Глава шестая. ОПЕРЕТОЧНЫЙ ПУТЧ (3)

Это малодушие Ельцин припомнит Силаеву очень скоро: уже через месяц его отправят в отставку…

Решающую ночь Борис Николаевич провел в своем кабинете. На случай штурма был разработан план его срочной эвакуации в американское посольство, расположенное неподалеку. Американцы даже специально держали открытыми задние ворота, но Ельцин в последний момент от спасения отказался.

Когда раздались первые выстрелы, президент крепко спал прямо в одежде. Он даже ничего не успел понять, как Коржаков растолкал его и, спустив на лифте в гараж, посадил в машину.

«И тут Ельцин спрашивает:

– Подождите, а куда мы едем?

Видимо, только сейчас он окончательно проснулся.

– Как куда? – удивился я. – В американское посольство. Двести метров, и мы там.

– Какое посольство?!

– Борис Николаевич, я же вам вчера докладывал, что у нас есть два пути: или к американцам, или в свой собственный подвал. Больше некуда.

– Нет, никакого посольства не надо, поехали обратно».

(Из книги А. Коржакова «От рассвета до заката»)

Максимум, в чем удалось его убедить, так это спуститься в бомбоубежище, где и провел он всю ночь до рассвета, снимая стресс излюбленным своим методом.

Пресс-секретарь президента Павел Вощанов признавался позднее, что именно в ту ночь окончательно принял для себя решение уйти в отставку.

«Люди искренне решили защищать демократию, своего президента. Сидели на ступенях, жгли костры. А там был накрыт стол, и Борис Николаевич с ближайшим окружением “расслаблялись”, ожидая разрешения ситуации. Когда я увидел это – мне не по себе стало…»

Впрочем, у Ельцина имелась уважительная причина. Он «расслаблялся», веря, что это – последнее в его жизни застолье.

И то, что остался он в Белом доме накануне обещанного штурма, поступок – надо признать – довольно отчаянный. Впрочем, другого пути у Ельцина попросту не оставалось. Если б в ту ночь он дрогнул и сбежал в американское посольство, бросив десятки тысяч своих сторонников на произвол судьбы, его политическая карьера на этом и закончилась бы. Продолжая революционные аналогии, в истории страны Ельцин навсегда остался бы вторым Керенским – только что без женского платья. (Хотя тот же Коржаков и предлагал загримировать его, приклеив парик и усы.) [18]

Как там, у пламенной Долорес Ибарурри? Лучше умереть стоя, чем жить на коленях? Хотя, мне думается, к поведению Ельцина гораздо лучше подходит русская народная пословица: на миру и смерть красна.

Впрочем, до смерти дело вряд ли дошло бы. Генерал Кобец так излагал разработанный в Белом доме план «Х»:

«Последняя баррикада должна была сопротивляться до такого момента, пока мы не взорвем дамбу на набережной и не выведем через нее руководство правительства и Верховного Совета, а затем посадим на катера, на вертолеты и переедем в Жуковский, где нас ждал самолет».

Можно подумать, самолет сбить труднее, чем штурмом взять Белый дом…

По счастью, ничего этого не случилось. Идти на приступ, неминуемо закончившийся бы кровавой свалкой, большевики не решились.

Утром стало окончательно ясно, что партия проиграна вчистую. «Мужики, писец . Мы победили» – воскликнул герой революции и будущий арестант-коррупционер генерал Кобец.

В 10 часов министр обороны Язов объявил товарищам по оружию, что коллегия Минобороны решила вывести из Москвы войска. Отныне любые попытки что-то изменить всякий смысл теряли.

Точно побитые собаки, лидеры ГКЧП наперегонки – кто быстрей – помчались каяться перед Горбачевым. «Полечу к Михаилу Сергеевичу виниться», – по-военному прямо рубанул маршал Язов.

Вопрос только: в чем виниться?

Прежде чем перейти к апофеозу августовских событий, вернемся на полгода назад, в февральскую Москву 1991 года.

Мало кто помнит сейчас, но 26 февраля в столицу тоже были введены танки. Это случилось на другой день после беспрецедентной по масштабам манифестации, организованной сторонниками Ельцина прямо у стен Кремля. По оценкам МВД и КГБ, на митинг собралось тогда не меньше трехсот тысяч (демократы утверждали, что полмиллиона) человек.

Собравшиеся требовали провести прямые выборы президента России, размахивали портретами Ельцина и чуть ли не собирались штурмовать Кремль.

Нервы у Горбачева не выдержали. Хоть и убеждал его шеф МВД, меланхоличный латыш Пуго, что пороть горячку не следует, и ситуация под контролем, генсек все равно требовал решительных мер. И тогда в город вошли танки, бронетехника, внутренние войска и десантники, вставшие на подступах к Кремлю.

Через месяц, в марте, все повторилось. Когда на съезде народных депутатов РСФСР страсти накалились до предела, Горбачев вновь приказал вводить в Москву армию. В знак протеста съезд даже прервал свое заседание и вышел на улицы.

Два этих события, на мой взгляд, есть не что иное, как звенья единой цепи. Это были генеральные репетиции будущего путча. И отнюдь, кстати, не единственные.

То, что случилось в январе 1991 года в Вильнюсе, как две капли воды смахивает на ГКЧП: просто масштаб пожиже .

Для тех, кто запамятовал, напомню, что в ночь с 12 на 13 января в литовскую столицу были введены танки. Группа «Альфа» штурмом захватила местный телецентр, 14 человек и один спецназовец погибли. Под контроль также были взяты телеграф, Департамент охраны края, Дом печати и центральный телефонный узел.

Председатель Верховного Совета Литвы Ландсбергис обратился к гражданам с призывом: все на защиту демократии. В считанные часы местный парламент был окружен ополченцами, началось строительство баррикад. Захватывать парламент военные в итоге не решились.

А теперь – скажите мне, в чем разница между 12 января и 19 августа? Только в том, что зимой президент СССР отсиживался в подмосковной резиденции, а летом – перебрался в Крым: строго по сезону.

В обоих случаях Горбачев поспешил откреститься от своей причастности к этим событиям, хотя в январе – сомнений никаких нет – войска и спецназ пошли в Литву именно по его прямому приказу. (По-другому просто быть не могло.)

А в августе?

Именно прибалтийские события – агрессия , как называла ее демократическая печать – и стали той окончательной трещиной в отношениях Ельцина с Горбачевым, после которой какое-либо примирение было уже невозможно.

Ельцин публично заявил, что союзные власти совершают реакционный поворот. Вскоре он потребовал незамедлительной отставки Горбачева, и нескончаемые многотысячные митинги москвичей полностью его поддержали. В ответ президент СССР не нашел ничего умнее, как попросту запретить проводить в Москве манифестации.

Вопрос: вы верите в столь странную череду совпадений? Я лично – нет.

Если принять за основу, оттолкнуться от того, что ГКЧП было детищем Горбачева, многие странности, необъяснимые загадки разом встают на свои места.

И беспомощность путчистов. И удивительное их нежелание переходить от слов к делу. Нескончаемая болтология вместо конкретных действий, хотя их чуть ли не упрашивали на коленях продемонстрировать жесткость и решительность.
[1] [2] [3] [4]