II (3)

30. При всем том главным недостатком этой модели является ее стационарность. Тогда как только в культуре фактически стационарной не слишком существенно, являются ли индивидуальные мотивы поведения результатом внешнего давления или же, может быть, внутреннего, то есть следуют ли они из движений сердца или же из инструментального принуждения. (Я не говорю, что это вообще не имеет значения, поскольку мы рассматриваем только практику, где нравственность, основанная на определенном «дрейфе» или привычке, в своем усредненном варианте неотличима от проистекающей из сознательного выбора добродетели.) Нестационарная же культура должна неустанно регулировать свое достаточно шаткое равновесие; эта нестационарность проявляется в постоянном возникновении, разрастании и смене самых разных организаций (производственных, образовательных, распределительных и т.п.), и сложно представить, как этому трансформизму может соответствовать технология упомянутой «этической нейтрализации» отношений между людьми. В такой культуре имманентные этические ценности оказываются незаменяемыми; выбранная предварительно позиция «недоверия к человеку» требует, чтобы все, даже предполагаемые вредные последствия новых изобретений или технологий, могущие создать почву для (этических, бытовых) злоупотреблений, были бы предусматриваемы с таким запасом времени, который бы позволил соответственно синхронно ввести в действие технологию «этического предохранения». Однако как неравномерность научно-технического развития, так и его непредугадываемость (особенно на длительную перспективу) практически сводят на нет успешность подобной профилактики.

31. Мы ограничили наши рассуждения в основном этическим аспектом явлений; в более широком смысле их можно было бы представить как поиски оптимальных гарантий защиты развивающегося человечества от него самого, то есть от действий, которые могут оказаться губительными для лиц, групп, обществ или для всего вида. Мы отметили, что рационализм этического поведения на всех уровнях коллективной интеграции (от семьи до государства) тем труднее для инструментального обоснования, чем меньше численность анализируемой поочередно общности. Труднее всего – если вообще возможно – обосновать нерациональность плохих поступков отдельных личностей, поскольку известно, как много негодяев совершают их безнаказанно; технологии на службе криминалистики, позволяющие увеличивать раскрываемость преступлений, не обязательно являются аргументом в пользу большей добродетели, потому что с таким же успехом это может быть аргумент в пользу необходимости совершенствования ловкости злоумышленника.

32. Технология как своеобразная помощница этики может – как мы уже указали – много сделать на ниве общественной инженерии, даже только «монтируя дроссели зла» в существующие структуры или постепенно их совершенствуя; тогда идеалом была бы структура с тройной характеристикой: общественной непроводимости отрицательных (плохих) личных или групповых действий, проводимости, с усилением, положительных, а также – между этими ограничениями – максимального количества степеней свободы личного поведения. Это должна была бы быть, без сомнения, «умная» структура как таковая, а не состоящая – из «умных» – личностей по необходимости; речь идет о «мудрости», обнаруживаемой, например, структурой живых организмов, поскольку она демонстрирует тенденции к самоисправлению в случае повреждения, ее нелегко вывести из состояния равновесия (она сверхстабильна), коэффициент же полезного действия – энергетический – организма в целом не зависит исключительно от «мудрости», сосредоточенной в его нервной системе. Вероятнее всего, биоэволюция была бы невозможна, если бы адаптационный успех в ней зависел от того, «догадается» ли некоторое животное, что для сохранения жизни оно должно дышать или противопоставить яду бактерий те, а не иные белковые антитела. Как известно, и с куриными мозгами можно великолепно устроиться, но пока еще ни одному государственному образованию не удалось расцвести политически и экономически при наличии управляющих с высоким уровнем интеллектуальной квалификации. То есть общепризнанный недостаток общественных структур – то, что они функционируют «разумно», если возглавляют их (благодаря счастливому стечению обстоятельств) разумные «рулевые». Этот фактор удачливости, без которого на данном этапе нельзя обойтись, мог бы – prima facie – нейтрализовать соответствующую структурную реконструкцию. Биоэволюция создала одни только «хорошие», то есть «разумные» структуры, поскольку располагала достаточным количеством времени, в котором даже лишенный кумулятивной памяти марковский процесс мог завершиться динамически оптимальным результатом; а вот период «проб и ошибок» в области конструирования общественного строя, продолжающийся всего-навсего несколько десятков веков, как невыразимо короткий аналогичных успехов не достиг.

