Письма (5)
[1] [2] [3] [4]На следующий день после встречи с твоей «посланкой» я пришел к Тимошке и вижу, что учебники у него раскрыты и тетрадки тоже, но он в них не смотрит. А лицо грустное-грустное.
Он на меня так пристально взглянул и вдруг спрашивает:
— А может быть, вы меня обманываете?
— Как это обманываем, Тимофей! В чем?
— Может быть, Оля вовсе никуда не уехала? Может быть, она просто не хочет больше дружить со мной, а сама преспокойно сидит дома?
— Ну, ты, Тимофей, просто того… перезанимался немного. Я сам был бы рад, если бы она никуда не уехала. И другие ребята были бы рады. Но она уехала…
— А как же она тогда свой подарок передаст? И где Белка ее видела? Может быть, она все-таки никуда не уезжала, а? Ну, скажи мне, Коля! Очень прошу тебя!
И смотрит на меня так внимательно. И отворачивается, чтобы согнутым указательным пальцем под очки слазить, словно у него глаза чешутся.
Я стал утешать его:
— Не расстраивайся, Тимофей! Насчет «посланки» я тебе точно сказать не могу. Но Оля уехала… Это я точно знаю.
— Нет, не верю, не верю.
— Ну ладно! — не выдержал я. — Идем тогда прямо к ней домой. Вернее сказать, туда, где раньше был ее дом. И там все проверим. Ты знаешь, где Оля жила?
— Нет, не знаю. А то бы я уже давно проверил! Она сама всегда ко мне приходила. И в школе у меня часто бывала. Мне ребята наши даже завидовали…
— А вот я знаю, где она жила. В моем подъезде. На первом этаже, как и вы с Феликсом… Идем туда!
Мы пошли.
В вестибюле нашего дома я подвел Тимошку к списку жильцов и сказал:
— Во-он, смотри! В самом верху написано: «Воронец Н. К.» Видишь? «Н. К.» — это как раз Олин папа. Запомнил номер квартиры? Ну, вот и идем. Проверим. Сейчас убедишься!
Мы подошли к твоей бывшей квартире, я совсем забыл, что Белка предупреждала меня нажимать на кнопку два раза, если я хочу, чтобы Еремкины открыли. Я нажал один раз, а они все равно открыли дверь. Точнее сказать, он сам открыл — Еремкин. На один звонок! Представляешь себе? На один!
Но сейчас ты еще больше удивишься: Еремкин мне обрадовался, будто давно уже ждал меня в гости.
— Навестить нас решил? Очень приятно. Да вас двое? Заходите, пожалуйста!
Мы зашли… И вот тут ты, Оля, так удивишься, что даже не поверишь мне! На диване у Еремкиных я увидел двойняшек Анны Ильиничны, которые уже не баюкали шепотом своих кукол, а прямо ногами, в ботиночках, прыгали по дивану. И Еремкиным это, представь себе, очень нравилось!
— В них столько энергии! Столько энергии! — восклицали они.
Я подумал, что, если в двойняшках и дальше будет столько энергии, Еремкиным скоро придется покупать новый диван.
Я так был поражен всем этим, что забыл даже, для чего пришел. Но Еремкина сама мне напомнила.
— Детям простор нужен, — сказала она. — Да ты сам знаешь, раз у тебя младший братишка есть, — и указала на Тимофея.
Еремкины стали хвастаться, что девочки знают наизусть очень много стихотворений. Двойняшки стали читать сразу в два голоса, а Еремкины шевелили губами, беззвучно повторяя те же самые строчки, словно боялись, что девочки забудут, запнутся. Но они не запинались. И я вспомнил, что так же вот беззвучно, очень волнуясь, мама подсказывала мне стихи, когда я однажды выступал на утреннике у нее в детском саду. Потом уже я никогда больше на утренниках не выступал…
Двойняшки еще и пели разные песенки тоже. А Еремкины на всякий случай беззвучно им подпевали.
Только уходя, уже в дверях, я подмигнул Тимошке и громко сказал:
— А Оля, значит, уехала?
— Да, уехала! — ответил Еремкин. — И такую нам, знаете, приятную замену вместо себя оставила…
Я поскорее простился, потому что боялся, как бы Тимошка не спросил, куда именно уехала Оля.
На следующий день, в школе, я заговорил с Анной Ильиничной о Еремкиных. И она мне сказала:
— Сама даже не заметила, как это случилось: полюбили они моих девочек. А что ж, дети могут любому сердце смягчить.
Это она верно сказала: я чувствую, как Тимошка тоже немного меня смягчает. Но не в этом дело…
С Анной Ильиничной-то я уже на другой день говорил. А сразу после этого, как мы ушли от Еремкиных, случились еще очень важные события. Я о них в следующем письме расскажу.
Коля
Коля пишет Оле
Здравствуй, Оля!
Я должен рассказать тебе, что еще случилось, когда мы вышли от Еремкиных.
На улице я взглянул на Тимошку, который от смущения не проронил у Еремкиных ни одного слова (и очень хорошо, что не проронил), и говорю ему:
— Что, убедился? Он печально кивнул головой. И тут нас сзади догнал противный, шепелявый голос Рудика Горлова:
— Ну как. Свистун, не скучаешь ли по Вороне? Ты ведь птиц любишь! Помню, как она тут перед тобой на коленках стояла…
— Какая ворона? — тихо спросил меня Тимошка.
Но Рудик услышал его вопрос.
— А ты, дитя неразумное, не знал Ворону? Была у нас такая, Оля Воронец… Все справедливую из себя строила! А потом каркнула, крыльями взмахнула и улетела…
Рудик собирался еще что-то сказать — наверно, про нашу с тобой переписку. Но Тимошка вдруг стянул с носа свои очки и сунул их мне:
— Подержи, Коля, одну минуточку. А то разобьются…
И я еще даже ничего не успел сообразить, как он, маленький и худенький, подошел к долговязому Рудику, приподнялся на цыпочки и влепил ему звонкую затрещину.
Рудик в драку не полез: или стыдно было отвечать Тимошке, который еле доставал ему до плеча, или меня боялся. Он стоял на месте, без толку размахивал руками и кричал:
— А ну еще попробуй! Еще хоть один разок!.. Тимошка вновь деловито приподнялся на носках и еще раз звонко стукнул Рудика. Тот продолжал вопить:
— А ну еще попробуй!..
Но Тимошка больше пробовать не стал. Он, на оглядываясь, ушел со двора. Я догнал его и пошел рядом.
Мы до самого Тимошкиного дома не разговаривали. Потому что оба были очень растерянны. И я до самого дома так и держал в руках его очки…
В Тимошкином дворе мы стали прощаться. Тимошка натянул на нос свои очки, И тут вдруг что-то камушком упало с дерева.,
Мы увидели в снегу маленький, взъерошенный комочек сероватого цвета.
— Воробушек, — сказал я. — Замерзнет…
Тимошка, словно «скорая помощь», бросился к маленькой птичке. Он бережно положил ее на ладонь, будто на носилки, осторожно прикрыл другой ладошкой. Воробушек еле дышал… Тогда Тимошка опустил его в свою меховую рукавицу. Воробушек там вполне уместился.
Я смотрел на доброго, ласкового Тимошку, и мне как-то не верилось, что это он пятнадцать минут назад зло и решительно ударил два раза Рудика Горлова. Как-то даже не верилось…
Вот и снова начнет работать птичья лечебница! Но главным врачом теперь будет Тимошка, а я — вроде бы «научным консультантом».