Идальго де Сиснерос меняет курс

Какими-нибудь десятью годами раньше подобный ход перелета выглядел бы совершенно нормально. Достаточно вспомнить хотя бы известный перелет Петербург — Москва в 1911 году, в котором из девяти стартовавших самолетов долетел до пункта назначения лишь один, пилотируемый летчиком А. А. Васильевым. Но то было в одиннадцатом году! А в двадцатых годах, когда уже осталась позади первая мировая война, авиационная техника сильно продвинулась вперед и во многих странах появились даже пассажирские воздушные линии, рассказанная Сиснеросом история могла свидетельствовать лишь об одном — о значительной отсталости испанской авиации. Нелегко было работать в ней! Для этого требовались и мастерство, и большая любовь к своему делу. У Сиснероса было в избытке и то и другое. Характерная деталь: вернувшись после установления в Испании республиканского строя из эмиграции, Сиснерос — герой восстания на аэродроме «Куатро виентос» — на вопрос своего товарища по восстанию, ставшего теперь командующим авиации, какое назначение он хотел бы получить, не претендует ни на какие высокие должности и, не задумываясь, просится на свою прежнюю работу — инструктором в летную школу. И на следующий день он уже был на «скромном, но милом аэродроме в Алькала, чувствуя себя необычайно счастливым оттого, что снова может летать».

Даже став — уже во время гражданской войны — командующим республиканской авиацией, Сиснерос продолжал летать сам. «Тот период вспоминается мне как кошмарный сон, — пишет он. — Я по-прежнему большую часть своего времени проводил в воздухе, но теперь после боевых вылетов, вместо того чтобы немного отдохнуть и поспать, должен был идти к министру и обсуждать с ним текущие дела». Перестать летать в этот момент он не хотел, кроме всего прочего, еще и потому, что тогда «не имел бы морального права требовать от летчиков выполнения опаснейших заданий». Это уже не только профессиональное! Это — этическое.

Советские авторы, очевидцы и участники испанских событий, за исключением разве что одного Михаила Кольцова, писали о внутренних сложностях и противоречиях республиканского лагеря с понятной сдержанностью. Сиснерос может позволить себе, оценивая положение «изнутри», говорить более откровенно. Он многое проясняет нам в причинах, способствовавших неблагоприятному для республиканцев ходу событий. Так, например, он считает, что действия правительственных вооруженных сил, и в частности авиации, «в течение первых недель определялись ошибочным представлением о характере и масштабах начавшейся в стране гражданской войны. Мы были убеждены, что, прилагая максимальное усилие, сможем подавить восстание в течение нескольких дней или, самое большее, недель. Поэтому действовали так, как если бы каждый день борьбы был последним. В результате — огромные потери в людях и технике».

И все-таки главная, основная причина победы мятежников заключалась не в тактических или организационных промахах республиканского командования (хотя и они сыграли немалую отрицательную роль), а в откровенной интервенции, предпринятой фашистскими государствами Европы — Германией и Италией. Сиснерос выражает твердую уверенность в том, что мятеж Франко, вне всякого сомнения, был бы быстро подавлен, «если бы... республиканцев оставили один на один с мятежниками».

Но их не оставили один на один.

«Положение нашей авиации с каждым днем становилось все более трагическим, — продолжает свой рассказ Сиснерос. — Постоянно участвуя в боях против численно превосходящего нас противника, мы несли большие потери... Настал день, когда я отдал приказ: «Поднять в воздух истребитель!» — мы располагали лишь одним самолетом»... А в это время Италия и Германия посылали на помощь мятежникам одну эскадрилью за другой.

Достаточно взглянуть на карту Европы, чтобы, не говоря о многих других причинах, понять, насколько трудно было Советскому Союзу оказывать реальную поддержку республиканцам. Но тем не менее — сейчас это уже давно не составляет секрета — такая поддержка была оказана, и оказана в весьма широких масштабах.

Сиснерос был очевидцем (и очевидцем весьма квалифицированным!) первого боя советских летчиков на советских истребителях над Мадридом. Не могу не привести здесь его краткий, но чрезвычайно эмоциональный рассказ об этом событии.

«6 ноября утром появились немецкие бомбардировщики «Юнкерс» в сопровождении итальянских истребителей «Фиат». Они, как обычно, рассредоточились, приготовившись безнаказанно бомбить и обстреливать боевые позиции и город. В тот момент, когда сирены еще продолжали оповещать население о воздушной тревоге, самолеты с красными эмблемами республиканской авиации появились в небе Мадрида и бросились в атаку на фашистских воздушных разбойников.