33. Вдобавок все эти попытки были лишены фазы теоретического планирования, которая, как мы знаем, способна бурно ускорить прогресс. Однако возникает вопрос, нужно ли реализовывать это замечательное «сито», пропускающее только «добро» и задерживающее «зло», если бы даже оказалось возможным изготовить его из человеческих атомов, и возможна ли в социальном аспекте его реализация – если бы это было возможно технически? Говоря приблизительно, три группы трудностей стоят на пути такого моделирования общественных феноменов, они представляли бы собой предварительный этап этой реализации. Первая охватывает формальные и технические по своей природе трудности, то есть выбора языка (языков) описания, существенных параметров, а также критериев проверки качества получаемого результата. В особенности почти неразрешимой представляется задача, каким образом можно «оптимальную структуру» сделать неизменчивой в процессе всех тех трансформаций, каким она будет подвергаться в результате очередных технологических переворотов, непредсказуемых на более отдаленную перспективу. Также предположительно можно утверждать, что то, что для моделирования еще самое простое (развитие жестко ортоэволюционного типа), является и тривиальным, и малопригодным, в то время как более интересным системам с высоким уровнем сложности и, одновременно, сингулярной свободы соответствуют нелинейные системы. То же, что легче предусмотреть благодаря явной регулярности, не слишком необходимо реализовывать, а то, что следовало бы, не поддается основательному воспроизведению в образцах. Впрочем, подобных проблем – легион. Так, например, возможно, что большие системные агломераты минуют очередные критические точки развития, в которых влияние фактора удачливости на их последующие пути доминирует над внутрипроизводными закономерностями обратных связей (то есть система внезапно становится очень чувствительной к местным квантовым флуктуациям, изменяющим ее траекторию); в подобном случае, наверное, следовало бы рассмотреть гигантское количество таких альтернативных путей в качестве потенциального излучения. Потому что удачливость явления, конечно, можно моделировать, но только удачливость как целое, превышение же определенного количества возможных решений сделает задачу практически неразрешимой, несмотря на то что теоретически решение будет. Но, с другой стороны, наличие ортоэволюционной тенденции в технологически ориентированной культуре утешительно, потому что облегчает моделирование. Эти проблемы следует оставить будущим специалистам.

Вторую группу трудностей представляет, пожалуй, повсеместное неверие в возможность самого мероприятия. В этом измерении уже многое изменилось к лучшему, однако по-прежнему отсутствует климат повсеместной благожелательности и понимания того, что изолированные усилия мало к чему или вообще ни к чему не приведут, что если вообще можно проводить исследования такого рода, то только в больших коллективах, в сотрудничестве с антропологами, социологами, математиками и т.д., и т.д., что самое время – признать приоритетность всей проблематики. Это повлекло бы за собой и соответствующую направленность усилий, в том числе инвестиций, и указало бы правильную дорогу умам как высококлассным, так и соответственно образованным. Однако еще одну трудность в этой группе являет собой, без сомнения, сопротивление политического характера; без лишних слов достаточно вообразить, как некая группа исследователей представила бы решение вьетнамской проблемы, противоречащее военной доктрине США; дискуссия между ними и правительством Соединенных Штатов или исследование по существу пользы от их предложения были бы немыслимы, поскольку в стратегической доктрине Соединенных Штатов implicite фигурируют такие, к примеру, понятия, как возможность – недопустимая – «потери лица», если на одну чашу весов можно положить судьбы вида, а на другую – не «покроет» ли «стыдом» великую державу определенные ее действия. Известно также, как бы было принято математическое открытие по теме, к примеру, функционирования факторов отбора и селекции в элитарных кругах власти при высоких степенях ее концентрации.

