Прорыв (39)

Свой восторг помню до сих пор. Нет, Израиль -- не Россия! Случись подобное, скажем, в Москве, -- явись на концерт сам председатель Исполкома Моссовета, он же, естественно, депутат Верховного Совета протчая, и протчая, и протчая, директор Большого театра или консерватории немедля бы отвел его, поддерживая под локоток, в правительственную ложу.

А мэр Святого города сидел под крышей, на последней ступеньке, и никто, кроме меня и Регины, этому не удивлялся...

И вот сейчас, в громыхавшем от хохота автобусе N° 25, свернувшем на забитую машинами улицу Яфо, я испытал тот же острый прилив радости. Но, увы, уж не только радости. И -- горечи. И -- недоумения... Как совмещается, думал я сейчас, это разливанное море израильской демократии с тотальным обманом русской алии на выборах 1974 года? Затем -- 1977. С иезуитской политикой "э т а п и р о в а н и я" российских евреев "только в Израиль", хотят этого люди или не хотят?.. Наконец, с глухой и жестокой расправой с людьми, загнанными Ицхаком Рабиным в римский капкан? Как ужилась полицейская крутизна зарвавшихся государственных "социалистов" с этой ветвящейся повсюду, как дикий виноград по стене дома, политической сатирой?

По дороге к Яше решил заглянуть в Центральный Сохнут, расположенный рядом с домом Главы правительства. Нужно было срочно отправить вызовы в СССР. И вот сижу в длинном коридоре, пахнущем пыльными бумагами, кофе и потом всех колен иудейских, разопревших от многочасового ожидания. Наконец и меня приняли. Немолодая женщина-секретарь и юрист два вызова отстучали на машинке сразу, а с третьим секретарь исчезла в соседнем кабинете. Туда меня и вызвали примерно через час. За столом сидел чиновник в черной кипе. Лицо красновато-круглое, литое, как из меди. "Ваш вызов, говорит, мы не оформим... Почему?" Опустил голову, сбычился: -- Мы "гоев" в Израиль не вызываем.

Я схватил свою бумажку, перечитал: "Отец: Розенфельд Яков Моисеевич, Мать: Никифорова, Анна Степановна, Дети: Моисей Розенфельд. Степан Розенфельд".

-- Вы что, в своем уме? -- спрашиваю. Кипастый отвечает, как штамп ставит. Каждое слово отдельно:

-- Такие! Не приедут! В Израиль!

Меня аж в жар бросило. Яков Розенфельд, мой московский друг и литератор, несколько лет подряд выпускал в Москве самиздатский сборник. Его вызывали на Лубянку трижды. Не уедет, семь лет лагерей, пять -- высылки. Из Москвы жена Сахарова звонила в Париж, сюда -- его друзья... Надо спасать человека. Срочно!

Объясняю все это, он смотрит на меня, как на алкаша, которого приволокли в милицейский участок. Я грохнул кулаком по столу, напомнил ему про государственный закон Израиля о возвращении, -- чиновник в кипе и вовсе глаза закрыл. -- Дети -- не евреи, -- сообщил сонным голосом, не открывая глаз.

-- Для вас не евреи, а для нас -- евреи.

Молчит, ждет, когда я покину кабинет. Пошумел я, записал, для порядка, его фамилию. Бенцион Фикся. Нет, почему для порядка? Если Яшу Розенфельда погубят, широкий и твердый, как колода, Бенцион Фикся остаться безнаказанным не может.

Пора составлять списки всех израильских фиксей, из-за которых русские евреи идут на каторгу, терпят бедствия, а то и погибают в "случайной драке".

В коридоре у дверей собралась целая толпа. Слушает наши препирательства.

-- После этого хотят, чтоб к нам ехали?! -- зло говорит мужчина в очках. Губы его дрожат. -- Одной такой сцены достаточно, чтоб в Вене повернули сотни.

И вдруг вся толпа, теснившаяся за дверью, ворвалась в кабинет Бенциона Фикси, крик начался несусветный. Побуревший Фикся послушал-послушал, а затем стал крутить корявым пальцем телефонный диск: вызвал полицию.

Толпа, естественно, стала растекаться (только что из СССР люди...) . Но кто-то задержался. Дождался полицейского офицера, который, не у видя ссоры-драки, пролепетал что-то про демократию и исчез. Я остался в длиннющем, как тюремный, коридоре Сохнута один, в ужасе думая о том, что из-за этого местечкового столоначальника погибнет в СССР целая семья. Двое талантливых инженеров. Двое детишек. Наконец, старики Розенфельды, которым не пережить ареста их единственного сына. Что делать?

У выхода, внизу, увидел телефон-автомат. Кому? Яше? Что он сделает, полуслепой? Науму? Рейзе Палатник, бывшей зечке, которую фикси боятся, как огня?.. Отыскал телефон Дова. Услышав в трубке его низкий сипящий бас, понял, не все потеряно.

Он появился вскоре, мы обнялись, оглядели друг друга; не постарел Дов, только раздался вширь; под ухом шрам, раньше, вроде, не было. Почти не прихрамывает, хоть с тростью не расстался. Впрочем, это уж и нетрость. Дубина из мореного дуба.

На конце гнутой ручки безбородый чертик в колпаке, похожий на Ицхака Рабина.

Взял Дов у меня бумажку, взглянул на нее, буркнув: -- Делов-то! У царя Давида бабушка была нееврейка.

Дверь чиновника распахнул ногой. -- Ты что, Бенцион, моих родственников не вызываешь?

-- Это твои родственники?

-- Все евреи -- мои родственники! Для них дорогу прокладывали, не для тебя, затрушенного!

-- А ты сам еврей?! -- взревел чиновник. -- Хорошие евреи гоям не помогают!

-- А я плохой еврей! С геббельсовского плаката времен войны! С рогами и хвостом. Мечта моей жизни вышибить тебя отсюда, местечковую харю, под зад коленом.

-- Ты "гой"! -- вскричали в кабинете дискантом. -- Русский Иван охранник. Что в тебе еврейского?! Или у тебя есть хоть что-то от еврея? Есть доказательства, что ты еврей?!

Вдруг из кабинета с криком выскочила девчонка-секретарша. Я отлепился от противоположной стены коридора, заглянул в беспокойстве.

Дов приспустил штаны и положил на канцелярский стол доказательство. Внушительных размеров доказательство.

-- Ху-улиган! -- вскричал чиновник, заикаясь.

-- Кто из нас хулиган?! -- Дов, подтянув штаны, положил одну свою разлапистую руку на телефон, вторую -- с дубовой палкой -- на стол. -- Ты знаешь, сука, кто ты теперь есть?! Я дважды снимал штаны для сей благородной цели. Первый раз в сорок втором году, полицай меня на Украине поймал "Жидок? -- интересуется...-- "Нет? Зараз скидавай портки! Дознаем!.." И ты туда же, шкура эсесовская?! Доказательства тебе?! -- И Дов грохнул, изо всей силы, палкой по столу.

Дов вышел минут через десять, держа в руках вызов, оформленный по всем законам, с подписью нотариуса.

Машина рванулась прочь от правительственных корпусов. Дов мотнул головой в их сторону.

-- Отсюда вонь! Моисей сорок лет водил евреев по Синаю. Чтоб вымерли рабы. А тут сразу из грязи в князи...Отсюда вонь, Гриша!

-- Слушай, Менахем Бегин пришел к власти. Почему здесь эта рожа?
[1] [2] [3] [4]