Глава 22

Глава 22

Шейла сидела за столом напротив нервно поигрывающего карандашом Зинфанделя.

– Доктор, – сказала она, – здесь, в больнице, мы не можем заставить его есть. Неделю назад он съел два куска пирога, принесенного одним другом, и это – все. Конечно, если не считать тот ужасный порошок, который мы по вашему указанию смешиваем с водой или молоком.

– Смесь способна поддерживать жизнь, – возразил Зинфандель. – Она содержит все необходимые витамины, протеины, минералы…

– Она не способна поддержать его жизнь, – продолжала Шейла. – Мой муж не желает поддерживать свою жизнь. Мы считаем большой удачей, когда нам удается уговорить его выпить полстакана этой бурды. Он хочет вернуться в свой дом. Лишь это способно поддержать его жизнь.

– Я не могу взять на себя такую ответственность…

– Всю ответственность беру на себя я, – сказала Шейла. Гнев, который она пыталась сдержать, тем не менее был очень заметен и работал на нее. – Если потребуется, – продолжала она, прибегая к угрозе, которую уже использовала, добиваясь перевода Деймона из отделения реанимации, – я завтра отправляюсь к нашему адвокату и с его помощью добьюсь решения суда о передаче мужа на мое попечение.

– Вы рискуете убить своего супруга, – не сдавался Зинфандель, но Шейла уже знала, кто выиграл эту схватку.

– Я согласна пойти на риск.

– Мы должны провести еще серию анализов.

– Даю вам три дня, – заявила Шейла, отбрасывая прочь все условности цивилизованного общения.

Лицемерному притворству пришел конец. Они стали врагами, и победа одного из них означала поражение другого.

Деймон совершенно равнодушно и без жалоб прошел через рентгеновское обследование, томографию и многочисленные анализы крови. Шейла не рассказала ему о разговоре с доктором Зинфанделем, и Деймон смирился с мыслью, что живым ему из больницы не выйти. Он все еще не мог понять того, что пишут в «Нью-Йорк таймс», а единственным продуктом, вкус которого он ощущал, оставался ананасовый сок. Разум его блуждал где-то очень далеко, а когда Шейла сказала мужу, что получила известие от Вайнштейна, Деймон зарыдал, заявив при этом, что Манфред за всю свою жизнь совершил единственный неверный шаг, словно тот роковой бросок юного шортстопа был целиком на совести Роджера. Он помнил, что приходившая в палату женщина в зеленом угощала его яблочным пирогом, но имени посетительницы назвать не мог. Мисс Медфорд заставляла его время от времени вылезать из постели и ходить, опираясь на палку, по коридору. Но однажды, после того как он доковылял до конца коридора и выглянул в окно, эти прогулки перестали его интересовать, а заверения мисс Медфорд о том, что он с каждым разом становится все крепче и ходит увереннее и увереннее, Деймон воспринимал как абсолютно тривиальную информацию.

Он немного ожил, когда после двухдневного обследования Шейла сказала, что доктора вынесли условное решение об улучшении его состояния.

Из суеверного страха и боясь разочаровать Деймона, Шейла не стала говорить ему о причинах очередной серии исследований. Она хотела выждать и сообщить мужу новость о его освобождении лишь в самый последний момент. В итоге вестницей радостного известия оказалась мисс Медфорд.

– Ваше имя, мистер Деймон, сегодня утром появилось в газетах, – размахивая экземпляром «Дейли ньюс», объявила она, когда явилась сменить ночную сестру. – В статье о леди, которая написала книгу, и об агентстве, заключившем для нее контракт на миллиард долларов или что-то вроде того. О вашем агентстве.

– Не верьте ничему, что прочитали до восьми утра, – сказал Деймон, все еще размышляя о причинах холодности доктора Зинфанделя во время утреннего обхода.

– Там сказано, что сегодня во второй половине дня вас выписывают из больницы, в которой вы претерпели ужасные страдания, вызванные перестрелкой на Пятой авеню. Так они пишут. Они думают, что вы были ранены, и ничего не говорят о докторе Рогарте.

Мисс Медфорд не была почитательницей доктора. В тех редких случаях, когда Рогарт появлялся в палате Деймона во время дежурства мисс Медфорд, та держала себя так, будто ее только что извлекли из морозильника.

– Хотите я прочитаю? – спросила она.

– Благодарю вас, не хочу. Сказки меня никогда не интересовали. И как только подобная чушь попадает в газеты?

– В каждой больнице, где мне приходилось работать, – сказала мисс Медфорд, – всегда находится сестра, доктор, ординатор или клерк, у которых есть знакомые в газетах – двоюродный брат или сестра, дружок или подружка. Они достают медикам билеты на премьеры в обмен на информацию… Не думайте, что это заведение является исключением.

– А вам кто-нибудь говорил, что меня сегодня выписывают?

– Нет, – призналась мисс Медфорд. – Ни слова.

– В таком случае позвольте мне доспать, – сказал Деймон. – Я хочу досмотреть замечательный сон про то, как я иду вместе с отцом на футбол.

