Давидович. Преступления Сталина (10)

[1] [2] [3] [4]

Даты на бумаге не было. Дату в случае нужды должен был поставить я сам. Осторожность Ленина во всем, что касалось его отношения к трудящимся, известна. Тем не менее он считал возможным заранее подписаться под всяким моим распоряжением, хотя от этих распоряжений зависела нередко судьба многих людей. Ленин не боялся злоупотребления властью с моей стороны. Прибавлю, что я ни разу не делал употребления из выданного мне Лениным карт-бланша. Но документ остается свидетельством исключительного доверия со стороны человека, которого я считаю самым высоким образцом революционной морали.

Я принимал непосредственное участие в выработке программных документов и тактических тезисов Третьего Интернационала. Основные доклады о мировом положении на конгрессах делились между Лениным и мною. Программные манифесты первых пяти Конгрессов написаны мною. Я предоставляю прокурорам Сталина разъяснять, какое место занимала эта деятельность на моем пути в сторону фашизма. Что касается меня, то я стою и сегодня незыблемо на почве тех принципов, которые я рука об руку с Лениным залагал в основу Коммунистического Интернационала.

Я разошелся с правящей бюрократией с того времени, как она в силу исторических причин, о которых здесь не место говорить, сложилась в привилегированную консервативную касту. Причины расхождения, запечатленные на всех его этапах в официальных документах, статьях и книгах, доступны общей проверке.

Я отстаивал советскую демократию -- против бюрократического абсолютизма; повышение жизненного уровня масс--против чрезмерных привилегий верхов; систематическую индустриализацию и коллективизацию в интересах трудящихся; наконец -- международную политику в духе революционного интернационализма против национального консерватизма. В свое" последней книге "Преданная революция" я сделал попытку теоретически объяснить, почему изолированное советское государство, на отсталой экономической базе, выделило из себя? чудовищную пирамиду бюрократии, которая почти автоматически увенчалась бесконтрольным и "непогрешимым" вождем.

Задушив партию при помощи полицейского аппарата и разгромив оппозицию, правящая клика выслала меня в начале 1928 г. в Центральную Азию. За отказ прекратить политическую деятельность в ссылке она изгнала меня в начале 1929 г. в Турцию. Здесь я приступил к изданию "Бюллетеня оппозиции" на основе той же программы, которую отстаивал в России, и вступил в связь со своими, тогда еще очень немногочисленными, единомышленниками во всех частях света.

20 февраля 1932 г. советская бюрократия лишила меня и находившихся за границей членов моей семьи советского" гражданства. Дочь моя Зинаида146, временно находившаяся заграницей для лечения, лишилась таким образом возможности вернуться в СССР к мужу и детям. Она покончила с собой 5 января 1933 г.

Я прилагаю при сем список книг и более крупных брошюр, которые полностью или отчасти написаны мною во время моей последней ссылки и последней эмиграции147. По подсчету моих молодых сотрудников, которые во всей моей работе оказывали и оказывают мне самоотверженную и незаменимую помощь, я написал за границей около 5000 печатных страниц, не считая статей и писем, которые вместе должны составить еще несколько тысяч страниц. Позволю себе прибавить, что я пишу нелегко, с многочисленными проверками и исправлениями. Моя литературная работа и переписка составляли, таким образом, главное содержание моей жизни за последние девять лет. Политическое направление моих книг, статей и писем говорит само за себя. Цитаты, какие приводит Вышинский из моих работ, представляют, как я покажу, грубые фальсификации, т. е. необходимый элемент всего судебного подлога.

В течение 1923--33 годов я по отношению к советскому государству, его правящей партии и Коминтерну стоял на точке.

зрения, которая лапидарно выражалась словами: реформа, а не революция. Эта позиция питалась надеждой на то, что при благоприятном развитии в Европе левая оппозиция сможет мирными путями возродить большевистскую партию, демократически преобразовать советское государство и вернуть Коминтерн на путь марксизма. Только победа Гитлера, подготовленная гибельной политикой Кремля, и полная неспособность Коминтерна извлечь уроки из трагического опыта Германии убедили меня и моих единомышленников в том, что старая большевистская партия и Третий Интернационал окончательна погибли для дела социализма. Тем самым исчезал единственный легальный рычаг, при помощи которого можно было надеяться на мирную демократическую реформу советского государства. Со второй половины 1933 года я все решительнее прихожу к тому убеждению, что для освобождения трудящихся масс СССР и заложенных Октябрьской революцией социальных основ от новой паразитической касты исторически неизбежна политическая революция. Совершенно естественно, если проблема такой огромной важности вызвала страстную идейную борьбу в международном масштабе.

