72
72
Я уснул и не мог понять, сколько проспал, когда проснулся. Костёр почти погас. Федя ещё спал. Я выбрался из пещеры.
На земле было уже утро! Кыш, повизгивая, просил выпустить его тоже…
Мы погуляли немного, здорово озябли, и так хорошо было вернуться, подкинуть в угольки сухих веточек, раздуть огонь и согреться.
Потом я разбудил Федю и спросил:
— Ну как? Долго вчера о жизни думал?
— Порядочно. И кое-что надумал.
— Теперь нам пора возвращаться. И так, наверно, беспокоятся.
Вообще-то мне показалось немного странным, что нас никто не разыскивал, что ночью по склону горы не ходили люди во главе с папой и мамой, не жгли факелы и не кричали: «Алёша-а!.. Ау-у!.. Ау-у!.. Фе-дя-я!»
Мы доели всё, что осталось с вечера, накормили собак, затоптали угольки в костре и вышли из пещеры.
Обратно мы шли молча, потому что Федя не хотел разговаривать и думал о чём-то своём. И вдруг он остановился и воскликнул:
— Какая же я скотина! Мой сосед по палате пацаном в одиночку громил фашистов и защищал Крым, а я размалевал его! Разгравировал! Но теперь я понял, что надо делать! Понял!
— Что? — спросил я.
— Узнаешь! Все узнаете! — пообещал Федя.