Должен признаться, что мне до сих пор трудно передать впечатление о том незабываемом моменте. От сильного волнения мое сердце готово было разорваться.

Зрелище, увиденное в то утро мадридцами, было грандиозным и незабываемым. В небе слышался непрерывный рев моторов. Летчики почти в вертикальном пике бросались на «Юнкерсы» и не давали им сбросить смертоносный груз. Мадридцы поняли: произошло что-то новое и необычное.

Люди бросились из бомбоубежищ на улицы, не думая об опасности. Народ, в течение многих дней страдавший от страшных бомбардировок противника, от которых у него не было возможности защищаться, с невыразимым волнением наблюдал за первым воздушным боем над осажденным городом.

Мадридцы видели, как республиканские летчики сбили один за другим девять самолетов противника, остальные обратились в паническое бегство, преследуемые нашими истребителями.

Обезумевшие от радости мадридцы, со слезами на глазах, приветствовали республиканскую авиацию и Советский Союз, хотя прибытие советских самолетов держалось в глубочайшей тайне».

Так же сердечно и обстоятельно пишет Сиснерос о всех видах многообразной помощи, которую республиканская авиация получила из Советского Союза: и о налаживании производства и ремонта боевых самолетов, и о подготовке собственных испанских летно-технических кадров в советских авиационных школах, и, разумеется, о самом главном — советских летчиках, сражавшихся на советских самолетах в небе Испании.

Приходится пожалеть лишь о том, что автор мемуаров ничего не рассказал нам о деятельности людей, помощью которых ему, как командующему авиацией, приходилось пользоваться ежедневно, если не ежечасно, — о советских авиационных военачальниках, советниках республиканской авиации, таких, как Я. В. Смушкевич или Е. С. Птухин. А ведь руководить боевой деятельностью авиации в тех своеобразных условиях было, наверное, не проще, чем летать самому!..

В разгар боев за Мадрид, в самые тяжелые дни его обороны, Сиснерос вступил в Коммунистическую партию, убедившись воочию, что именно коммунисты «вносят наибольший вклад в борьбу против врагов». Неповторимы исторические обстоятельства. И невозможно, говоря о них, особенно опираться на аналогии. Но все-таки, читая это место мемуаров Сиснероса, невольно вспоминаешь тяжелые дни сорок первого года, когда уже не Испания, а наша родина находилась в смертельной опасности. И тогда тоже самые честные, порядочные, душевно чистые люди вступали в Коммунистическую партию.

В мемуарах Сиснероса много интересных и внушающих доверие своей непредвзятостью человеческих характеристик. Вот, например, что он говорит о французском писателе, впоследствии политическом деятеле правого толка Андре Мальро: «Я не могу сказать, что Мальро в то время не был прогрессивным человеком. Он приехал в Испанию с искренним желанием помочь республиканцам... Но Мальро претендовал на роль командира эскадрильи, хотя раньше никогда не видел вблизи самолета. Не играй Мальро в летчика и тем более в войну, возможно, группа французских пилотов произвела бы у нас лучшее впечатление».

Достойно сожаления, что с другим — совсем другим! — французским писателем Сиснерос встретился, если можно так выразиться, преждевременно. Встретился, когда сам еще не был готов к этому. Нет сомнения, что в более зрелые годы он извлек бы из этого знакомства неизмеримо больше моральных ценностей... Но так уж случилось, что командир испанской эскадрильи, базировавшейся на аэродроме Кабо-Хуби в Сахаре, лейтенант Сиснерос увидел представителя французской авиационной компании «Латекоэр» Антуана де Сент-Экзюпери, будучи еще совсем молодым и, как мы знаем, достаточно поверхностным человеком. И тем не менее между обоими этими людьми возникла взаимная симпатия: «Экзюпери и я быстро подружились. Мне нравилось беседовать с этим образованным, интересным человеком. Я часто приглашал его обедать с нами. Как к товарищу по службе в авиации, мы испытывали к нему уважение и симпатию. Наши взаимоотношения были сердечными, и мы во всем, в чем могли, помогали друг другу».

Конечно, Экзюпери и Сиснероса объединяли не только совместные обеды и даже не общеизвестное авиационное братство (хотя силу последнего тоже недооценивать не следует). Общее в этих людях проявилось позднее, при обстоятельствах трудных и трагических для их народов.

Вот что говорит Сиснерос о войне: «Бои никогда не доставляли мне удовольствия... Я не могу понять, как нормальным людям, если они не умалишенные и не садисты, может нравиться война. Для меня она — самое большое бедствие, какое только может испытывать человек».
[1] [2] [3]