Глава четвертая. Открытие

Морщины на лице у Шекта разгладились, точнее, сменились другими, более благодушными. Он от души рассмеялся.

– Вы произносите слова просителя все тем же тоном имперского дипломата. Вы плохой актер, прокуратор.

– Тогда станьте, не в пример мне, хорошим лектором и расскажите мне о вашем синапсаторе.

Шект опешил и снова помрачнел.

– Значит, вы слышали о моем приборе? Так вы еще и физик, а не только администратор?

– Мне полагается знать все. Нет, правда, Шект, я действительно хочу знать.

Физик заглянул в лицо прокуратору, помедлил, задумчиво ущипнул губу.

– Не знаю, с чего начать.

– О Боже, если вы обдумываете, как объяснить это математически, то я облегчу вам задачу. Математику оставьте в стороне. Я ничего не смыслю в ваших функциях, тензорах и прочем.

– Ну что ж, если излагать популярно, то прибор предназначен для увеличения способности человека к восприятию.

– Человека? Вот как! И он работает?

– Хотел бы я сам это знать. Нам предстоит еще много потрудиться. Я посвящу вас в суть дела, прокуратор, а там судите сами. Нервная система человека, и животных тоже, создана из нейропротеиновой ткани, а эта ткань состоит из огромных молекул, электрическое равновесие которых очень неустойчиво. Малейший стимул нарушает равновесие молекулы, она восстанавливает его, толкая другую, и так далее, пока импульс не дойдет до мозга. Сам же мозг представляет собой огромное скопище таких же молекул, соединенных между собой всеми возможными способами. Поскольку количество нейропротеинов мозга достигает примерно десяти в двадцатой степени – это единица с двадцатью нулями, – то количество возможных комбинаций достигает факториала десятой – двадцатой степени. Это такое огромное число, что если бы все электроны и протоны во Вселенной сами стали бы вселенными, и все электроны и протоны в этих новых вселенных снова стали бы вселенными, то и тогда число электронов и протонов во всех этих вселенных не сравнилось бы с числом комбинаций молекул мозга. Вам пока все понятно?

– Ни слова, благодарение небу. Если бы я пытался следить за вашей мыслью, то уже залаял бы от такого напряжения ума.

– Ну, если короче, то нервным импульсом мы называем последовательное нарушение электронного равновесия, которое по нервам проникает в мозг, а из мозга опять поступает в нервы. Это понятно?

– Да.

– Ну так вы просто гений. Итак, в пределах одной нервной клетки импульс идет быстро, поскольку нейропротеины связаны между собой. Но напряженность нервных клеток ограниченна, а между двумя клетками существует тончайшая перегородка, созданная не из нейроткани. Другими словами, две смежные клетки не связаны между собой.

– Ага, – сказал Энниус, – значит, нервный импульс должен перескочить через барьер.

– Совершенно верно! Перегородка ослабляет импульс и замедляет его прохождение согласно квадрату ширины импульса. Это относится и к мозгу. Но представьте, что будет, если понизить диэлектрическую константу такой перегородки.

– Какую такую константу?

– Прочность изоляции перегородки. Вот и все. Если ее понизить, импульсу будет легче проскочить. Человек будет быстрее думать и быстрее усваивать.

– Тогда вернусь к своему первому вопросу. Прибор работает?

– Я испытывал его на животных.

– И каков результат?

– Большинство из них быстро умирало от денатурации мозгового протеина, другими словами, происходила коагуляция, все равно что сварить яйцо вкрутую.

– Есть какая-то невыразимая жестокость в хладнокровии ученых, Ну а те, что остались живы?

– Определенно сказать нельзя, они ведь не люди. Показатели как будто благоприятные, но мне нужен человек. Видите ли, все зависит от естественных электронных свойств отдельного мозга. Каждый мозг вырабатывает микротоки определенного типа. Точных дубликатов не бывает. Все равно что отпечатки пальцев или узор кровеносных сосудов на сетчатке глаза. Только свойства мозга еще более индивидуальны. При эксперименте нужно будет принять это во внимание, и тогда, если я прав, денатурации не произойдет. Но для эксперимента нужны люди. Я приглашал добровольцев, но… – Шект развел руками.

– Не могу их упрекать, старина. Нет, серьезно – если прибор будет усовершенствован, что вы собираетесь с ним делать?

– Не моя забота, – пожал плечами Шект. – Это решит Большой Совет.

– А вы не хотите передать свое изобретение Империи?

– Я? Я не возражаю. Но только Большой Совет обладает правомочностью…

– Да к черту ваш Большой Совет. Я с ними уже имел дело. А вы согласитесь побеседовать с ними, когда будет нужно?

– Но какой вес может иметь мое мнение?

– Можете сказать им, что, если Земля разработает полностью безопасный для человека синапсатор и передаст его Галактике, возможно снятие некоторых ограничений, касающихся эмиграции на другие планеты.

– Неужели? – саркастически спросил Шект. – Не побоитесь эпидемий, выродков и нелюдей?

– Возможно массовое переселение на другую планету, – спокойно сказал Энниус. – Подумайте над этим.

В это время дверь открылась, и в кабинет влетела молодая девушка. В затхлой комнате сразу повеяло весной. При виде незнакомца девушка покраснела и попятилась.

– Входи, Пола, – торопливо сказал Шект. – Милорд, вы, кажется, не знакомы с моей дочерью. Пола, это лорд Энниус, прокуратор Земли.

Прокуратор уже встал с непринужденной галантностью, предотвратив судорожную попытку Полы сделать реверанс.

– Дорогая госпожа Пола, никогда бы не поверил, что Земля способна взрастить такой прекрасный цветок. Впрочем, вы могли бы стать украшением любого известного мне мира.

Энниус взял руку Полы, которую она быстро и немного неуклюже протянула ему в ответ, и как будто собрался поцеловать ее по галантному обычаю старины. Но если он и намеревался это сделать, то раздумал и, приподняв руку, отпустил ее – может быть, чуть скорее, чем следовало.

Меня потрясает, милорд, ваша любезность по отношению к простой землянке, – чуть нахмурившись, сказала Пола. – Как это смело и великодушно с вашей стороны – так рисковать инфекцией.

– Моя дочь, прокуратор, заканчивает курс в Чикском университете, – откашлявшись, вмешался Шект, – а необходимую практику проходит у меня, работая здесь лаборантом два раза в неделю. Она способная девочка, возможно, во мне говорит отцовская гордость, но когда-нибудь она, чего доброго, займет мое место.

– Отец, – мягко прервала его Пола, – у меня для тебя важная новость. – И замялась.

– Мне уйти? – спокойно спросил Энниус.

– Нет-нет. Что такое, Пола?

– Отец, там пришел доброволец.

– На синапсирование? – выпучил глаза Шект.

– Говорит, что да.

– Вот видите, – сказал Энниус, – я принес вам удачу.

– Похоже на то. Скажи ему, Пола, пусть подождет. Отведи его в комнату С, я скоро приду туда. Вы извините меня, прокуратор? – спросил Шект, когда Пола ушла.

– Разумеется. Сколько времени будет продолжаться операция?

– Боюсь, что затянется на несколько часов. Хотите присутствовать?

– Нет, дорогой Шект, уж очень это мерзкое зрелище. Я пробуду до завтра в Доме правительства. Вы сообщите мне результат?

– Да, конечно, – с заметным облегчением сказал Шект.

– Хорошо. И подумайте о том, что я вам сказал насчет синапсатора. Перед вами открывается широкий путь.

И Энниус ушел, чувствуя себя еще хуже, чем до прихода сюда. Знания его увеличились ненамного, зато опасения порядком возросли.
[1] [2]