Афанасьевич. На развалинах третьего рейха, или маятник войны (24)

Сталинская политика "умиротворения" в последние месяцы перед нападением немцев впоследствии и на Востоке, и на Западе подверглась разной критике, как и аналогичные усилия Невилла Чемберлена. Причем область внешнеполитических маневров британского премьер-министра не была так сужена, как у хозяина Кремля, критики которого до сих пор не решили, мог ли Сталин поступить иначе, какие альтернативы существовали в той ситуации, в которой он оказался с августа 1939 года не только в результате своих деяний, но и при содействии других сил. Как и все правители тогдашней Европы, Сталин следовал политике максимально желаемого, что было невозможно н недопустимо: все предостережения он пропускал мимо ушей. "Нас пугают немцами, а немцев Советским Союзом, нас натравливают друга на друга" - так, должно быть, говорил тогда Сталин. Действительно, главное верховное командование вермахта и геббельсовская пропаганда стремились, и небезуспешно, целым рядом обманных маневров создать видимость того, что основной удар в 1941 году будет нанесен не на востоке, а против Британских островов.

После того как стало известно о полете заместителя фюрера Рудольфа Гесса в В Англию, в Москве появились подозрения, что Германия идет на очередную сделку с Англией за счет Советского Союза. Был ли этот шаг 10 мая действительно "срывом" и акцией "сумасшедшего", даже и после серьезных немецких исследований до сего времени остается под вопросом. И хотя пока у ученых нет возможности дать точные ответы, но можно предполагать, что в истории с полетом Гесса речь шла о "последней попытке Гитлера, основанной на расовых, идеологических, внешнеполитических аксиомах и сходных с ними взглядах Англии", "завершить вынужденную" (по его мнению) войну против Великобритании, в которой он не видит смысла, для того чтобы "получить возможность и по политической конъюнктуре начать великую захватническую войну на востоке, которую он считает не только выгодной для себя, но и соответствующей "действительным" интересам Великобритании".

Еще до того как Сталин предпринял новую попытку "успокоить" Гитлера, была осуществлена концентрация войск в советских западных районах. Этот факт был зарегистрирован в ОКБ и затем использован в пропагандистских целях. 22 июня 1941 года Риббентроп заявил перед прессой, что "большевистская" Москва была "намерена ударить в спину национал-социалистской Германии, борющейся за свое существование".

О том, что Сталин не мог строить таких планов, был просто не в состоянии этого сделать, неопровержимо свидетельствуют факты, которые в настоящее время не вызывают сомнений у серьезных историков. Официальная же немецкая пропаганда до последнего дня беспрестанно вдалбливала эту мысль немцам и всему миру, а Гитлер не раз заявлял, что четко обозначился "весь ужасный размах опасности", против которой он очень своевременно принял меры. Тезис о "превентивной войне против большевистской угрозы" был не нов, и впоследствии он еще долго оказывал свое влияние.

Насколько мало мы знаем о достоверных и действительных мотивах и соображениях Сталина, настолько основательно они изучены в отношении Гитлера. Для него, как и для немецкого генерального штаба, понятия о непосредственной опасности со стороны Красной Армии не существовало, по очень обоснованной причине они рассматривали эту самую Красную Армию как противника, с которым удастся покончить без особых затруднений.

Существовало противоречие в аргументации, характерное для антикоминтерновской пропаганды 30-х годов: в соответствии с политическими нуждами "красный призрак" - Советский Союз - представлялся то режимом "преступников", то режимом полностью недееспособным, "населенным низшими расами, разложенными еврейством". Теперь же приукрашенная версия тезиса национал-социалистской "превентивной войны" означала, что Сталин если не в 1941 году, то раньше или позже нападет на Германию и изложенная Вертом версия речи Сталина 5 мая 1941 года могла послужить отправной точкой. Фюрер был в каком-то смысле не совсем не прав, хотя он самоубийственно недооценивал опасность, но в общем-то распознал ее "правильно". Подобные спекуляции, ставящие с ног на голову соотношение причин и следствий, под влиянием "холодной войны" открывают лазейки для того, чтобы перенести на советскую сторону соответствующую часть вины за, вероятно, самое ошибочное решение в новой немецкой истории.

С политической точки зрения это можно понять, но с исторической приводит к заблуждениям и самообману, и это совершенно не означает, что в то время в Кремле самообман не играл значительной роли. Наиболее часто вспоминаемый пример тому - знаменитое заявление ТАСС от 14 июня. Считается, что оно было сделано с подачи Сталина. В то время когда на востоке находилось 150 немецких дивизий в боевой готовности, что составляло три четверти всех немецких сухопутных войск, Молотов приглашает в Кремль немецкого посла, чтобы передать ему текст заявления ТАСС, направленного против слухов о предстоящей вскоре войне между СССР и Германией...

В действительности Берлин не предъявлял Москве требований территориального и экономического характера, но Сталин ожидал их и хотел, по-видимому, просигнализировать о готовности вести на эту тему переговоры.

После того как Гитлер, получив меморандум Сталина в ноябре 1940 года, хранил холодное молчание, заявление прозвучало как крик отчаяния: ну скажите наконец-то, что вы от нас хотите? Мы согласны вести переговоры! 14 июня, в тот же день, когда Шуленбург принял заявление ТАСС, телеграфировал его в Берлин, фюрер собрал еще раз командующих армиями и группами армий в рейхсканцелярии на последнее совещание перед наступлением для того, чтобы "доказать" им военно-политическую необходимость операции "Барбаросса". И на этот раз он повторил старые и привычные аргументы: Англия надеется на Россию, Россия в удобное для нее время будет нас "шантажировать", такая ситуация не должна никогда возникнуть. Еще и сегодня некоторые придерживаются мнения, что дальнейший характер действий Сталина, например, в отношении Японии, с которой он заключил, как и с Гитлером, пакт о ненападении, подтверждает опасения фюрера. Если Сталин, как сказано, не имел намерений нападать на Германию летом 1941 года, то позже он мог бы это сделать, если бы возникли для него соответствующие условия. В действительности имеются разнообразные признаки того, что Сталин все силы направил на то, чтобы иметь возможность противопоставить военному превосходству "Великой Германии" соответствующую военную мощь, и вполне вероятно, что в удобный момент он нашел бы этой мощи применение.
[1] [2] [3] [4]