Глава 15 (2)

“О, дьявол, – подумал Алекс. – Что мне сказать? Мой брат? Мой брат, сотрудник КГБ, который хотел навредить мне тем, что подставил мою старую тетку?”

Он молча пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Он был уже в дверях, когда телефон на столе Нейва зазвонил. Агент снял трубку.

– Нейв слушает.

Ему что-то сказали, и он повернулся к Алексу, злобно сверкая глазами.

– Это тебя. Звонил Гримальди.

– Я знал, что найду тебя здесь, – сказал он. – Только что пришло срочное сообщение из Москвы. Александр Колодный застрелился сегодня у памятника Дзержинскому. Сотни людей видели это, и твоему брату не удастся замолчать это. Как ты знаешь, Колодный был Героем Советского Союза.

Алекс тихо опустил трубку на аппарат и уставился в темное окно. Замысел Дмитрия рухнул. Несомненно, это он заставил Колодного разыграть перед Ниной свой позорный фарс. Старик не выдержал мук совести, сломался и покончил жизнь самоубийством.

“Поделом тебе, Дмитрий”, – подумал он. Смерть Колодного доказывала, что Нину нарочно подставили. Туг ему пришло в голову, что ему придется сообщить Нине страшную новость. “Как я ей скажу? – ужаснулся Алекс. – Она не выдержит этого удара!”

Когда он приехал в тюрьму, Нины там уже не было. Ночью ее отвезли в госпиталь. Надзирательница сообщила Алексу, что ее хватил удар.

Алекс обнаружил Нину в Беллевю. Она лежала на своей койке совершенно неподвижно – маленькая, страшно изможденная женщина с разметавшимися по подушке седыми волосами. Она была похожа на саму смерть. В ее облике было некое странное спокойствие, словно она тихо и терпеливо ждала, когда пробьет ее час, без боли и сожаления прощаясь с миром живых. Алекса она не узнала. Врачи объяснили, что в этом повинно обширное кровоизлияние в мозг.

Через две недели после того, как с Ниной случился удар, на ее бруклинский адрес пришло письмо. Опущено оно было в Вене. Старый конверт был надписан крупными печатными буквами, и Алекс распечатал его. Письмо было на русском языке, и написал его Саша Колодный.

* * *

Моя дорогая, любимая Ниночка!

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет на свете. Я не в силах жить после того, что я с тобой сделал. Да и что толку мне оставаться в живых? Когда ты была здесь, со мной, я пережил самые счастливые моменты в своей жизни. Такого счастья мне уже не испытать, даже если я проживу до ста лет.

Помнишь, перед твоим отъездом я сказал тебе, чтобы ты всегда помнила: что бы ни случилось, я люблю тебя. Это правда, но это не вся правда. Меня шантажировали, шантажировали классическим старым способом, который, вынужден признаться, я и сам использовал множество раз. Мне сказали, что если я не исполню своей роли в коварном замысле, целью которого было очернить тебя, я никогда больше не увижу своих внуков и своих дочерей. Я старый человек, любовь моя. Катя, Нина и их дети – это все, что было у меня в жизни. Я не мог допустить, чтобы они пострадали из-за меня. У меня не было другого выхода.

Я лгал тебе. Лгал о британских издателях и журналистах, якобы пригласивших нас с тобой в Лондон, но я не обманывал тебя, когда говорил о моей огромной любви к тебе. Ниночка, любимая моя, еще в юности мы оба допустили страшную ошибку, выбрав себе эту новую религию и расставшись, после того, как она от нас этого потребовала. Нам нужно было вместе уехать в Палестину и строить там новую жизнь для нас двоих. К сожалению, прошлого не изменишь, и мы оба страшной ценой заплатили за нашу глупость. Я умираю печальным и разочаровавшимся человеком, утратившим все иллюзии. Надеюсь, что это мое последнее письмо хоть немного утешит тебя, потому что мне нечего сказать тебе, кроме одного: ты была единственной женщиной, которую я любил...

* * *

Последняя строчка, написанная дрожащим, изломанным почерком, выдавала ужасные мучения Саши Колодного. “Я не предал тебя”, – писал он.

Алекс помчался в госпиталь и ворвался в палату Нины. Он молился, чтобы смысл этого письма сумел пробиться сквозь глухую стену непонимания и тишины, которую воздвиг вокруг Нины ее пораженный мозг. Склонившись над ее кроватью, он несколько раз громко прочел письмо, нежно гладя Нину по волосам, но она все так же пристально смотрела в пространство перед собой, ничего не видя и не слыша, мертвая душа в умирающем теле. Через два дня она умерла, так и не приходя в сознание.
[1] [2] [3] [4]