Школьный спектакль (2)

[1] [2] [3] [4]

Впрочем, его еще можно понять: ему остался год до пенсии. Но даже если наш класс "справится", с грехом пополам кончит этот год, а на следующий покажет себя, как "выпуск века", - что изменится в школе? Ведь наш педсовет давно должен был обсудить, почему класс вдруг бросил заниматься и стал на практике изучать личную средневековую жизнь? Но об этом никто не думает, потому что ответ на подобный вопрос нельзя выразить в процентном отношении. Педагоги вообще почти никогда не понимают, что то, что неинтересно для них, в еще большей степени неинтересно для нас. Я хочу сказать что средневековье - муть, но интересная муть. То есть, я хочу сказать, что в школе - зеленая тоска, потому что никто не умеет интересно показывать серьезные вещи.

В общем, я окончательно убедился, что можно получить образование, почти не пользуясь школой. То есть, конечно, пользуясь, потому что невозможно обойтись, например, без кабинетов и так далее. Короче говоря, я должен сам составить себе программу, а для этого надо посмотреть, чем занимаются студенты первого курса физмата. И я это сделаю. Я хочу на физмат.

АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ: ТАК БЫЛО

Между тем время шло, и хотя занимались еще по0прежнему с грехом пополам, однако общая заинтересованность понемногу делала свое дело. Как-то само собой получилось, что спектакль стал готовить весь класс. Подобно Тому Сойеру, я занялся торговлей. Он продал мальчишкам право красить забор за бумажного змея, свистульку, пару головастиков и т. д. А я продавал ребятам право участвовать в спектакле за приличные (более или менее) оценки, за самообслуживание и вообще за соответствующее "выпуску века" поведение.

Теперь для всех был ясен смысл названия: "Так не были - так было", и Громеко, игравший мудрого Человека без маски, написал даже для своей роли монолог, в котором доказывал, что зрители не должны чувствовать расстояния между действительностью и тем, что происходит на сцене. Каждый актер невольно играет самого себя. Чем дальше он от роли, тем легче для него найти в себе средства для ее воплощения.

Северцев стал возражать с такой горячностью, что спор чуть не кончился дракой, и монолог в конце концов был единодушно отвергнут.

Дело уже шло к весне, когда подготовка была закончена и долгожданный день премьеры назначен.

Мне не хотелось показывать спектакль особенно широкому кругу, но директор, усмотрев в нашей затее глубокий педагогический смысл, настоял - и на премьеру явились не только родители и преподаватели, но даже один профессиональный режиссер, приехавший к нам в связи с предстоящими гастролями московского театра. Словом, двусветный зал с расписным потолком был полон. Осветители, у которых что-то не ладилось, бегали с мотками проводов, крича друг на друга, а актеры, загримированные и одетые чуть ли не с утра, сидели за сценой, на полу, с тетрадками в руках, повторяя роли. Щиты, оклеенные золотой бумагой переставлялись под разными углами на эстраде - это был Лувр, а на лестницах, освещенных старинными бра, разыгрывались "заговоры и интриги". Костюмы, грим, музыка (с выпученными от усердия глазами за роялем сидела бедная Зина Камкова) - все, разумеется, было очень самодельное. Но именно это и придало естественность постановке.

Я был уверен, что, как всегда на подобных спектаклях, когда зрители видят своих друзей и знакомых в необычных театральных костюмах, в зале возникает ощущение легкости, веселья.

Ничуть не бывало! Уже пролог, когда Человек без маски сказал, что он решил под видом выдумки рассказать правду, был выслушан серьезно. Потом появился Володя, и я почувствовал, что пародия на нашу школьную жизнь отступила на задний план - эти сцены как-то проговаривались, их слушали, но снисходительно, терпеливо. В центре вдруг оказалась история любви д'Артаньяна и госпожи Бонасье. Вот тут-то и показал себя Володя! По Дюма, д'Артаньян - веселый гасконец, смельчак, не лишенный житейской трезвости. Володя сделал из него человека не просто сметливого, но умного, размышляющего о любви с горечью, но и с надеждой. В сцене свидания с госпожой Бонасье он ждал ее на лестнице, опершись о перила, задумчиво глядя в зал. Она показалась на лестнице слева, но растерянно остановилась, не зная, как поступить, потому что свет вдруг замигал и кто-то за сценой громко сказал: "Держи, шляпа!" Никто не засмеялся. Все смотрели на Володю.

Он тоже помедлил, но совершенно иначе. Все как бы изменилось для него с появлением госпожи Бонасье. Он медленно, почти торжественно стал спускаться по лестнице, и я с изумлением понял, что именно так он ждал Варю на пристаньке, на той стороне Дужки, и именно так всегда шел к ней навстречу. Невольно я стал искать ее глазами. Она сидела на крайнем месте первого ряда. В зале было темно, но первый ряд полуосвещен. Напряженно выпрямившись, она смотрела на Володю.

Он спустился по одной лестнице, госпожа Бонасье по другой. Варя поднялась. Неудобно было сразу же уйти, она немного постояла у стены, рядом со своим стулом. Потом, стараясь не обращать на себя внимания, стала бесшумно пробираться к двери.

Так они шли все трое - д'Артаньян, госпожа Бонасье и Варя. И вдруг д'Артаньян остановился. Более того, он исчез, а на его месте оказался Володя Северцев с растерянным, неумело загримированным лицом, По-детски приоткрыв рот, он смотрел на уходящую Варю. Мне показалось, что сейчас он бросится за ней. Нет, удержался - и спектакль пошел своим чередом...

КОСТЯ ДРЕВИН: ТАК БЫЛО

У нас вообще не понимают, как в старину объяснялись в любви, и любая девчонка, наверно, оборжалась бы, если бы ей кто-нибудь сказал: "Позвольте предложить вам руку и сердце".

Может быть, именно поэтому Северцева слушали, как говорится, не переводя дыхания. Я недавно перечитывал "Трех мушкетеров", там только одно объяснение в любви - когда герцог прощается с королевой. В пьесе все перековеркано, объясняется д'Артаньян, и не королеве, а госпоже Бонасье.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.