В. Северная война и шведское нашествие на Россию (32)

Пришли в Голландию раньше, чем куда-либо, и русские, и голландские сообщения.

Проживал в Москве с 1698 по 1711 г. фон дер Хэльст, голландский резидент. 9 июля 1709 г., т. е. в первые же дни после получения в Москве известий о Полтаве, он послал амстердамскому городскому совету и бургомистрам донесение о происшедшем событии. Любопытно начало: "В минувшем мае шведский король решил захватить врасплох Полтаву, выдающийся город в стране Черкасов. Он полагался при этом на те секретные связи, которыми бывший гетман Мазепа будто бы располагал в этом городе. Однако намерение короля вовремя было обнаружено генералитетом русской армии, русские успели ввести в город четыре лучших своих пехотных полка и, таким образом, удержали город в повиновении. Шведский король понимал, насколько ему все-таки важно овладеть этим городом, и поэтому он приступил к осаде. Но так как при отсутствии тяжелых орудий осада была недостаточно успешна, то ему поневоле пришлось превратить ее в блокаду. Тем временем подошла с противоположной стороны города русская армия, снабдила город провиантом и другими необходимыми предметами, а затем перешла через реку Ворсклу, протекавшую здесь, в намерении вступить со шведами в бой". Резидент, говоря вкратце о битве, отмечает, что солдаты русские были так воодушевлены, что, "сбрасывая с себя кафтаны, просили, чтобы их скорее вели в бой". Цифровые показания у Хэльста почти всюду сходятся с официальными{50}.

В Голландии известие о Полтаве было принято с большим удовлетворением: голландцы жаловались на постоянные захваты их торговых судов шведами. Вообще затянувшаяся русско-шведская война очень мешала их торговле с Россией. "Что обратилося здесь в торжественных и радостных знаках за честь преславной и от родов нашего народа неслыханной виктории, одержанной при Полтаве над шведами, с особливостми о всем подробно донесет вашему превосходительству вручитель сего..."{51} , - писал 1 октября 1709 г. Матвеев Шафирову из Гааги. Голландские настроения очень интересовали русскую дипломатию: ведь Голландия была великой морской державой, как военной, так и торговой.

Постепенно доходила правда о Полтаве и до шведской столицы.

В рукописях Ленинградской публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина есть документ, который дает понятие о том, как в Стокгольме представляли себе полтавскую катастрофу. Это - письмо Лефорта (племянника друга молодости Петра I, Франца Лефорта) к своему отцу в Женеву, писанное из Стокгольма 30 октября 1709 г. Молодой Лефорт, взятый в плен задолго до нашествия Карла XII на Россию, содержался в Швеции вместе с другими 60 пленными русскими офицерами, но, очевидно, нашел способ послать письмо в Женеву с верной оказией помимо шведской почтовой цензуры. "Из всей шведской армии, которая выступила из Саксонии в числе 50 тысяч человек, еще ни один не возвратился, кроме отпущенных на слово... Пленных шведов в Москве 19 тысяч человек, как солдат, так и офицеров. Из этого числа - офицеров считают 2 тысячи человек. Победа настолько полная, что всего несколько человек спаслось вместе с королем, который принужден был искать убежища во владениях султана"{52}.

Письмо Лефорта - одно из убедительных доказательств, что, несмотря на сознательную ложь и замалчивания как со стороны короля Карла, так и со стороны стокгольмских властей, достоверные сведения о том, что случилось под Полтавой и под Переволочной, все-таки в первые же месяцы после событий проникали разными путями в шведскую столицу. Проникали и русские сообщения, но шведы с этим боролись.

Ставленник Карла XII король Станислав Лещинский поспешил бежать из Польши - и на польском престоле был восстановлен сомнительный, но нужный союзник Август.

Спустя всего четыре месяца после Полтавы в Северной и Центральной Европе произошел полный переворот в области международных отношений.

В Мариенвердене в октябре 1709 г. Петр пожал первые дипломатические плоды Полтавской победы: был заключен формальный союз между Россией, Данией, польским королем и саксонским курфюрстом Августом и Пруссией с прямой целью продолжать войну против Швеции. Одновременно Петр решил послать в Англию в качестве посла "инкогнито" Бориса Куракина.

В сущности главной целью этой командировки было успокоить явно ощущавшиеся к России ревность, зависть и опасения англичан по поводу Полтавы и быстрых успехов русского кораблестроения: "Будет станет меж аглинскими министры то отзыватца, что им царского величества сила морская, которой впредь чают, имеет быть подозрительна, - и ему (Куракину. - Е. Т.) то трудится им выговаривать и показывать, что царское величество не намерен на Балтийском море силного воинского флоту держать, кроме того, что для своей опасности" (т. е. безопасности. - Е. Т.).

Так гласит шестой пункт инструкции Куракину, отправлявшемуся в Англию. И не только об этом должен "трудиться" Борис Иванович,- ему поручалось (пунктом седьмым) успокоить не только британское правительство, но и купечество: "Також, буде станут англичаня сумневатца о том, что царское величество, по получении на Балтийском море портов, учинит им помешателство в их купечествах (sic. - Е. Т.), и ему (Куракину. - Е. Т.) потому ж в таком случае трудиться то им выговаривать"{53} , и уверять, что торговля с англичанами будет продолжаться без помехи.

Петр, снаряжая посла с такой инструкцией, обнаружил большую дальновидность. Он явно предвидел, что поднимается против России такой противник, с которым придется рано или поздно выдержать очень большую борьбу.

Хотя Англия была враждебна России буквально с первого дня Северной войны, но только теперь, после Полтавы, в Англии удостоверились, как сильна Россия. После Утрехтского мира 1713 г., развязавшего руки Англии, и после Гангута, очень усилившего английскую тревогу, борьба против России окончательно стала одной из главных задач британской дипломатии.

Одним из последних впечатлений Витворта, навсегда покидавшего Россию (это уж мы знаем не из его мемуаров, а из его официального донесения), было "триумфальное проведение через Москву" всех генералов, полковников и штаб-офицеров шведской королевской гвардии, взятых под Полтавой и Переволочной. Британский посол еще успел присутствовать при этом своеобразном "параде", "триумфе", как выразился Витворт{54}.

Эти двести пятьдесят шведских генералов и офицеров, медленно шествовавших под стражей по улицам древней русской столицы, которую они собирались без труда завоевать, были первыми из европейских агрессоров, которым пришлось испытать жгучий, но заслуженный стыд под взглядами москвичей, переполнивших в этот день улицы, первыми, но не последними...

Коснемся сделанного с русской стороны описания этого события.
[1] [2] [3] [4]