Стать Лютовым (5)
[1] [2] [3] [4]- Давай еще постоим немного,- сказал Иуда.- Тень, тихо... Вот бы тут всё прибрать и пожить недели три. Здесь бы я сидел, работал на каком-нибудь ящике из-под вина, а здесь,- он показал где,- мы бы поставили топчан, низкий топчан, и покрыли бы его персидским ковром.
Она хотела съязвить насчет общей крыши, но передумала. Она жалела Иуду Гросмана и не знала, как незаметно подарить ему эту жалость. В заброшенном французском овине она вспоминала, сколько раз ей уже говорили о воображаемой кровати в уютном воображаемом доме.
- У меня есть один приятель,- продолжал Иуда,- он бывал в Персии наездами или, если тебе так больше нравится, наскоками. Вот он, может, подарит персидский ковер, чтоб ты на него забиралась с ногами, а у меня к тому времени откроется третий глаз на затылке, я буду сидеть за винным ящиком лицом к свету, писать и смотреть на тебя этим третьим глазом.
Опустив корзину с остатками еды на земляной пол, Катя с благодарным изумлением слушала Иуду Гросмана, как он без узелков, без остановок говорил о специальном, на перламутровой ножке лорнете для третьего глаза, о страхе, который водят за собой на цепочке, как таксу, о том, что в Москве царит полная эротическая свобода, свобода тела, послушно подменяющая свободу духа, а захватывающая угроза неостановимо расползается в воздухе, как запах горького миндаля.
- А однолюбы? - улыбнувшись, спросила Катя.- А ревнивцы?
- Носители буржуазных предрассудков,- жизнерадостным голосом радиодиктора объявил Иуда.- Общественность единодушно их осуждает и перековывает.
- А если они не перековываются? - спросила Катя.
- Тогда могут посадить,- сказал Иуда Гросман и пожал плечами. Знаешь, мне нравится такая свобода под бритвой. Удар бритвой - это цена свободы. А здесь свобода бесплатная, к ней привыкаешь, как к удобной обуви: нигде не жмет, нигде не трет. Ничего не происходит.
- Ну, пошли, раз не трет,- сказала Катя и потянула Иуду за рукав.
Обогнув поляну, тропа снова скользнула в лес. Густые кроны смыкались и переплетались над тропой, внизу лежала тень, но не сумрак. Кругом было пустынно - ни охотника, ни оленя. Тропа вела к озерцу, посреди которого, на игрушечном островке, стоял трехэтажный дворец - бело-розовый, с колоннами и когда-то зеленой крышей, с мертвыми печными трубами над ней. Ноги нарядных гостей давным-давно не касались широких белокаменных ступеней, ведущих к заколоченному дощатым щитом входу.
- Вот,- сказала Катя.- Я хотела тебе это показать.
- Терем,- сказал Иуда.- Терем-теремок. А что там внутри?
- Ничего,- сказала Катя.- То есть я не знаю. Видишь - всё забито.
И лодки нет, никак не доберешься.
- Были б лодки,- пробормотал Иуда Гросман,- всё бы давно растащили... Пошли, поищем, может, найдем что-нибудь.
Они двинулись в обход озерца. Берег был топкий, густой кустарник подходил к самой воде. Под ногами хлюпало. Под навесом кустарника, на отмели, Иуда Гросман наткнулся на плотик - четыре сбитые в раму бруса, на которые уложена была, как палуба, почерневшая от воды створка двери. На двери валялась доска, заменявшая весло.
- Вот лодка,- отрывисто сказал Иуда.- Поехали.
- Мы перевернемся,- сказала Катя.
- Это не яхта,- отрывисто согласился Иуда.- Но и эта лужа - не Тихий океан. Ты со мной? Или жди здесь.
- С тобой,- сказала Катя.- Я, между прочим, умею плавать.
- Тогда давай,- распорядился Кирилл Лютов.- Лезь. Садись на корточки, а то свалишься. Держись!
- Кто на нем, интересно, плавает? - робко спросила Катя.
- Кто, кто! - сказал Кирилл Лютов.- Пираты. Сейчас поглядим.
[1] [2] [3] [4]