4 (1)

4

Когда явился «для очень важного сообщения» директор столичной сейсмической станции профессор Переел Ингрем, сенатор Мэйби велел передать ему, что у него имеются сейчас заботы поважней, чем теоретические рассуждения о землетрясениях, тем более уже совершившихся. Он имел в виду чуму и то, что уже скоро сутки, как прервалась всякая связь со всеми военными базами, соединениями и флотами за рубежом, и что до сих пор неизвестно, как разорвались в союзных странах посланные вчера вечером ядерные снаряды и началась ли там, наконец, война.

Человек исключительной напористости, несмотря на более чем почтенный возраст, Ингрем все же не ушел, пока не добился аудиенции. Мэйби с редкой для него учтивостью выслушал профессора и посоветовал обратиться с подобными сенсациями к любому из издателей бульварной литературы и не мешать людям заниматься государственными делами.

Ингрем не обиделся. Он сказал, что понимает недоверие господина сенатора и был бы рад разделить с ним это недоверие. Но, увы, то, с чем он пришел, – не фантастика, а печальная действительность, скажем точнее: почти на все сто процентов бесспорная действительность.

– Значит, насколько я вас понимаю, вы настаиваете на том, что Атавия вчера оторвалась от Земли? – переспросил его Мэйби, не считая нужным подавлять улыбку. Он все больше убеждался, что этот старикашка рехнулся, как и многие рехнулись сегодня, испугавшись чумы.

– Я настаиваю на том, что весь наш континент, судя по характеру и расположению взрывов…

– Взрывов?! О каких взрывах вы говорите?

Мэйби сделал вид, будто удивлен разговором о каких-то там взрывах, но ему стало не по себе. Этот старикашка был во всяком случае настолько разумен, чтобы разгадать подлинные причины «землетрясения».

– Об атомных взрывах, сударь, – спокойно пояснил профессор. – Так вот я настаиваю на том, что, судя по характеру, общему расположению и направленности, они неминуемо должны были привести к отрыву нашего острова от Земли.

– И он при этом не превратился в пыль, не разлетелся на атомы? – иронически усмехнулся Мэйби, достаточно разбиравшийся и в механике и в космографии.

– Вполне законный вопрос, – одобрительно кивнул профессор, словно перед ним был не крупный государственный деятель, а толковый студент. – На это я могу только ответить, что сам удивляюсь, что все обошлось так благополучно. Конечно, мы вместе с нашим островом должны были мгновенно превратиться в пыль в тот самый момент, когда он отрывался от Земли.

– Вот видите! – снисходительно улыбнулся Мэйби. – А атмосфера? Могла бы у нас остаться хоть самая ничтожная атмосфера, если бы нечто вроде того, что вам примерещилось, – я не боюсь употреблять это слово, профессор, вдруг действительно имело место?

Ингрем только развел руками.

– И все-таки, господин сенатор, это именно так, как я вам доложил. Расчеты проверены несколько раз и мной лично и моими сотрудниками. Кроме того (ему ужасно не хотелось делиться лаврами с научными конкурентами, но ничего не поделаешь), я получил по военному телефону от четырнадцати сейсмических станций запросы, не оставляющие сомнения, что и они пришли к таким же удивительным, удручающим, но неопровержимым выводам.

Он подал Мэйби пачку телефонограмм на военных бланках. Сенатор развернул их с такой осторожностью, словно они были заминированы.

– Расчеты, расчеты, – пробрюзжал он уже менее уверенно и пробежал глазами все четырнадцать телефонограмм. – Цифры… Манипуляции цифрами… Бредовые акробатические упражнения с цифрами… Мы с вами живы, здоровы, дышим воздухом; под нами плотная, обычная почва… – Он поднял со стола и снова поставил на прежнее место увесистое пресс-папье. – Земное притяжение действует по-прежнему… И при всех этих бесспорных обстоятельствах вы беретесь утверждать, что мы оторвались от Земли?

– Именно принимая во внимание эти обстоятельства, я и утверждаю, сударь, что мы не оторвались от Земли, а только могли, обязательно должны были от нее оторваться.

– Чего же вам от меня угодно, профессор?

– Проверки.

– Ну и проверяйте себе на здоровье.

– Для этого нужны самолеты, господин Мэйби. Самолеты и корабли.

Два корвета под общим командованием капитана второго ранга Лютера Хорнера, одного из спокойнейших офицеров атавского флота, вышли в океан в начале пятого часа вечером того же дня.

На флагманском корвете, – он назывался «Террор», – шел и профессор Ингрем, возглавлявший группы ученых, выделенных ему в помощь.

Нельзя сказать, чтобы капитану Хорнеру очень улыбалось выходить в открытый океан без привычных радионавигационных приборов, при бездействующих корабельных рациях, неизвестно с каким заданием (цель выхода в море держалась до поры до времени в самой строгой тайне), да еще под началом глубоко штатского, сухопутного, дряхлого господина, каким являлся профессор Ингрем.

– Идиотская спешка! – пробурчал он профессору, когда тот явился на борт «Террора». – Ночью, без радио… Луна выходит под самое утро… Утро зимнее, позднее…

– Я молю бога, чтобы утро наступило вовремя, – озабоченно поджал губы профессор и, не оставив оглушенному этим нелепым ответом капитану Хорнеру времени на расспросы, ловко сбежал по трапу в каюту старшего офицера, которая была предоставлена в его распоряжение по личному распоряжению морского министра.

Но вопреки мольбам профессора Ингрема утро все же наступило не вовремя. Оно забрезжило через полтора часа после того, как они отвалили от стенки порта.
[1] [2] [3] [4]