Натанович. Дневники 1941-1946 годов (30)

Девушки в гражданском выглянули в окошко. Я посмотрел - они исчезли. Стал подходить ближе - они вышли на улицу, важно пересекли ее и скрылись в дверях парадного подъезда большого трехэтажного здания. Я остановился. Милые лица и гражданские платьица привлекли мое внимание. Неужели немки? - подумал я, - ведь еще ни разу не встречались мне красивые "фрейлин".

Девушки вдруг выскочили на крыльцо, улыбающиеся, и опять скрылись. Я кинулся к зданию, но было уже поздно. Когда я поднялся на первые ступеньки лестницы - на третьем этаже хлопнула дверь. Так неожиданно оборвалось в самом начале нечто заманчивое.

Позже я заходил туда. Щупал дверные ручки в темноте и открывал одну за другой двери. Но всюду встречали меня комнаты, пахнущие медикаментами, светящиеся белизной простыней и материи. Людей нигде не было. Мне надоели эти тщетные начинания, и я вернулся в отведенное мне комендатурой помещение. Так больше я и не увидел этих двух девушек.

22.03.1945

Нет, вру! Сегодня утром, когда я собирался уезжать из города, в окнах здания увидел несколько заинтересованных женских мордашек, улыбающихся мне навстречу из операционной госпиталя (на 1 этаже). Я пошел прямо к окну, чувствуя на себе настороженные девичьи взгляды.

- Это не вы вчера выглядывали из-за дверей здания?

- Да, мы.

Я рассказал, как их искал потом в доме. Мимо прошла пожилая женщина-майор и улыбнулась во весь рот нам, молодым.

Я распростился с девушками, и когда отошел - помахал им рукой. Они радостно замахали ручками, и одна даже воздушным поцелуем ознаменовала наше прощание.

Я покидал город довольный и гордый своей молодостью. Да, судьба не обидела меня, наделив внешностью и умом. Но характер мой портит впечатления первого взгляда и отвращает от меня окружающих. Вот почему мне так нелегко живется на свете, вот почему я нередко бываю обижен своими товарищами зря и несправедливо.

23.03.1945

Сегодня был строевой смотр. Комдив приезжал и проходил через весь полк, тщательно осматривая каждого от рядового до офицера. Он маленький, плотный, черный, сердитый. Ругается отвратительно. Прямо перед строем крепко матюгнул начальника связи полка - капитана, и пригрозил понизить в должности до командира взвода. Меня миновал, хотя я был без шинели и без звездочки на гимнастерке, нашил две лишних пуговички, и вообще, отличался от других лиц.

После смотра, который вместе с тренировками (подготовкой к нему) занял почти целый день, командир роты устроил комсомольское собрание. Лысенко попросил меня составить резолюцию. Я составил, и Рысев решил весь свой доклад строить по ней.

На комсомольском собрании присутствовал и я, выступил в прениях, сказал на ветер, но сильно, и даже Сивопляс (ординарец Рысева) назвал мое выступление докладом. Но я поправил его - он, конечно, ошибался. Я говорил мало, но по сравнению с рысевским словословием, по существу и прямо в цель вот и впечатление.

После собрания поругался с Каноненко из-за погон, которые принес старшина, и которые они с Шитиковым перебрали, оставив мне самые негодные. Я открыто сказал им об этом, но Каноненко вспылил, обозвал меня, и бросил на пол свои погоны. Теперь я не разговариваю с ним, хотя он заискивает передо мной и ищет примирения.

Сейчас офицерня играет в карты. Здесь Мусаев. Он говорит, что его бойцы возмущены тем, что я не награжден за 12 число, где они видели меня в бою.

24.03.1945

На лекции представитель корпуса "Решения Крымской конференции". Он говорит неплохо, но слишком напряженно и по-газетному. Нового ничего не сообщает и лекция не интересна.

28.03.1945

Только что с концерта армейских артистов, с которыми, кстати, сейчас обедаю в столовой АХЧ. Нахожусь при дивизии и до сих пор не пойму причины моего здесь нахождения.

