XVI

– Деда, смотри – папа! – закричала она, увидев смотрителя маяка.

А тот стоял, прищурившись, поглаживая бороду, и улыбался. «Видно, добрый человек, – подумал Матиуш. – Он чем-то напоминает старого доктора.»

– Приветствую дорогого гостя! – Старый моряк снял шапку. – Ваше величество, наверно, приехали проверить, почему не горит маяк. Все в порядке, маяк исправлен и сегодня опять зажжется. Я бы сам давно приехал и извинился перед вами, да вот с этим… не больно-то поплывешь…

Матиуш только сейчас заметил, что у смотрителя нет руки.

– Вторую руку отняло море. Но оно щедрое и взамен подарило мне вот эту парочку.

И он рассказал Матиушу, как служил матросом и во время кораблекрушения потерял руку. Тогда его определили смотрителем на маяк. А в прошлом году после шторма волны выбросили на берег двоих детей. Он еле откачал их. И удивительно, мальчик, хотя был без сознания, не выпускал из рук сестренку.

– Мальчика я назвал Ало, а девочку – Ала. Кто они и откуда, неизвестно. На языке туземцев, населявших в прежние времена остров, «Ало» – значит «сын моря», «Ала» – «дочь моря». Видать, они с севера родом. Потому как языки южных стран я немножко понимаю, а с мальчиком никак договориться не мог.

Во время разговора Ала не отходила от старших, с любопытством поглядывая то на Матиуша, то на старого моряка.

– Папа! – радостно закричала она и засмеялась.

– Вот видишь, глупышка, говорил я тебе, что папа вернется. Вот и получай своего папку, – проговорил старый моряк.

– Это не папа. – Ало нахмурился.

– Для тебя не папа, а для Алы папа.

– Это Матиуш.

Матиушу стало неловко: опять он не знал, что сказать. А старый моряк поглядывает на детей и улыбается.

– С дороги полагается подкрепиться, – сказал он и пригласил гостя в свое странное жилище в башне.

Матиуш пожалел, что не привез детям гостинцев, и заторопился домой.

Ала еще дважды принималась плакать: ей не позволили пить чай, пока он не остынет, и когда уезжал Матиуш.

– Папа, не уезжай! Останься с Алой!

И опять Матиуш не знал, как себя вести, когда Ала, цепляясь за брюки, не пускала его.

Приближался вечер, а Дормеско не любил, когда Матиуш возвращался поздно. Однажды Матиуш засиделся дотемна на утесе, и потом по приказу Дормеско за ним три дня ходил по пятам солдат. Не в наказание, просто Дормеско беспокоился, как бы с Матиушем чего-нибудь не случилось. К счастью, Дормеско не знал обо всех его рискованных затеях.

Обратно Матиуш плыл, как в сказке. До самого острова расстилалась перед ним золотая дорожка.

Хорошо, что он не пообещал приехать на следующий день: руки так болели, будто он никогда до этого не садился за весла.

Только на пятый день собрался Матиуш опять на маяк. За это время он обдумал, как себя вести и что захватить с собой. Взял кубики, головоломку, лото с картинками, пряники, конфеты и мячик. Он приготовился, что сказать детям при встрече и на прощание, если Ала будет опять капризничать.

Греб он медленно, с перерывами, чтобы не устать. Дормеско же предупредил, что вернется вечером, и взял еду на целый день.

Дети обрадовались Матиушу. Видно, они очень скучали на пустынной скале. Старый моряк тоже не скрывал своей радости: будет кому порассказать о своих странствиях по морям и океанам. Да и рассказы Матиуша о войне тоже интересно послушать.

Мальчики и старый моряк сели на камни. Ала стояла возле Матиуша и, положив ручонки ему на колени, заглядывала в лицо, словно старалась понять, о чем он говорит. Но по ее наивным вопросам было ясно, что она ничего не понимает.

– Пули – такие маленькие мячики? – спрашивала она, воображая, будто война – это игра.

И Матиуш объяснял ей, что эти мячики сделаны из стали и убивают людей.

– Ала хочет на войну! – заупрямилась девочка и заплакала.

– Война далеко, – сказал моряк.

– Ала хочет далеко!

– Ала – маленькая!

– Ала – большая! Ала хочет на войну!

– Война спит, – сказал моряк.

– Спит? – переспросила Ала шепотом и, прижав пальчик к губам, сделала испуганное лицо и больше не капризничала. – Тихо, война спит, мячик спит, Петрушка спит.

Матиуша это очень удивило. На обратном пути он старался вспомнить, как он вел себя, когда был маленьким и так же мало знал, как Ала. Да, не понимать чего-нибудь очень неприятно. Бедная Ала! Она так на него смотрела, словно глазами хотела понять. И, не поняв, начинала плакать. Маленькие дети, наверно, оттого часто плачут, что не понимают. Ему стало жалко Алу. «Надо сочинить для нее сказку», – подумал он и решил, что будет немного рассказывать старому моряку и Ало, а немного – Але.

Тут он вспомнил, как моряк сказал, что война заснула. Почему он так сказал? Ведь это неправда. Война не может спать: она не живая. Но, представив себе, как начинается война, Матиуш подумал, что это в самом деле похоже на пробуждение какого-то чудовища. Только что было тихо, и вдруг от топота сапог гудит земля, грохочут пушки. Значит, моряк не обманул маленькую Алу?

Матиуш положил весла, отдыхает. От маяка стелется по морю золотая дорожка. На небе мерцают звезды. Вокруг тихо-тихо. «Какие права дать малышам?» – спрашивает себя Матиуш и не находит ответа.

В приюте, где он скрывался, жили маленькие ребятишки, и старшие не любили их: колотили, дразнили, приставали к ним. Матиуш тоже недолюбливал этих плакс. Но может, они плачут оттого, что им ничего не разрешают и у них нет никаких прав. Один депутат высказался в детском парламенте вообще против малышей. Но это, конечно, чушь. Маленькие вырастут и будут большими.

«Вот я мечтаю быть королем детей, а ничего не знаю про малышей. И совсем забыл, какой сам я был маленький. Взрослые, наверно, тоже не помнят себя маленькими и поэтому не хотят давать детям права.»

Матиуш снова взялся за весла. Как странно: остров совсем близко, а руки ни капельки не болят.

«Завтра целый день буду читать, а послезавтра опять поплыву на маяк. Отвезу детям картинки.»
[1] [2]