Глава 8 (1)

Глава 8

Роджер медленно побрел по Шестой авеню, припомнив, что чуть дальше к северу, неподалеку от Пятидесятой улицы, находится большой магазин электроники. После беседы с лейтенантом Шултером Деймон чувствовал себя разбитым. Ему казалось, что он подвергся чересчур энергичному массажу. Пользы от встречи с Шултером почти не было, а вопросов она породила больше, чем дала ответов. А как оценить ту боль, которую он испытывал, когда вел свой вынужденный рассказ о Джулии? По прошествии стольких лет она, рыдая, явилась из прошлого, чтобы донимать его проблемами, в которых нет его вины.

В памяти Деймона встал вечер, когда они впервые встретились. Он и Шейла отправились на вечеринку, где все разговоры в основном вращались вокруг литературы. Кто-то, узнав, что Джулия когда-то работала библиотекарем в Нью-Йорке, высказал сожаление о том, что она уехала из этого города. К общей беседе Джулия присоединялась лишь изредка, но и из немногих произнесенных слов становилось ясно, что она прочитала множество романов современных авторов, знает о книгах, упоминавшихся гостями, и хорошо знакома с самыми свежими сплетнями и слухами. Обитая в Гэри, Джулия ухитрялась быть в курсе событий, читая множество журналов и переписываясь с оставшимися в Нью-Йорке друзьями из окололитературного и театрального миров. Она была прехорошеньким крошечным созданием, правда, немного блеклым и выцветшим. И очень, очень застенчивым. У Деймона не осталось о ней каких-то определенных впечатлений – ни хороших, ни плохих.

В их жизни с Шейлой тогда наступил трудный период. Он много пил. Причиной этому было скверное состояние дел и уход нескольких наиболее выгодных клиентов. Три или четыре раза в педелю он до поздней ночи засиживался с друзьями, которые, как он знал, не подведут и способны уже к полуночи надраться до полного отупения. Ему самому частенько приходилось брести домой на слабых ногах и, прежде чем открыть дверь, долго и безуспешно тыкать ключом в замочную скважину. Все его объяснения выглядели убого, и Шейла выслушивала их с ледяным молчанием. Вот уже несколько недель супруги не занимались любовью. Вернувшись с той вечеринки, они вяло пожелали друг другу спокойной ночи, и Шейла сразу же выключила лампу на своей тумбочке. В этот момент Деймон почувствовал желание, а его пенис напрягся в мощнейшей эрекции, и он потянулся к жене, чтобы приласкать ее. Та оттолкнула его ищущую руку.

– Ты опять пьян, – сказала она зло. – Я не занимаюсь любовью с пьяницами.

Он лежал на спине, погрузившись с головой в пучину жалости к себе. Все идет не так, как надо, думал он, все катится под откос. Этот брак долго не продлится.

Утром он не стал ждать, когда Шейла приготовит завтрак, и перекусил в кафетерии по пути на работу. Каким-то чудесным образом он сумел избежать похмелья. Размышляя на свежую голову, он пришел к выводу, что вина за его поведение в последнее время лежит не только на Шейле, но и на нем. Начало разладу в их семейной жизни положила ссора из-за денег. Он стал приносить их очень мало, а Шейла всегда зарабатывала какие-то крохи. Между тем пачка неоплаченных счетов неуклонно росла. Как раз в это время один издатель с сомнительной репутацией, разбогатевший после публикации порнографических скандальных романов, предложил Деймону работу, рассчитывая с его помощью приступить к изданию более респектабельных книг. Издатель обещал хорошие деньги, но сам был настолько вульгарен, что, по мнению Деймона, даже десяток Деймонов не смогли бы добавить этому типу респектабельности. Он отклонил предложение, но совершил глупость, рассказав о нем Шейле. Та разъярилась.

– Ты всегда был размазней, дорогой муженек, – сказала она. – Цельность натуры – вещь прекрасная, кто спорит, но ею, увы, нельзя платить по счетам. Если бы тебе хоть раз, подобно мне, пришлось иметь дело с несчастными, забитыми и агрессивными детьми, ты бы узнал, что существуют люди, готовые на самую отвратительную и грязную работу, лишь бы не умереть от голода.

– Оставь эти мелодрамы.