В полку говорили, что направляюсь на сборы. В батальоне и вовсе ничего не сказали, только торопили собираться, и я, чуть ли не очертя голову, бросился сюда. Здесь младшие лейтенанты, только что с курсов. Молодые, здоровые, в новом обмундировании.

29.03.1945

Бервальде.

На квартире у сотрудника редакции, капитана. Здесь майор из армии, тоже представитель прессы, и, по-видимому, видный, раз даже начальник политотдела внимает каждому его слову. Фамилия майора Шухмиц.

Я откровенно рассказал ему о своей жизни, даже о весьма интимной и щекотливой стороне ее - девушках. Он и капитан выслушали внимательно, участливо, и даже посоветовали мне много полезного, - а они, несомненно, опытнее меня.

Майор Шухмиц рассказал и о своей жизни, о любви и любовнице, о жене своей и о писателях. Я слушал с интересом, но отвлекала внимание мое нестерпимая боль по всему телу - опять, бесы, грызут!

Капитан предложил мне спать у него. Глубокая ночь, часовые задерживают - опасно. Я согласился и сейчас дописываю свой день - спать!

01.04.1945

Последнее заседание суда по делу бандитов из шайки, возглавляемой лейтенантом Абдурахмановым. Раньше людей было не так много, но теперь, в ожидании приговора, зал переполнен.

Судят 23 человека. За исключением двоих, они все принимали участие в ограблениях и нападении на отдельные предприятия и воинские части. Партийная прослойка банды внушительна, грамотность бандитов тоже приличная, но, тем не менее, они пытались объяснить свои действия тем, что сошли с дороги правильной случайно, и некому было повернуть их на путь истины.

04.04.1945 Ночь.

Бервальде.

Еще в начале своего посещения Бервальде, я наведался в редакцию со стихами. Капитан Шестобитов - помощник редактора, оказался очень любезен. Он, оказывается, тоже пишет. Стихи ему понравились, попросил меня переписать несколько для редакции.

На другой день, когда я к нему пришел, у него гостил видный представитель из армии журналист-майор. Капитан Шестобитов представил меня журналисту: "Вот он, тот самый автор стихов". Замечания перемешивались с похвалой и комплиментами. До глубокой ночи засиделся я в беседе и остался в редакции у Шестобитова ночевать.

Наутро, когда майор еще спал, капитан посвятил меня в свои творческие замыслы.

- Видите ли, я сейчас работаю над созданием песни нашей дивизии. Не возьметесь ли вы вместе со мной писать ее?

Я согласился. А когда майор проснулся, Шестобитов сказал ему: "Знаешь, я хочу его познакомить и приблизить к комдиву. Мы будем писать вместе песню о дивизии".

09.04.1945

Бервальде. Середина ночи.

Сюда прибыл госпиталь какой-то ?-ской армии - одни женщины. Целый день длилась суета и движение в районе нашего расквартирования - новосельцы искали перины, кровати, простыни, одеяла (увы, было очень мало постельных принадлежностей - все необходимое находится в употреблении), и находили одно старье. Несколько визитов было сделано и в наш двор, причем двоих мы таки застукали ковыряющимися у нас на чердаке.

Разговорились. Ребята сильно разгорячились и хотели их задержать подольше, познакомиться с ними - перспектива! Я и сам голоден любовью к нежным существам, но эти меня не привлекли, - они были слишком высоки и некрасивы. Однако, ради общества нашего я пригласил их в свою комнату. Они отказывались, но когда им сказали, что я пишу стихи - повиновались. Вслед за ними в комнату ворвалась вся моя шумная компания ребятишек в форме младших лейтенантов - уж больно резво и балованно ведут себя некоторые из молодых офицеров.

Моя обстановка - стол, с разбросанными на нем бумагами, шкаф с тремя отделениями, замыкающийся на ключ, доверху набитый сумками, бумагами и прочим барахлом; два зеркала, одно из них во весь рост. Кругом портреты, и, главным образом, женские; географические карты. На большом зеркале я подцепил голую женщину спиной к людям. На зеркало невольно приходится смотреть и на женщину красивого телосложения тоже.

- Вот кто вызывает во мне вдохновение, - сказал я, зарекомендованный ребятами, как пишущий.
[1] [2] [3] [4]