ДЕКАБРЬ-96
[1] [2]Самый распространенный вид преступлений — угон автомашин. В 1996 году их было угнано 36 809. Тут все отлажено. Переправляют на территории, а там не найдешь.
По числу убийств Израиль на предпоследнем месте в мире.
Больше всего людей гибнет на дорогах. С мая 1948 по июль 1996 года в результате дорожно-транспортных происшествий погибли около 19 тысяч человек. Почти столько же, сколько во всех войнах, которые вел Израиль. По числу погибших на дорогах в расчете на 100 тысяч машин (45 человек) Израиль занимает 1 место в мире в списке «автомобилизированных» стран (в США — 20, на последнем месте Норвегия — 15). Хотя по количеству автомашин на 1000 человек (268) Израиль заметно уступает Америке (765).
По числу самоубийств на 100 тысяч населения Израиль занимает 41 место в мире (Россия — 5-е, США — 31-е).
Много всяких других болячек. Но большинство израильтян, вот тут уместно сказать — «подавляющее большинство», довольны своей жизнью. Несмотря на плохое качество воды. Несмотря на то, что жарко. Несмотря на «пятна социализма». Несмотря на террор. Они — в своей стране, которую они любят. И хотя, если верить институту Геллапа, по показателю «оптимистичности» (предощущение жителями международных конфликтов) Израиль соскользнул с 3 места в 1995 году на 41-е в 1996-ом, эта пессимистическая оптимистичность как-то незаметна в русле повседневной жизни и повседневных настроений. Поэтому израильтяне и живут так долго: по продолжительности жизни (75 лет для мужчин в 1993 году) Израиль на одном из первых мест в мире.
Раздел политического отчета, повествующий о российско-израильских отношениях, мы озаглавили: «ни шатко, ни валко». Делался вывод, что в конце каденции правительства Аводы динамика наших взаимоотношений становилась все более вялой, накапливался негатив, нарастало ощущение застоя, топтания на месте. Нетаньяху заявил о намерении улучшить отношения с Москвой. Но пока заявления о намерениях еще не трансформировались в конкретные дела.
Из МИДа пришло вежливое порицание. Посольство упрекали в том, что оно «излишне пессимистично» оценивает состояние и перспективы российско-израильских связей. Я не стал спорить.
Выставка картин Эдуарда Хорошего. Социалистический реализм в хорошем смысле этого слова…
На вернисаже запомнился Михаил Гробман в больших сапогах и с большой собакой, которую звали Тимур. Пока публика смотрела картины, Тимур поедал скудную закуску, лежавшую на презентационных столах.
С Гробманом и его женой Ирой (вполне самостоятельная суверенная личность, выпускающая интересный журнал «Зеркало») мы дружили, как говорится, «домами». В их доме, битком набитом картинами, книгами и часто — интересными людьми, можно было забыть о «российско-израильских отношениях». Миша — из московского «второго авангарда»… Его полотно «Генералиссимус» (1964, Сталин изображен) явилась, по утверждению знатоков, предтечей соцарта и русского концептуализма.
В Израиле с 1971 года. Вокруг Гробмана, который не стеснял себя в суждениях о коллегах, кипели страсти.
«И снова Гробман, господа, — восклицал Савелий Кашницкий по поводу эссе Гробмана «Цветочки в баночке» (это он так о художниках-репатриантах. — А.Б.). — Тот самый поэт — художник — критик — публицист, да никак не через запятую, а все разом. Неистовый Микеланджело нашей эмигрантской Тосканы. Увы, лишенный первополосной удали. Но столь же непреклонный к коллегам-провинциалам, заброшенным «колбасной ностальгией» из Москвы, Петербурга, Риги и прочих задворков Европы на наш левантийский Монмартр. Стесненный в газетных дунамах, но по-прежнему грозный судия и наставник алии. Жив, жив, курилка».
Да, курилка был жив. Эпатировал публику. Много работал. Надоедал сам себе и становился другим. «Когда я смотрю на свои старые работы, — признавался Гробман в одном из интервью, — мне кажется, что это уже прожитая жизнь, которая имеет отношение только к тем временам, идеям, событиям. Я ощущаю себя как бы стоящим перед огромным неизвестным пространством — то ли это джунгли, то ли Северный полюс и не известно, что меня в процессе освоения этого нового пространства ждет. Во всяком случае, я знаю, что тот путь, который я прошел, никак не поможет мне в последующих пространствах. И всякий раз я психологически становлюсь начинающим, двадцатилетним художником, и этот возраст бесконечно повторяется».
Однажды Михаил довел меня до изнеможения чтением своих стихов. Я отомстил: