С о д е р ж а н и е

Ефимович. Испанский дневник (Том 2) (2)

[1] [2] [3] [4]

Наше контрнаступление было задумано правильно, но выполнено рыхло, медлительно, со скрипом. Части собирались с большим опозданием, теряя самое золотое время - время начала сражения, - и этим потеряли внезапность, первое сокровище, которым обладает правильно нападающий.

В самом сражении две раздельно действующие группы войск не имели настоящей связи между собой, не имели общего хозяина. Не было связи, контакта, понимания, единогласия. Эта двойственность восходит к двойному командованию - командованию мадридскому и командованию Центрального фронта. Офицеры обоих штабов переписываются, спорят между собой, никак не могут поделить войска. На их разногласиях спекулируют авантюристы и предатели. Когда, наконец, кончится это безобразие?!

16 января

Газетный заговор молчания вокруг подполковника Рохо наконец нарушен. О нем пишут, его упоминают на втором месте, перечисляя руководителей и героев обороны Мадрида. Я не могу не радоваться, что поспособствовал этому, первым рассказав о Рохо в печати. Газета "Эль социалиста" говорит в передовой: "Понадобилось, чтобы русский журналист Мигель Кольцов открыл нам личность Висенте Рохо и этим помешал нашей скверной традиции - пренебрегать и не замечать наших людей. Иностранец открывает их перед нами, заставляя восклицать: "А ведь верно, мы не отдавали себе в этом отчета!" С пресловутых времен так называемой "европеизации" мы не замечаем наших национальных и культурных ценностей, не замечаем талантливых испанцев в наших же собственных рядах. Мы благодарны Мигелю Кольцову за открытие, которое он сделал, за показ человека, который в тишине своей скромной комнаты отдает все силы спасению Мадрида. А ведь скольких еще людей мы не замечаем в штабах и в траншеях! Случай с Висенте Рохо далеко не единичен. Борьба выдвинула множество новых, ярких фигур, которые мы ухитряемся не замечать. В этом сказываются пережитки наших старых обычаев - вечно повторять одни и те же имена, с трудом заставляя себя находить и привыкать к именам новым. Пусть это служит нам уроком и предостережением, столь важным в условиях нынешней борьбы".

18 января

На углу висят четыре доски с названиями улиц.

Инженер освещает вывески карманным фонариком. Это в самом деле мадридский перекресток. Но мы стоим не на нем, а под ним - в узком овальном сечении, водостоке на девять метров ниже поверхности земли. Высокому инженеру приходится сгибаться в три погибели, а мне с моим ростом надо только задумчиво наклонять голову. Так мы идем довольно долго.

У Мадрида отличное коммунальное хозяйство, превосходные водопровод и канализация. Все коллекторы, галереи, краны, бассейны в полном порядке. Сейчас и эта система подъемных труб и каналов втянута в военные действия. Втянута как наступательное средство республиканцев. А ведь чуть не случилось наоборот. В первые дни фашистского штурма Мадрида мятежники захватили окончания водоканализационной сети и стали было пробираться по ней. Тогда, в ноябре, им не стоило бы большого труда высадить в центре города целый "подземный десант", который мог бы сыграть если не решающую, то весьма драматическую роль в мадридской эпопее. Но Франко был тогда полон уверенности в себе, ему казалось более простым и легким взять столицу просто лобовой атакой, через Университетский городок.

Защитники Мадрида быстро заметили опасность, которая им угрожает из-под земли. Они частью уничтожили ручными гранатами подземные фашистские отряды, частью похоронили их заживо несколькими взрывами. Все подсобное хозяйство было проконтролировано, взято под постоянную охрану и минировано. Почти через каждые тридцать шагов мы останавливаемся, инженер вглядывается в пометки на плане, и мы с огромными предосторожностями минуем незаметные провода электроминной ловушки. Теперь фашистам не подступиться. Республиканцы взяли инициативу подземной борьбы в свои руки.

Гладкий и цементированный водосток кончается. Дальше мы движемся уже ползком, по свежевырытому во влажной земле низкому ходу. Инженер тушит свой фонарик: заблудиться здесь невозможно. Наверху, над нами, кончилась последняя баррикада обороны Мадрида, мы ползем под зоной "ничьей земли", которую обстреливают из пулеметов и гранатометов обе воюющие стороны. Ширина зоны - около ста метров.

Передвижение длится долго и начинает казаться бесконечным. По моим расчетам и по усталости в коленках, мы уже доползли до Севильи. Вдруг впереди появляется бледное пятно, оно начинает все яснеть и постепенно - не верится глазам - превращается в блик дневного света. Может быть, это уже старина Кейпо де Льяпо раскрывает нам впереди свои объятия?

Инженер оборачивается и шепотом спокойно объясняет:

- Тут у нас отдушина. Для проникновения чистого воздуха в штольню.

- Как отдушина?! Ведь это перед самыми линиями мятежников!

- Нет, не перед. Мы уже под фашистской зоной. Что поделаешь, дышать надо чем-нибудь...

- Но ведь сверху могут увидеть! Да и вообще, как вы ухитрились выбраться наверх? Это чистое безумие!

Инженер с этим не совсем согласен:

- Дырку мы высверлили ночью, во время дождя. Вряд ли она очень заметна сверху. А если и заметна, то все равно мостовая изрыта всякими дырками, воронками от снарядов, - днем они не станут изучать каждое отверстие в земле. Пусть только попробуют высунуться - мы их так угостим пулеметами!

В ответе - характерная для многих здесь военная психология: удобство важнее безопасности. Лучше рисковать жизнью, чем терпеть духоту. Лучше круглые сутки ждать гибели, чем повозиться несколько часов и провести кишку со свежим воздухом.

Ползем дальше. Теперь мы уже глубоко в фашистском расположении. Еще несколько десятков метров под землей - и мы у здания, которое должно быть взорвано. Но напряженный слух улавливает впереди человеческий голос. Теперь встревожился уже инженер:

- Стойте! Это не могут быть наши. Работа в этом ходу сегодня закончена, все люди наверху.

Затаив дыхание, мы опять долго вслушиваемся. Слышен только один голос. С кем он разговаривает? Нет, видимо, поет. Инженер вынимает револьвер.

- Попробуем подойти к нему поближе. Надо разобраться, что произошло.

Ползем дальше.

- Что он поет? По-моему, "Кукарачу".

- По-моему, тоже.

Вздох облегчения. "Кукарача" категорически запрещена в фашистской армии, Франко считает эту песню революционной. Может быть, это все-таки кто-нибудь из республиканцев? Но почему он поет? Сошел с ума? И это бывает. В самом деле, за поворотом при ярком свете шахтерской электролампы возится человек.

- Педро! Ты здесь? Ведь я приказал всем наверх.

- Да, команданте, но я решил еще раз спуститься сюда, чтобы подровнять минную камеру. Она тесновата для заряда.

Педро - старый забойщик из рудников Рио-Тинто. Лицо его блестит от пота, измазано землей, седые космы выбиваются из-под берета.

- Почему же ты распеваешь? Если тебе не дорога жизнь, пожалей хоть мину.

- Разве я пел? Я сам не заметил. Я когда работаю, то по привычке распеваю. Конечно, это глупо. Звук расходится в земле очень далеко. Но я забыл, что не у себя в шахте. Хотите послушать фашистов?
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.