Глава VI. Маренго. Упрочение диктатуры. Законодательство первого консула. 1800-1803 гг (2)

Амьенский мир не мог оказаться очень длительным, Англия не чувствовала себя еще настолько побежденной. Но в тот момент, когда в Париже и в провинции узнали о подписании мирного трактата с Англией, удовлетворение было полное. Самый грозный, самый богатый, самый упорный и непримиримый враг, казалось, признал себя побежденным, утвердил своей подписью все завоевания Бонапарта. Кончилось долгая, тяжкая война с Европой, и кончилась полной победой на всех фронтах.

Недолго суждено было Франции и Европе пользоваться миром при Наполеоне. Но эти два года – от весны 1801 г., когда состоялось замирение с Австрией, до весны 1803 г., когда после короткого Амьенского мира опять началась война с Англией, – были полны кипучей деятельности Наполеона в области организации управления страной и законодательства. Теперь он мог приняться систематически за те законодательные труды, которые волей-неволей должен был откладывать до сих пор; хотя он начал заниматься ими и после Маренго, но дела эти не могли стоять у него на первом плане, пока не было окончательного мира с Австрией и с Англией и пока сношения с императором Павлом направляли мысль на новые трудные войны и далекие завоевания.

Настало время, когда он мог поставить, обсудить и разрешить целый ряд капитальнейших вопросов администрации, финансов, экономики, гражданского и уголовного законодательства. Метод его работы над теми государственными проблемами, которых он не знал, был таков. Бонапарт председательствовал на заседаниях созданного им Государственного совета, выслушивал доклады министров, приказывал, чтобы являлись те, кто непосредственно работал над этими докладами, и выспрашивал подробно обо всем, что казалось неясным.

Больше всего он любил говорить со специалистами и у них учиться. «Когда попадаете в незнакомый город, – поучал он своего пасынка, Евгения Богарне, впоследствии вице-короля Италии, – то вы не скучайте, а изучайте этот город: откуда вы знаете, не придется ли вам его когда-нибудь брать?» Весь Наполеон в этих словах: накоплять знания для реального их использования. Он удивлял английских капитанов, говоря с ними о подробностях оснастки не только французских, но и английских кораблей и о разнице в канатах английских и французских.

Экономике (а в ту эпоху это были вопросы развития капиталистического производства), как увидим дальше, Наполеон придавал колоссальное значение, и вопросы торговли и промышленности, вопросы производства и сбыта, тарифов и таможен, морского фрахта и сухопутных сообщений были им уже через 2-3 года после начала правления так изучены, что он знал о причинах удешевления или вздорожания лионского бархата не хуже лионских купцов и мог уличить в мошенничествах – и определить, в каких именно, – подрядчика, строящего шоссейную дорогу на конце колоссальной империи, был в состоянии не только разрешить своим властным словом пограничный спор или покончить с путаницей чересполосиц между отдельными германскими государствами и князьями, но и мотивировать свое решение ссылкой на историю этого спора и этих чересполосиц.

Наполеон выслушивал всех, от кого мог надеяться получить дельное указание, но решал сам. «Выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить», – говаривал он. Среди множества мнений, которые выслушивает главнокомандующий, часто может случиться и одно правильное, но нужно уметь его выбрать и использовать. Точно так же и в законодательных реформах и во всем ведении внутренней политики. Но издать повеление тоже является вовсе не концом, а лишь началом дела. Проверку того, исполнены ли приказы. Наполеон считал ничуть не менее важным делом в государственном управлении, чем самую отдачу этих приказов, – и признавал непременной обязанностью министра доискиваться до точнейшего определения личности виновного в неисполнении приказа или небрежном или замедленном его исполнении. Бюрократическая служба была при нем делом очень тяжелым. Ложиться спать приходилось поздно, вставать – рано, вспоминали потом служившие при нем старые чиновники. По его мнению, для правительства важнее всего извлечь из человека то, что он может дать, – а если люди при этом не будут долго заживаться на свете, – то это само по себе вовсе и неважно для государства. Наполеон даже выразил это характерное для него убеждение в следующих откровенных словах: «Не давать людям состариться – в этом состоит большое искусство управления» (ne pas laisser vieil-lir les hommes!). Он старался обеспечить должностной аппарат хорошими окладами, но уж зато выжимал из людей все, что только возможно было из них выжать. Сам работая непрерывно почти круглые сутки, за вычетом немногих часов для сна, 15 минут на обед и меньше 15 минут на завтрак, – Наполеон не считал нужным проявлять к другим больше снисходительности, чем к самому себе. И точь-в-точь, как он это делал с солдатами и офицерами. Наполеон не только страхом суда, наказания, увольнения заставлял чиновников сидеть за работой сверх всякой меры. Старик Тремок, долго тянувший при Наполеоне тяжелую служебную лямку в качестве чиновника канцелярии, потом аудитора Государственного совета, говорит, что у Наполеона было «искусство увеличивать в людях преданность делу той фамильярностью, с которой он умел, при случае, обращаться с низшими, как с равными», и это искусство «порождало увлечение, равное тому, которое он порождал в армии. Люди истощались в работе так точно, как (другие. – Е. Т.) умирали на поле битвы». На гражданской службе, как на военной, служащий персонал шел на все, чтобы заслужить орден или милостивую улыбку владыки.