Наконец, третья группа трудностей относится к тому, что невозможно иметь полную уверенность в результатах моделирования исходя из следующего суждения: людям должно быть, как нам кажется, «хорошо» в «оптимальной» культуре – следовательно, в современной цивилизации контроль общественных параметров может достичь такого совершенства, что общественные ситуации, для внешнего наблюдателя практически неотличимые, будут, по существу, диаметрально противоположны. Так, например, возможно будет имитировать – осуществляя соответствующий контроль – проявление коллективного энтузиазма, гнева или хаоса, которые, по сути, были старательно срежиссированы и навязаны изнутри. (Например, полная путаница указателей и дорожных знаков в Южной Англии в период Второй мировой войны была создана искусственно с целью введения в заблуждение немцев в случае их высадки на эту территорию.) И тогда нет ничего проще, чем создать ситуацию, когда все утверждают, что им хорошо; громадную проблему представляет собой не этот факт тривиальной возможности навязывать реакции или скорее их притворную демонстрацию, а тот, что достаточно продолжительное подобное притворство может стать – парадоксально – sui generis правдой, хотя и чудовищной. Так, например, исследования показали, что некоторые люди, особенно долго пребывающие в концентрационных лагерях, до такой степени утратили представление о жизни за пределами лагеря, что на открывающиеся лагерные ворота реагировали страхом, снижением или утратой всякой активности, проявлением чувства безысходности, даже душевного надлома, потому что этого нового, свободного мира как себе незнакомого они боялись больше, чем условий существования ужасающего, но уже знакомого, к которому они приспособились. Образно говоря, не всегда достаточно снять с невольников кандалы, чтобы сделать их свободными. Поэтому априори нельзя исключить и того, что модель, признанная оптимальной и внедренная в жизнь, может оказаться прокрустовым ложем, и только чрезвычайная адаптационная гибкость человека затруднила бы обнаружение этой несообразности, поскольку может быть, что, вытянутые на этом ложе, люди бы высказывались о нем искренне – самым лучшим образом, а испытываемую ими неловкость своего положения склонны были бы приписывать скорее собственному организму или обвинять в этом соседа.

34. Если, несмотря на это, мы неустанно повторяем, что уже настало или по крайней мере уже настает время начать мероприятия по социоэволюционному моделированию, где ведущую роль будут играть технологии, что даст возможность – например, с помощью цифровых или аналоговых машин – воссоздать в ускоренном темпе общественные процессы – то это потому только, что без этих попыток, где успех будет только частичный и не в нашем еще, вероятно, столетии, само техноэволюционное ускорение сделает планетарное равновесие еще более неустойчивым, чем сегодня, и исследования могут оказаться необходимыми тогда, когда уже будет поздно. Все представленные здесь аналогии, эти варианты «физикализации» темы следует рассматривать как крайне примитивные, но в то же время невозможно совершать открытия или иметь реальные достижения там, где не только отсутствует методологическая согласованность, но нет даже и соответственно подготовленных специалистов или оперативных групп. Следует отметить, что если бы не та масштабная мобилизация умов и ресурсов, которая была вызвана военным положением, проблема получения атомной энергии была бы, может, и до сегодняшнего дня не решена. Так вот такая, а то и большая концентрация усилий необходима и для нашей темы. Хотя это и представляется утопией, я могу только повторить некогда уже сформулированное: «Нет еще социологов, которые бы вслед за физиками требовали миллиарды на машины „для моделирования общественных процессов“, что уж говорить об этологах, которые сегодня, как тростник Паскаля, трепещут на всемирном ветру. Но надо верить, что эта ситуация когда-нибудь изменится в корне».

РЕЗЮМЕ

1. Здесь было выражено убеждение, что явления, охватывающие влияние не относящихся к этике факторов, вроде технологии, на формирование и функционирование этических систем, а также влияние обратных связей этического на то, что рассматривается вне этики, можно исследовать опытным путем, подробным образом, и что результаты подобных исследований, подкрепленные моделированием этих явлений в субстрате, отделенном от общества и человеческих отношений (например, в цифровых машинах), могут обнаружить существенные директивы для инструментального продвижения к созданию «идеальной общественной структуры».
[1] [2] [3]