– Не я, а ты разыгрываешь мелодраму. Готов на любые жертвы ради того, чтобы не погас священный огонь высокой литературы. О'кей, храни невинность, и пусть прогремит троекратное ура в честь драгоценной цельной личности Роджера Деймона. Я слишком хорошо тебя знаю и способна понять, что ради меня ты не пожертвуешь ничем. Убирайся в свою жалкую контору, которая представляется тебе чистым храмом искусства, потягивай трубку и жди, когда к тебе с готовым контрактом в руке пожалует очередной Томас Стерн Элиот!

– Шейла, – произнес он печально, – ты совсем не похожа на себя, ты говоришь не своим голосом.

Речь жены была отражением слов сына мистера Грея, который при последней встрече презрительно сказал отцу, что тот грызет сухую корку, сидя в углу, и вполне этим доволен.

– Одно я могу поведать тебе, муженек, совершенно точно, – злобно произнесла Шейла. – Нищета – как раз тот инструмент, который радикально меняет голос женщины.

После этой ссоры он и стал пить по ночам с друзьями – «мальчиками», как презрительно именовала их Шейла.

Для оправдания семейной бури годится любой предлог, думал тогда Деймон, однако он был слишком честен для того, чтобы взваливать всю вину за раздоры на супругу.

Вспоминая выражение злобного упрямства, которое не сходило с ее лица вот уже несколько месяцев, Деймон думал о том, что Шейла не только внешне похожа на итальянскую крестьянку, но и вести себя стала, как деревенская баба. Это было отвратительно, и хотя Деймон не знал, чем в конечном итоге все обернется, он был уверен в одном: дальше терпеть подобное положение он не в силах.

Он уныло сидел за своим письменным столом, разбирая счета и с негодованием вспоминая, как Шейла оттолкнула его в постели этой ночью. Зазвонил телефон. Он поднял трубку. На проводе оказалась Джулия Ларч. Когда она назвала свое имя, Деймон с большим трудом смог скрыть удивление.

– Я не перестаю вспоминать о том, насколько приятной для меня была вчерашняя встреча с вами, – прощебетала она, – и о том, насколько приятнее могло бы стать наше новое свидание.

– Вы очень добры, миссис… хм… миссис Дарч, – ответил Деймон.

– Я видела вас во сне, перед тем как проснуться, – продолжала она с тихим смехом. – А пробудилась я всего десять минут назад.

– Надеюсь, это было не самое плохое сновидение, – сказал Деймон, начиная испытывать смущение и надеясь, что сидящий за своим письменным столом Оливер не догадывается о том, что говорят на противоположном конце провода.

– Очень эротическое, – снова рассмеявшись, ответила она.

– Приятно слышать.

– Вот я и подумала, каким прекрасным завершением моего отдыха в Нью-Йорке мог бы стать ваш визит ко мне. Приходите прямо сейчас, пока я не забыла свой сон. Мы займемся любовью.

– Что же… Я… я… – замялся Деймон. – Звучит очень соблаз…

– Я остановилась в отеле «Борден» на Восточной Тридцать девятой улице. Номер четыреста двадцать шесть. Дверь будет открыта. – С этими словами она повесила трубку.

Деймон медленно вернул на место трубку и с горечью почувствовал, что прозвучавший по телефону чувственный голос пробудил желание. Несколько недель воздержания давали о себе знать.

– Что-нибудь важное? – поинтересовался Оливер.

– Нет. Просто один человек хотел попрощаться.

Деймон просидел еще пять минут, глядя в ряды зловещих цифр на листке. Затем, отложив бумагу в сторону, он резко встал из-за стола, вышел на улицу и направился через весь Манхэттен на Восточную Тридцать девятую улицу, где его ждала открытая дверь.

Прокладывая себе путь в густом полуденном потоке прохожих на Шестой авеню, он продолжал думать о звонке, раздавшемся в его офисе без малого одиннадцать лет назад, и о последовавшем за этим звонком дне. В постели Джулия Ларч оказалась вовсе не блеклой и выцветшей и уж совсем не застенчивой, и к вечеру он испытал столько оргазмов, сколько не испытывал за один день или одну ночь даже в те далекие годы, когда ему было восемнадцать.

