Афанасьевич. Выход из мёртвого пространства (8)

[1] [2] [3] [4]

К нам подкатила санитарная машина, чтобы отвезти Коновалова в санчасть, а он мягко, но уверенно отказался. Тогда его перевязали на месте. Подъехал на стартере командир полка. Коновалов, как положено, доложил, что батареи противника подавлены - задание выполнено, а сам он был атакован истребителями, при этом сбит один "фокке-вульф".

Я слушал доклад Коновалова и при этом смотрел на командира полка. И, честно говоря, удивлялся, думал, что же такое с ним произошло: вместо того чтобы прервать летчика, который едва-едва из лап смерти вырвался, он стоит, слушает, да еще улыбается во весь рот. А потом вдруг говорит:

- А что еще вы там натворили? Из штаба срочно требуют сообщить ваши фамилии!

Мы с Коноваловым переглянулись: ну что еще за новая напасть? Неужели какой криминал нашли в наших действиях? А командир, выдержав паузу, солидную паузу, словно специально нам нервы мотал, наконец добавил:

- Ваш бой наблюдали многие. И из штаба дивизии в том числе. И за все, что вы натворили, приказано вас... представить к наградам.

Ну и шуточки! Отличные шуточки, доложу я вам. За этот бой я был награжден вторым орденом Славы. И безо всякой скромности скажу - справедливо, по делу. Четыре раза маханула сегодня надо мной смерть косою, а я пулемета из рук не выпустил. И одолел. Да и вообще: не стесняюсь я своих орденов, хоть и наштамповали разных наград сегодня массу. Мои же солдатские ордена перестали штамповать в сорок пятом. Никто на них не глянет с ухмылкой. Другое дело, что потеряли сейчас ордена цену, было время, когда без ордена на улицу стыдно было выйти, словно без штанов. Как же, всем давали к очередному "летаю", а тебе не дали! Значит - в тюрьме сидел, никак не меньше. В других местах всем ордена и медали давали... Простите мне горькую эту иронию. Просто вспомнил я историю, когда оформлялся на работу в организацию (а дело было уже годах в шестидесятых), которой я тогда руководил, тоже один военный в отставке. Так вот, просматриваю я его анкету и вижу, что в графе "Государственные награды" написано скромно: "Десять медалей". И - все. Я потом познакомился с этим человеком близко: не шутник он был, не остроумец. Написал в анкете, как находил правильным. Врученные ему награды считал на штуки, на вес, можно сказать. И это тоже - форма проявления порядочности. Вот кладу я на ладонь свои солдатские ордена Славы, и с каждым годом они кажутся мне все тяжелее и тяжелее. В чем тут дело? Или, может быть, ослабла ладонь?..

7 мая 1944 года наши войска овладели ключевой позицией - Сапун-горой, где оборонялись немцы с яростью обреченных. Во время ее штурма прямым попаданием зенитного снаряда был сбит самолет лейтенанта Самаринского, стрелком у которого был сержант Гурьев, мой земляк, харьковчанин. Те, кто наблюдал это, сообщили, что из самолета кто-то выбросился с парашютом, но приземлился в расположении немцев.

На следующий день, после захвата наземными войсками соления Бартеньевка, была очищена от врага одна сторона Сонорной бухты, на левом фланге штурмом взята гора Киябащ, один из узлов немецкой обороны. Немцы пытались отбить гору, но наши войска отразили все атаки и, развивая наступление, заняли поселки Джаншиев и Шестая Верста.

А 8 мая погиб Семен Люльев, истребитель. Был он ведомым у Ивана Рубцова. Дело было так. Вражеские истребители пытались напасть на нашу группу "илов", но их отогнали. Люльева ранило осколком зенитного снаряда.

- Выходи из боя, - по радио приказал ему Рубцов. Но Семен ответил:

- Чувствую себя нормально. Буду драться. И дрался. Еще раз самолеты противника пытались напасть на нас, но истребители прикрытия не подпустили их близко. Завязался бой, одного "фокке-вульфа" сбили, другие бежали. Домой возвращались с победой. Но раненый Люльев, видимо, потерял в воздухе сознание и - погиб. Вернулись. Иван Рубцов, вцепившись пальцами в выгоревшие на солнце волосы, сидел около самолета и плакал. Семен Люльев был его другом.

Трудно дается победа, даже если она совсем-совсем близко. Ведь она не приходит сама. Мы знали, что добиваем противника, что он обречен. Но и фашисты оборонялись яростно. Что ж, если говорить откровенно, это вполне понятно: мы хотели лишить их жизни, а они стремились сохранить ее.

9 мая начался штурм города. При поддержке авиации войска ринулись на вражеские укрепления. Главное сопротивление немцы пытались оказать на рубеже старого Турецкого вала и таким образом обеспечить эвакуацию остатков своих войск.

Большое скопление вражеских войск наша авиация обнаружила на берегу бухты Казачьей. Лейтенант Шупик подвел группу "илов" к цели. Зенитки вели ураганный огонь, но орудия стояли на открытом месте, незамаскированные. Лейтенанты Кравченко и Казаков с ходу пошли на них в атаку и забросали бомбами. В это время другие самолеты, замкнув круг над целью, штурмовали пытавшихся уйти в море.

К вечеру город был освобожден, но враг держался еще в районе бухт Камышовой, Казачьей и на мысе Херсонес.

Помню, как на следующий день, 10 мая, мы вылетели в район бухты Камышовой. Я летел с Коноваловым, который вел группу. В порту и около него скопилось столько народу и техники, что каждая из бомб, которые Коновалов приказал сбросить с высоты 800 метров, достигала цели. Нас сильно обстреляли зенитки, но на аэродром мы вернулись без потерь. Но войны без потерь не бывает. Даже тогда, когда итог боя предрешен.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.