ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1943 г (2)
[1] [2] [3] [4]Наша авиация все время ходит к фронту целыми косяками. Чуть оживилась и немецкая. Вчера и сегодня над нами снова ходили разведчики, палили зенитки. Сегодня ночью появился один. Его поймали прожектористы: два луча. Он пытался вырваться: поймали еще два луча. Он спикировал: тогда поднялся в лоб еще один луч. Немец потерял всякую ориентировку, был ослеплен вконец и вмазал в землю. Тут увидели сноп пламени, слышали взрыв (видно, взорвался на своих бомбах) и затем ровное горение.
Сегодня прошла гроза исключительной силы.
Что-то долго нет Макаренко и Коршунова. Уехали еще позавчера в 70-ю армию, хотели вернуться вчера, а нету.
Читаю Гамсуна. Как все-таки своеобразно тяжело и утомительно он пишет. Прочел два романа „Живые силы“ и „Редактор Люнгс“. Устал!
25 июля.
Поехали с Липавским к бомбардировщикам. По дороге заехали к истребителям ПВО. Тут были гостями у сталинградца Героя Советского Союза Башкирова. Звание ему дали за 12 лично сбитых. После этого свалил еще 4. Позавтракали у него, отдохнули, выпили, я побрился.
Были в Курске. Сам город — живой, много народа, машин. Все крупные здания разрушены, снял развалины. Особенно пострадал от бомбардировок 2–4 июня район вокзала: там камня на камне не осталось. Всюду — развалины, воронки, следы осколков в каменных стенах, как оспа.
Провели тут митинг, посвященный вчерашнему выступлению т. Сталина об успешном завершении отражения немецкого наступления.
Оскар Курганов рассказывал вчера, как они приехали на КП полка в 13-ой армии. Предъявили документы. Командир полка отстранил их в сторону, засмеялся и сказал:
— Зачем? Какой же дурак еще, кроме журналистов приедет в этот ад?
Вчера получили сообщение, что на Сев. Кавказе убит при бомбежке фотокорреспондент „Комсомольской Правды“ Б. Иваницкий. На западе тяжело ранены миной несколько кинооператоров. Сколько уж их легло?
28 июля.
26 июля утром снова выехал к летчикам. Снова проезжал через Курск. Впечатление то же, тягостное. Все более или менее крупные здания истреблены. Видно, что немцы готовились очень серьезно защищать город. Повсюду окна заложены кирпичами, проделаны бойницы. Всюду — окопы: в сквере, на площадях, на улицах. Даже в стене кладбища проделаны бойницы. Говорят, в могилах дзоты.
Был у командира бомбардировочной дивизии полковника Куриленко. Долго толковали. Он — ярый поборник фотосъемки результатов (и проводит ее неукоснительно) и железного строя. Жалуется, что маловато прикрытия. Медленно, по его мнению, перестраивается подготовка кадров. До войны он был начальником авиаучилища, затем воевал на Карельском и это дело знает и чувствует хорошо.
— А тут я их могу учить не больше 2–3 недель!
Он него поехал в один из бомб. полков, которым командует подполковник Соколов — высокий, статный, несколько самодовольный шатен. Летчики у него хорошие. Много времени я толковал с капитаном Лабиным — командиром эскадрильи. Со своим штурманом Давиденко и стрелком Артамоновым он сидит на одном самолете с августа 1941 г. Случай редчайший! Ни разу не сбили, ни разу не горел. И не собирается.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — шутит он.
Его все аттестуют, как зрелого мастера. Авторитет у него огромный. Любопытно, что и он, и Давиденко до авиации были помощниками машинистов (он — железнодорожного, паровоза, Давиденко — врубовки в Донбассе). Вылетов у Лабина не так много: 82.
— Но это все групповые: по 6, 9, 18 самолетов. Это — куда труднее!
И ни разу не возвращался с бомбами или не найдя цели. Я о нем много записал (см. публикации).
Оттуда опять заехал к истребителям Башкирова. Он — замполит командира полка. Встретил меня радостно. Выспрашивал, как ему уйти с этой работы.
— Я же боевой летчик! Да вот беда — Герой, а их на политработе почти нет, вот и не отпускают. Да, боюсь, и после войны не пустят. А я авиаинженер. Мечтаю, как кончим войну, если буду живой, займусь снова расчетами. Куплю бумазеи, занавески сделаю. Что плохого?
Начал он писать записки летчика о защите Сталинграда. Стиль гладкий. Я горячо уговаривал его закончить и обещал устроить в „Знамя“
— Если поможешь — буду. Когда приедешь?
Я обещал быть либо 31 июля, либо в начале августа.
У него в полку познакомились с Героем Советского Союза старшим лейтенантом Гультяевым. Чудный паренек. Ему — 21-ый год, воюет уже два года, смелый, бесстрашный, точный, хитрый. Сбил лично 19 самолетов. Маленький, прямо ребенок. Калинин, вручая грамоту и золотую звезду, назвал его сынком, а в полку зовут „шплинтом“.
— Сейчас я вырос. Могу с большими обедать.
— Женат?
— Нет, не успел. Так, иногда.
Мы очень подружились. Поснимались. Страшно хочет в Москву. Я о нем записал изрядно.
Начальник оперативного отдела бомб. дивизии подполковник Огнев рассказал случай, который — золото для сценаристов. Летчик из 48 гвардейского полка, стоявшего в Кубинке, весной 42 г. летел на разведку. Подбили, зажгли. Его ранили в ногу. Все трое спрыгнули с парашютом. При приземлении — сломал ногу. Радист и штурман дотащили его до избы лесника и оставили: там обещали его выходить или похоронить. Радист и штурман пошли дальше, пробираться к своим. Дальнейшая судьба их неизвестна.
Немцы со старостой видели, как опускались парашюты, начали преследовать и по следам дошли до лесника. Забрали его, увезли в город (кажется, Калугу) и там, как тяжелораненого положили в госпиталь. Кажется, били. Но в то время — весьма короткое — которое он пролежал у лесника, в него успела влюбиться дочь лесника. Как говорится, с первого взгляда. Она решила спасти его. Поехала в город. В госпитале работали ее подружки. Уговорила. Его выкрали, отвезли в какую-то лесную сторожку. Там выхаживали, через пару месяцев поставили на ноги. Затем не то пришли части Кр. Армии, не то переправили к нашим.
— Он женился на ней? — спросил я.
— Нет. Он женатый.
Подробности и фамилию этого летчика можно узнать во втором отделе ВВС у майора Рогова (добавочный телефон 5-16)
Повсюду началась уборка. Косят вручную, косами. Серпов нет. Немного недовольства: сеяли тут при немцах индивидуально, а убирают коллективно кое-кто бузит.
Несколько дней назад тут готовились к севу озимых. Землю поднимают лопатами. Лошадей и тракторов нет. Сеять будут под тяпку, боронить граблями.
Тут много эвакуированных из прифронтовых деревень. Живут в амбарах, сараях, садах. Уйма ребятишек — они очень выносливы и легко переносят эти условия жизни. Местное население не любит „выковырянных“, а где может — то и пользуется их положением. Вчера мы подвезли от Курска до села, расположенного в 7 км. от города двух женщин. Они работают в Курске, живут в селе на квартире и каждый день ходят туда и обратно. Их дом в Курске разбомбили немцы при налете 2 июня этого года. За „квартиру“ (кухню в хате, в этой кухне живет 6 таких постояльцев) он платят 900 р. в месяц.