Со времени плебисцита, наскоро устроенного после Амьенского мира, и последовавшего в силу этого «всенародного решения» сенатус-консульта 2 августа 1802 г. Наполеон Бонапарт был объявлен «пожизненным консулом» Французской республики. За эту меру голосовали 3 568 885 человек, против – 8374. Ясно было, что Франция превратилась в абсолютную монархию и что не сегодня-завтра первый консул будет объявлен королем или императором. И этот свой будущий трон, как и свою уже существующую «республиканскую» диктатуру, Наполеон желал утвердить на прочной базе крупной городской и деревенской буржуазии, собственников-купцов, собственников-промышленников, собственников-помещиков, собственников-крестьян. Право собственности, абсолютно ничем не ограниченное, должно было быть положено в основу созидаемого им нового строя. С одной стороны навсегда и бесповоротно уничтожается всякое воспоминание о старых феодальных правах дворян, помещиков-сеньеров, над землями, какими они или предки их некогда владели, а с другой – навсегда и бесповоротно утверждается полное право собственности за владельцами купленных при революции земель, конфискованных у эмигрантов, церквей и монастырей, – и утверждается это право за всеми теми, кто в данный момент ими владеет.

Что касается торговли и промышленности, то здесь, с одной стороны, собственникам торговых и промышленных предприятий давалось решительно ничем не ограниченное право вступать в договорные отношения со служащими и рабочими на основе «добровольного соглашения» (т. е. ничем не сдерживаемой свободы эксплуатации труда капиталом), причем рабочий был лишен всякого права и возможности коллективной борьбы с эксплуатацией; с другой же стороны, французским торговцам и промышленникам давалась уверенность, что правительство Наполеона захочет и будет в состоянии победоносно оградить внутренний французский рынок от иностранной конкуренции и превратить часть Европы, а если удастся, то и всю Европу в объект эксплуатации для французского торгового и промышленного капитала. Наполеон был уверен, что созданный и укрепленный им строй, а также его внутренняя и внешняя политика заставят торговую и промышленную буржуазию и собственническое крестьянство простить решительно всякое насилие, отказаться от всяких претензий на активное участие в политической жизни, в управлении и законодательстве, заставят согласиться на подчинение любой форме самодержавия, даже такой, какой при Людовике XIV не было, пойти на такие жертвы, примириться с такими рекрутскими наборами, о каких в самые тяжелые времена старого режима и не слыхивали.

Решив покончить со всем тем, что создавало некоторые затруднения в господстве новейших капиталистических отношений, в утверждении его собственной власти. Наполеон не только амнистировал эмигрантов, отдав им даже при этом часть нераспроданных имуществ, но и устроил официальное примирение французского государства с католической церковью. Уже сейчас, после 18 брюмера, отправление католического культа стало свободным. Теперь он разрешил празднование воскресного дня, многих священников вернул из ссылки, многих выпустил из тюрем. Затем Наполеон приступил к переговорам с папой об условиях, на которых первый консул согласился бы признать католицизм «религией большинства французского народа» и поставить католическую церковь под покровительство государства.

В результате этих переговоров был издан известный конкордат, это «чудо государственной мудрости», по уверению буржуазных историков.

На самом деле конкордат был сдачей большей части позиций, отвоеванных революцией у церкви в пользу свободной мысли. Революция покончила с возможностью официального влияния католического духовенства на французский народ, а Наполеон открывал вновь эту возможность. Зачем он это сделал? Ответ был ясен и не допускал никаких сомнений.
[1] [2] [3] [4]