые под стенами, что напоминали спрессованные плитами листья табака в сушильне. Мысль о том, что я был в гробнице, промелькнула у меня в голове только, когда я, возвратившись на подземный этаж, выехал по пандусу на свет солнечного дня. Также только тогда я удивился, что это здание, которое вместе со своей галереей было как будто специально построено как мавзолей, не стало им, и что не посещают его толпы любопытных. А ведь публика любит осматривать останки могущественных существ. В этом забвении и признании неважным всё еще присутствует коллективный замысел. Молчаливый заговор мира, который не хочет иметь ничего общего с Разумом, который не нарушен, не смягчён и не приручен никакими чувствами. С этим огромным пришельцем, который исчез неожиданно и тихо, как дух.

Я никогда не верил в самоубийство ГОЛЕМА. Его выдумали люди, продающие свои мысли, и которых интересует только цена, которую они могут за них получить. Поддержание квантовых контактов и переключателей в рабочем состоянии требовало постоянного контроля за температурой и химическим составом воздуха и основания. ГОЛЕМ занимался этим один. Никто не имел права входить в недра мозгового колодца. После окончания монтажных работ ведущие в него двери на всех двадцати этажах были герметически закрыты. Он мог положить конец этой деятельности, если бы он этого желал, но он этого не сделал. Я не намерен представлять свои аргументы относительно этого поступка, так как это не имеет отношения к делу.

III.

Полгода спустя после ухода ГОЛЕМА "Тайм" поместил статью о группировке гуситов, неизвестных до тех пор никому. Название было сокращением слов "Humanity Salvation Squad" (Отряд спасения человечества - англ.). Гуситы намеривались уничтожить ГОЛЕМА и ЧЕСТНУЮ ЭННИ, чтобы спасти человечество от рабства. Они действовали в полной конспирации, изолированно от всех других экстремистских групп. Их первый план предусматривал взрыв зданий, в которых располагались обе машины. С этой целью они хотели направить с подъездной площадки Института в сторону подземной автостоянки грузовик нагруженный динамитом. Взрыв должен был вызвать обрушение сводов первого этажа и, тем самым, обвал электронных агрегатов. План не казался трудным для исполнения. Всю охрану зданий составляли сторожа, сменяющиеся на проходной главного входа, а въезд на подземный этаж закрывали стальные жалюзи, которые разлетелись бы от удара грузового автомобиля. Однако же последовавшие попытки покушения потерпели неудачу. Один раз в грузовике, сошедшем уже с городской автострады, заблокировались тормоза, и устранение поломки длилось до рассвета. В другой раз испортился радиопередатчик, который служил для управления грузовиком и для включения запала заряда. Затем стало плохо двум людям, которые должны были наблюдать за ночной операцией, и, вместо того, чтобы дать сигнал к покушению, они вызвали скорую помощь. В больнице у них обнаружили воспаление мозговых оболочек. На следующий день люди из резерва пострадали от пожара, вызванного взрывом цистерны с бензином. Когда, наконец, все ключевые устройства были продублированы, и было удвоено количество людей на главных позициях, во время погрузки ящиков с динамитом на автомобиль произошёл взрыв, в котором погибли четыре гусита.

Среди предводителей находился молодой физик, который якобы бывал частым гостем МИТа. Он присутствовал на лекциях ГОЛЕМА, досконально знал топографию территории и обыкновения самого ГОЛЕМА. Он считал, что случайности, которые сорвали покушение, не были обычными случайностями. Слишком очевидной была эскалация контратак. Аварии, сначала механические (заблокирование тормозов, поломка радио), сменялись несчастными случаями у людей, из которых первые заболели, вторые получили ожоги, а последние погибли. Эскалация выражалась не только в увеличении силы ударов, но и в увеличении сферы их действия. Места отдельных несчастных случаев, нанесённые на карту, оказались расположенными на увеличивающемся расстоянии от Института. Как будто некая сила выходила всё дальше против гуситов.
[1] [2] [3] [4]