Политическое вырождение Коминтерна, полностью закрепощенного советской бюрократией, привело к необходимости выдвинуть лозунг Четвертого Интернационала и выработать основы его программы. Относящиеся сюда книги, статьи, дискуссионные бюллетени и пр. имеются в распоряжении Комиссии и являются лучшим доказательством того, что дело шло не о "маскировке", а о напряженной и страстной идейной борьбе на основе традиций первых конгрессов Коммунистического Интернационала.

Я находился все время в переписке с десятками старых и сотнями молодых друзей во всех частях света и могу с уверенностью и гордостью сказать, что именно из этой молодежи выйдут наиболее надежные и твердые пролетарские борцы открывающейся новой эпохи.

Отказ от надежды на мирную реформу советского государства не означал, однако, отказа от защиты советского государства. Как показывает, в частности, только что вышедший в Нью-Йорке сборник выдержек из моих статей за последние десять лет148, я неизменно и непримиримо боролся против всяких колебаний в вопросе о защите СССР. На этом вопросе я рвал не раз со своими друзьями. В своей книге "Преданная революция" я теоретически обосновываю ту мысль, что война поставит под удар не только советскую бюрократию, но и новые социальные основы СССР, представляющие грандиозный шаг вперед в развитии человечества. Отсюда для каждого революционера вытекает безусловный долг защиты СССР против империализма, несмотря на советскую бюрократию.

Мои работы за тот же период дают безошибочную картину моего отношения к фашизму. С первого периода своей эмиграции я бил тревогу по поводу нарастающей фашистской волны в Германии. Коминтерн обвинял меня в "переоценке" фашизма и в "панике" перед ним. Я требовал единого фронта всех рабочих организаций. Коминтерн противопоставлял этому нелепую теорию "социал-фашизма". Я требовал систематической организации рабочей милиции. Коминтерн противопоставлял этому хвастовство будущими победами. Я показывал, что СССР окажется под величайшей угрозой в случае победы Гитлера. Известный писатель Осецкий149 с большим сочувствием печатал и комментировал мои статьи в своем журнале. Ничто не помогало. Советская бюрократия узурпировала авторитет Октябрьской революции только для того, чтоб превратить его в препятствие для победы революции в других странах. Без политики Сталина не было бы победы Гитлера! Сами московские процессы возникли в значительной мере из потребности Кремля заставить мир забыть об его преступной политике в Германии. Если доказать, что Троцкий -- агент фашизма, кто станет размышлять над программой и тактикой Четвертого Интернационала? Таков был расчет Сталина.

Достаточно известно, что во время войны каждый интернационалист объявлялся агентом враждебного правительства. Так обстояло дело с Розой Люксембург, Карлом Либкнехтом, Отто Рюле150 и др. в Германии, с рядом французских друзей (Монат151, Росмер152, Лорио153 и др.). с Евгением Дебс154 и др. в Соединенных Штатах, наконец, с Лениным и со мной -- в России. Британское правительство заключило меня в марте 1917 года в концентрационный лагерь по внушенному царской охранкой обвинению в том, что я, по соглашению с немецким генеральным штабом, стремился низвергнуть Временное правительство Милюкова155--Керенского. Сегодня это обвинение кажется плагиатом у Сталина и Вышинского; между тем на самом деле Сталин и Вышинский совершили плагиат у царской контрразведки и у британской "Интелидженс сервис".

16 апреля 1917 года, когда я сидел в концентрационном лагере вместе с немецкими матросами, Ленин писал в "Правде": "Можно ли поверить хоть на минуту в добросовестность того сообщения .. что Троцкий, бывший председатель Совета рабочих депутатов в Петербурге в 1905 году, революционер, десятки лет отдавший бескорыстной службе революции, -- что этот человек имел связь с планом, субсидированным "германским правительством"? Ведь это явная, неслыханная, бессовестнейшая клевета на революционера!" (Правда, No 34).

"Как свежо звучат эти слова теперь,--писал я 21 октября 1927 г., повторяю: 1927 г! -- в эпоху гнусных клевет на оппозицию, ничем не отличающихся от клевет 1917 года на большевиков".

Итак, десять лет тому назад, т. е. задолго до создания "объединенного" и "параллельного" центров и до "полета" Пятакова в Осло, Сталин выдвигал уже против оппозиции все те инсинуации и клеветы, которые Вышинский позже превратил в обвинительные акты. Если, однако, Ленин в 1917 году считал, что мое двадцатилетнее революционное прошлое является само по себе достаточным опровержением грязных инсинуаций, то я смею думать, что прошедшие после того новые двадцать лет, достаточно значительные по содержанию, дают мне право ссылаться на свою автобиографию как на один из самых важных аргументов против московского обвинительного акта.

МОЕ "ЮРИДИЧЕСКОЕ" ПОЛОЖЕНИЕ
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.