Лишь когда Шейла пришла в палату со свежим бельем и рубашкой, извлекла его из кровати и начала одевать, Деймон все понял, не выдержал и разрыдался.

– Оливер внизу, – сказала Шейла, – в арендованной им машине. Отсюда мы сразу поедем в Олд-Лайм. Ни Оливер, ни я нести тебя не можем, а сам ты на три пролета до нашей квартиры подняться не способен.

Сестра настояла на том, чтобы он сел в кресло-каталку, и повезла его к запасному выходу. Деймон протестовал как мог – ему хотелось выйти из больницы на своих ногах, он был уверен, что достаточно окреп для этого.

Был теплый весенний день. Когда его выкатили через дверь, Деймон набрал полную грудь свежего воздуха, а затем медленно, с усилием поднялся на ноги и увидел Оливера, который ждал его, стоя рядом с арендованным автомобилем. Деймон радостно помахал тростью, подаренной ему лечебницей. Он видел окружающий мир исключительно четко – Оливера, распускающиеся почки на ветвях деревьев, свою руку с зажатой в ней тростью.

Чувствовал он себя ни хорошо, ни плохо. Яркие краски внешнего мира заставили Деймона прищуриться, но все его чувства по-прежнему были обострены до предела. Он слышал, как мисс Медфорд негромко инструктирует Шейлу о методах лечения пролежней – один из них все еще оставался на его ягодице. Деймон сделал свой первый самостоятельный шаг по направлению к Оливеру. И в этот миг он увидел, как из-за машины, стоящей рядом с автомобилем Оливера, вышел человек в синей ветровке. Деймон знал, кто это, но на вопрос, откуда пришло это знание, ответить не мог. Человек сделал два шага по направлению к нему. Деймон смог рассмотреть его лицо. Оно было рыхлым, округлым, а по цвету напоминало сырое тесто. Создавалось впечатление, что глазки на этом лице были просверлены с помощью пневматической дрели. Человек что-то вынул из кармана. Пистолет. Пистолет был направлен на Деймона.

«Ну, наконец-то, – с каким-то безумным облегчением подумал Деймон, – я узнаю все».

Прогремел выстрел. Кто-то вскрикнул. Человек рухнул на мостовую в двух футах от места, где у открытой дверцы машины ждал Оливер.

Откуда-то с револьвером в руках возник Шултер, а за ним еще двое вооруженных мужчин в штатском.

Деймон спокойно подошел к лежащему на мостовой телу, над которым уже склонились Шултер и его партнеры. Шултер встал на колени и приложил ухо к груди лежащего человека.

– Мертв, – сказал лейтенант, поднимаясь с колен. – Для разнообразия эти проклятые газеты напечатали что-то полезное. Я знал, что он появится.

Он сиял от удовольствия и больше всего походил на охотника, только что уложившего гигантского самца-оленя, рога которого явятся прекрасным украшением стены над камином.

– Вы его знаете? – спросил Шултер.

Деймон посмотрел на человека, куртка которого была залита кровью. Лицо покойника выглядело умиротворенным. Раньше он этого лица не видел.

– Это может быть кто угодно, – сказал Деймон. – Он так и не успел сообщить мне, чего хочет.

Обнимающей его Шейле показалось, что эти слова были произнесены с изрядной долей сожаления.

Деймон сидел в саду в Олд-Лайме и смотрел на пролив. Сумерки сгущались. Вдоль побережья начали поблескивать огоньки, а вода приобрела цвет стали. Он слышал, как Шейла, напевая что-то, занимается ужином. Деймон ждал его с нетерпением. Помимо завтрака, ленча и ужина. Шейла в одиннадцать утра, в пять вечера и перед отходом ко сну в скрипящем, как старый корабль на ветру, доме взбивала для супруга гоголь-моголь. За две недели он набрал десять фунтов и уже расхаживал по саду без трости.

Их навестил Шултер.

– Ну и гнусное же это дело, – сказал он. – На парне не нашлось ничего, что можно было бы использовать для идентификации. Ни кредитной карты, ни водительского удостоверения. Ни-че-го. Тело никто не востребовал. Пистолет оказался старым немецким «парабеллумом» тридцать восьмого калибра. Скорее всего его с войны притащил какой-то солдат. С тех пор он сменил по меньшей мере двадцать рук. Это все, что нам известно. – Шултер, словно не веря самому себе, покачал головой. – Он явился из ниоткуда. С улицы. Из сточной канавы.

– Из ниоткуда, – произнес Деймон, глядя на темнеющий в сумерках пролив.

Он вспомнил, как, находясь в больнице, хотел, чтобы его оставили в покое и позволили умереть, как не испугался, увидев выступившего из-за машины человека с пистолетом в руках.

Из кухни появилась Шейла с двумя стаканами виски с содовой – для него и для себя. Деймон взял стакан из рук жены, а она села в кресло рядом с ним. Некоторое время они молча смотрели на темный пролив. Затем Деймон взял жену за руку и произнес:
[1] [2]