Глава 18

[1] [2]

Глава 18

Адские боли Ари не унимались. Друз, посланный в кибуц за медикаментами, все не возвращался. Китти не могла оставить больного ни на секунду. Несколько раз ей приходилось позвать Мусу и других мужчин, чтобы удержать Ари и не дать ему повредить открытую рану.

Наверху, в центре села, песни, пляски и веселье шли своим чередом. Невесту, которая с самого утра сидела взаперти, вывели наружу. Жених, во фраке и цилиндре, сел на коня и подъехал к ней по усеянной цветами улице, по обеим сторонам которой вооруженные друзы образовали нечто вроде почетного караула.

После свадебной церемонии многие еврейские гости, а также дети из Ган-Дафны, разложили костер и затеяли "хору" и песни. Под звуки флейты и барабана исполнялись еврейские пляски, затем в круг вошли и друзы и исполнили свои пляски.

Карен неотступно сидела в передней. Она входила в спальню только для того, чтобы сменить Китти ненадолго. К утру они обе изнемогали от бессонницы и напряжения. Китти сидела на краю кровати и вскакивала каждый раз, когда Ари стонал или делал какое-нибудь движение.

Медикаменты все еще не прибыли.

- Вам, пожалуй, придется отвезти детей назад в Ган-Дафну, - сказала Китти Мусе. - У вас тут есть еще кто-нибудь, кто говорит по-английски?

- Да. Я пошлю его сюда в ваше распоряжение.

- Хорошо. Нельзя ли поставить сюда еще одну койку или кушетку? Мне придется остаться здесь некоторое время.

- Будет сделано.

Китти прошла в переднюю, где Карен сидела на скамейке и дремала. Она нежно погладила девочку по щеке. Карен тут же вскинулась и протерла глаза.

- Он в порядке?

- Нет. У него очень сильные боли. Ты вернешься сегодня с детьми в Ган-Дафну.

- Но, Китти...

- Не спорь, пожалуйста. Скажи доктору Либерману, что я останусь здесь, пока не станет ясно, что он вне опасности.

- Но ведь мы же послезавтра должны улететь.

Китти покачала головой.

- Верни билеты. Мы потом купим новые. Мне нельзя уехать отсюда, пока не пришлют кого-нибудь, кто сможет ходить за ним. Трудно сказать, когда это будет.

Карен обняла Китти и собралась выйти.

- Еще вот что, Карен. Съезди, пожалуйста, в Сафед и скажи Брусу Сатерлэнду, что я здесь. Попроси его, чтобы он приехал в Хайфу. Пускай он снимет номер в лучшей гостинице. Я его найду, где бы он ни поселился. Дай ему кое-какие вещи для меня, а то переодеться мне не во что.

В полдень многочисленные гости стали разъезжаться по домам: друзы - в свои горные деревни, а евреи - в кибуцы и в Хайфу. Муса повез детей на машине назад в Ган-Дафну.

Когда все уехали, друзы немного ослабили охрану вокруг Ари. Друз, говоривший по-английски, сидел в комнате рядом.

Китти Фрэмонт осталась одна с Ари в этом странном месте. Только теперь, когда все немного улеглось, ей стало ясно значение всего того, что произошло. Она остановилась у его кровати и посмотрела на него.

- Господи, боже мой, - прошептала она, - что я наделала!

Все эти месяцы борьбы, тщательно разработанное сопротивление, все сразу рухнуло в тот безумный миг, когда она решила поехать к нему. В эту минуту ей стало физически страшно той власти, которой Ари обладал над ней.

Поздно вечером явился наконец посыльный с медикаментами из кибуца Ягур. Ему пришлось пробираться по горам и подолгу скрываться: всюду рыскали британские патрули в поисках раненых.

Китти быстро влила Ари литр плазмы, затем сделала ему укол пенициллина на случай инфекции, которая, как она боялась, неизбежна, принимая во внимание условия, в которых была проведена операция. Затем она сделала ему новую перевязку и ввела ему морфий, чтобы боль немножко стихла.

Следующие двое суток Китти все время вводила Ари морфий, чтобы приостановить боли. Ари начал явно поправляться. Надрез стал постепенно заживать. Никакой особый кризис теперь уже не предстоял. Правда, просыпался он ненадолго, принимал пищу, но был слишком апатичен, чтобы понять, что происходит вокруг него. Друзы были в восторге от деловитости и энергии Китти, женщины же приходили в восхищение от того, как она командовала мужчинами.

Когда Китти убедилась, что опасность Ари больше не угрожает, и что время теперь само все сделает, ее снова охватила тревога: ее снова начал мучить вопрос о том, уехать ли из Ган-Дафны, или остаться.

В который раз она билась над тем, вправе ли она оставить детей, которые так в ней нуждаются? Где граница между работой по специальности и человеческой совестью? А Карен? Согласна ли она поехать в Америку только потому, чтобы не потерять Китти?

Однако больше всего Китти тревожило одно обстоятельство, которое не поддавалось логичному объяснению. Эти странные люди уже завладели ею один раз помимо воли: на Кипре она, было, решила не работать на них, - а потом увидела Карен. Совершенно то же повторилось и сейчас: накануне самого отъезда - эта история с Ари. Совпадение ли это, или вмешательство в ее судьбу какой-то высшей силы?