Не известно, было это простым совпадением или нет, но после встречи с Джулией Ларч фортуна вдруг снова повернулась к нему лицом. Клиент, две первые книги-которого были приняты отвратительно и не распродавались, явился с романом, сразу попавшим в число бестселлеров и продержавшимся в середине списка почти два месяца; Деймон и еще один журналист не только получили контракт на литературную обработку автобиографии кинозвезды, но и сумели выбить себе солидный аванс; и наконец, в округе Уорчестер скончалась его тетушка, отписав племяннику в завещании десять тысяч долларов. У него пропало всякое желание напиваться, а Шейла, которая вначале опасалась, что это всего лишь временное затишье, в конце концов стала прежней Шейлой и даже извинилась за то, что была такой сварливой. Ему теперь не надо было тянуться к ней в постели, она сама тянулась к нему.

Оглядываясь назад, он видел, что самое счастливое десятилетие его жизни началось с того момента, когда он переступил порог номера Джулии Ларч. Но вспоминая события последних дней, Деймон не мог избавиться от ощущения, что для него начинается новая полоса жизни, темная и холодная. Время тайных подслушиваний и угроз, контактов с людьми, имеющими отношение к убийствам, время постыдных воспоминаний и возвращения мертвецов. Он знал, что сегодня напьется. Но Деймон не сомневался и в том, что Шейла, вновь поверившая в супруга как в надежного добытчика, его за это простит.

Он добрался до магазина электроники и уставился в витрину, восхищаясь безграничной изобретательностью людей, которые, хитроумно преодолев все скрытые преграды, воздвигнутые на их пути природой, создали миниатюрные компьютеры и телевизоры, крошечные радиоприемники и микроплейеры. Еще не войдя в магазин, он решил, что купит автоответчик для своего телефона, а не тот аппарат, который превратит его жилье в студию звукозаписи. «Я не создан для шпионажа, приняв благородную позу», – убеждал он себя. Но в глубине души Деймон знал, хотя и не смел признаться даже самому себе, что им руководит лишь суеверный страх. Ему казалось, что если он установит прибор для прослушивания, опутав дом проводами, то будет вынужден встретиться с Заловски, когда тот позвонит в следующий раз. Если же специального аппарата не будет, то и причин для встречи с этим типом не останется, говорил себе Деймон.

Он вошел в магазин и двинулся к прилавку, где продавец вел разговор с другим покупателем.

– Мне нужен маленький и легкий, чтобы я мог бросить его в сумку, когда отправляюсь в дорогу, – говорил покупатель.

Деймон вздрогнул, услышав этот голос. Он принадлежал Морису Фицджеральду – человеку, с которым Деймон еще до войны учился актерскому мастерству, плавал во время войны в торговом флоте, а позже несколько лет жил под одной крышей. Когда Деймон решил покончить с актерской деятельностью, Фицджеральд уже начал преуспевать на сцене. На него был постоянный спрос. Они оставались хорошими друзьями и после того, как Деймон ушел из театра, но расстались более чем прохладно. Их дружбе был нанесен сокрушительный удар, и Деймон даже не пошел на вечеринку, устроенную по случаю отъезда Фицджеральда и Антуанетты Бредли – его собственной бывшей возлюбленной – в Лондон. Но теперь, когда он узрел под спортивной ирландской кепкой из твида столь знакомую веселую физиономию Мориса, леденящий холод обиды вдруг куда-то исчез. Деймона окатила теплая волна товарищества, той старой дружбы, которой они наслаждались в море на борту корабля и в своей холостяцкой квартирке. Благодаря своему звучному, сочному голосу и умению сыграть любую роль Морис сделал в Лондоне хорошую карьеру, став одним из ведущих актеров второго плана. Несмотря на свой талант, он прекрасно понимал, что подлинной звездой ему быть не суждено. Он был невысок ростом, а его живая физиономия более всего годилась на роль пройдох в эксцентрических комедиях. «Никто, даже мамочка, никогда не называл меня красавчиком», – частенько повторял он с печальной улыбкой.

У Деймона возникло сильное искушение подойти к Морису, шлепнуть его по плечу и скомандовать: «Все наверх, друг!» Но ощутив вдруг странное покалывание по всему телу и вспомнив встречу с человеком, которого он принял за мистера Грея, Деймон решил ничего не говорить, пока еще раз хорошенько не рассмотрит покупателя. Одной встречи с покойником в неделю более чем достаточно, подумал он.
[1] [2] [3] [4]