Как ни отгонял здравый смысл Китти эту фантастическую идею, она ей не давала покою. Власть этой страны нагоняла на нее страх.

Благодаря уходу Китти Ари быстро поправлялся. Что ни говори, думала Китти, он необыкновенный человек. Боли, которые ему пришлось вынести, убили бы хоть кого. К концу четвертого дня она резко уменьшила дозу морфия. Убедившись, что рана заживает, и что инфекции опасаться теперь уже нечего, она перестала давать ему также пенициллин.

На пятый день Ари проснулся утром голодный, в хорошем настроении и выразил желание помыться и побриться. Но чем оживленнее становился Ари, тем глубже Китти забиралась в свою скорлупу. Она напустила на себя холодный, сухой и официальный вид. Она отдавала распоряжения, словно какой-нибудь старший сержант, и расписала ему план на следующую неделю, словно он ей совершенно чужой.

- Я надеюсь, что к концу недели совершенно отпадет надобность в морфии. Я требую, чтобы вы начали упражнять ногу и двигали ею как можно больше. Вместе с тем нужно быть осторожным и не слишком утруждать ее: шва ведь нет.

- А когда я смогу ходить?

- Без рентгена сказать трудно. Я думаю, что в кости лишь небольшая трещина. Если бы были осколки, вам бы было очень больно. Все же я могу с уверенностью сказать, что пройдет не меньше месяца, прежде чем вы сможете встать на ноги.

Ари легонько свистнул, когда она поправила под ним простыню.

- Ну, я теперь уйду ненадолго, - сказала она. - Вернусь примерно через полчаса.

- Китти, подождите минуточку. Я... э... понимаете, вы были очень добры ко мне. Вы берегли меня как ангел. Но вот с сегодняшнего утра вы почему-то злитесь. В чем дело? Я что-нибудь сделал не так?

- Я просто устала. Очень устала. Я пять ночей почти не спала. Жалею, что не в силах ни спеть, ни сплясать вам что-нибудь, чтобы было веселее.

- Не в этом дело. Тут что-то другое. Вы, верно, жалеете, что вообще сюда приехали.

- Да, жалею, - ответила она тихо.

- Вы, верно, ненавидите меня.

- Ненавидеть? Кажется, я достаточно ясно выразила, что именно я чувствую к вам. Оставьте это, пожалуйста. Я устала...

- Тогда в чем же дело? Вы должны мне сказать.

- Я презираю себя за то, что неравнодушна к вам... Будут еще какие-нибудь вопросы?

- У вас порой очень сложный характер, Китти Фрэмонт.

- Какой уж есть.

- Почему мы с вами всегда нападаем друг на друга, маневрируем, отступаем?

Китти бросила на него долгий взгляд.

- Может быть, потому, что я не привыкла жить по вашим несложным правилам вроде: вы мне нравитесь, я вам тоже, давайте полезем в кровать. В уставе Пальмаха, где-то на четыреста сорок четвертой странице у вас, верно, записано: парни и девушки не должны ломаться. Женщины Палестины, будьте передовыми. Если вы кого-нибудь любите, ложитесь с ним.

- Мы не ханжи.

- А у меня не такие передовые взгляды, как у Иорданы или у вашей бессмертной Дафны.

- Замолчите! - заорал Ари. - Как вы смеете думать, что моя сестра или Дафна - шлюхи? Иордана любила в жизни только одного мужчину. Что плохого в том, что она ему отдается, когда неизвестно - доживет ли она или он до конца недели? Вы думаете, я не предпочел бы жить мирно в Яд-Эле со своей Дафной, чем чтобы ее убили тогда бандиты?

- А я вот живу не ради благородных целей. У меня все очень просто, Ари. Если я люблю мужчину, я должна знать, что я ему нужна.

Да бросьте вы это, - ответил Ари. - Разве я не давал вам понять, что вы мне нужны?

Китти горько засмеялась.

- Да, я вам была нужна, Ари. Я вам нужна была на Кипре, чтобы проносить из Караолоса подделанные документы, а теперь я вам снова была нужна, ... чтобы вытащить пулю из вашей ноги. Кстати, у вас поразительно трезвый ум. Вы были тяжело ранены, испытывали адские боли, а ничего, поди, не забыли, предусмотрели решительно все: погрузить детей в машину, чтобы не вызвать подозрений, и все такое прочее. Вам не я была нужна, Ари, а кто-нибудь, кто сумел бы обмануть бдительность англичан.

- Я вас не виню, - продолжала она. - Я сама во всем виновата. У каждого свой крест, а вы, по-видимому, мой крест. Но я все-таки не могу нести его с вашим пресловутым сабровским наплевательством.

- И это дает вам право относиться ко мне как к зверю?

- Да, потому что вы и есть зверь. Вы бесчувственный зверь, вы настолько одержимы этим вторым Исходом Израиля, что забыли, что такое человек. Вы не знаете, что такое любовь. Вы умеете только воевать. Хорошо же, Ари Бен Канаан, буду воевать и я. Я побью и забуду вас навсегда.

Она стояла, нагнувшись над его кроватью, и от гнева нее появились слезы на глазах. Ари лежал молча.
[1] [2]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.