Who is who (1)

– Стой. П а святи лицо, да, – почти по уставу потребовал часовой слегка коверкая слова.

Гераничев посвятил большим фонарем в сторону солдата, понимая, что его лица при этом не видно.

– Щас как дам в рыло, – зло огрызнулся Кучкаров. – Себе посвяти, урод.

Гераничев повернул фонарь на себя и зажмурился от резкого света.

– Это ты меня как назвал?

– Виноват, товарищ лейтенант. Зачем в глаза светил?

– Докладывай, – потребовал начальник караула.

– Товарищ лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось.

– А это мы сейчас посмотрим, – ответил Гераничев и пошел по дорожке часового.

Пройдя несколько метров, он присел на корточки, включил фонарь и, положив его практически на снег, начал водить из стороны в сторону.

В свете фонаря были видны следы, ведущие к трубе и обратно.

– Так, – радостно сказал взводный. – Все за мной!

Мы потянулись за начкаром, видя, к чему он ведет. Подойдя к самой трубе, Гераничев вновь осветил протоптанную часовым дорожку и перевел лучом света над трубой. Сантиметров шестьдесят обмотки было гладко очищено. Эта ниша явно выделялась на фоне еще не успевшего полностью растаять снега по всей длине трубы.

– Что Вы скажете, Кучкаров?

– Что?

– Кто здесь сидел?

– Где?

– Вот тут?

– Там?

– Тут. Вам не видно? Посмотрите, я еще раз посвечу. Вот следы.

Вот место, где Вы сидели. Или это не вы сидели, а пустили посидеть постороннего на пост?

– Я не сидел, – спокойно ответил узбек. – Я не знаю, кто сидел.

Тут никто не был.

– Ногу. Поставьте ногу сюда, – указал лучом фонаря на след на снегу лейтенант. – Видите. Один размер. Я Вас поймал.

– Зачем?

– Что зачем? Кучкаров. Почему Вы задаете глупые вопросы? Значит так. Через час Вас сменят. Вы вернетесь в караульное помещение и вместо того, чтобы отдыхать, будете учить устав, обязанности часового. Понятно?

– Не буду. Я знаю.

– Ничего ты не знаешь.

– Все равно не буду,- продолжил препираться солдат.

– Что значит "не буду"?

– Не буду учить устав. Я приду. Тебя застрелю, и мы все будем спать.

Спокойствие и уверенность, с которыми Кучкаров произнес эти фразы, не давали шанса засомневаться в полной искренности его намерений, и, если угрожавшие всю службу друг другу солдаты делали это просто так, в порыве эмоций, то такое заявление от человека, имеющего тридцать патронов в рожке автомата и тридцать в подсумке, могли заставить любого понять, что он не шутит.

Ничего не отвечая, Гераничев развернулся и быстрым шагом зашагал с поста. Мы тронулись за ним, не сильно его нагоняя.

Когда я привел следующую смену с постов, Гераничев, не вспоминая о произошедшей час назад ситуации, громко сказал:

– Отдыхающая смена спать, бодрствующая смена – можно читать, играть в шахматы. Если что – я в комнате начальника караула.

В течение всех последующих часов караул прошел тихо и без конфликтов. Больше Гераничев Кучкарова не донимал, а вот обо мне он стал заботиться с еще большим рвением, как только мы вернулись в расположение роты после караула.

– Товарищ сержант. Почему вы не встретили меня, когда я прибыл в казарму? Я уже двадцать минут тут нахожусь, а Вы даже не удосужились ко мне подойти. Вы меня не уважаете?

Ответы лейтенант не всегда требовал, но мой язык, забывая, что самое лучше его место – это быть за зубами, всякий раз порывался что-нибудь ответить. Взводный заставлял меня на последних месяцах службы учить устав и отвечать ему на вопросы по мудрено-примитивным текстам. Сначала мне это занятие претило, а потом я стал находить в этой книге не только свои обязанности, но и права, учить которые нас совсем не заставляли. Вот, что я никак не мог запомнить, что в армии младший по званию обязан был уважать старшего, даже если последний этого и не заслуживал. Это могло относиться и к младшим офицерами и к старшим, не говоря уже о том, что я постоянно подтрунивал над среднеазиатами.

В очередной посылке мама прислала мне "Декамевит" – набор витаминов в двух стеклянных баночках. Таскать все время у себя в кармане было неудобно, а из тумбочки, братья по оружию обязательно стащили бы драгоценные витамины. Мне пришлось придумать историю о том, что в данных баночках находятся очень сильные таблетки, помогающие исключительно тем, кто имеет страшную болезнь под названием "гастрит", а не имеющие такую в случае пробования таблеток обязательно ее обретут, что чревато будущими половыми проблемами на гражданке. Слух разнесся мгновенно, и ко мне подошел Хаким.

– Сержант, таблетки такие серьезные?

– Серьезней некуда. А если еще и рост меньше метра семидесяти пяти, то все. Кранты. Понятно?

Солдат уже имел определенный запас слов не только из словаря

Ожегова и Даля, но и армейского фольклора и тут же браво ответил:

– Ясный…- и он добавил слово, являющееся в России неотъемлемой частью любого забора.

– Хаким, ты же из Ташкента, а не аула. Человек, вроде воспитанный, культурный, школу закончил, наверное, как национальный кадр в институт пойдешь учиться, а такие слова говоришь. Выражайся правильно, цивильно.

– А как?

– Говори: ясный пенис.

– А это что такое?

– Пенис – это тот же орган, только на латыни. Ты будешь выглядеть круто, и никто не докопается. Понятно?

– Ясный пенис.

– Молодец. И другим передай.

К вечеру все представители Средней Азии нашей и соседней роты достойно произносили новое выражение.

Ночь удалась на славу. Команду "Дежурный по роте, на выход" я пропустил мимо ушей, так как дежурство было не мое, а только подумал, что за дурак мог прийти в такое время в казарму. Дураком оказался командир третьей роты капитан Дашков. Капитан был очень хорошим мужиком. Требовал не многим больше положенного, и на спинах солдат старался не прогибаться перед вышестоящим начальством. Но в данный момент времени капитан был просто пьян. Он стоял, раскачиваясь посреди казармы, и орал громким голосом:

– Рота, подъем! Вашу мать, что б ей!! Рота, етить раскудрить, подъем, я сказал!! Строится, уроды гребанные!!

Солдаты третьей роты нехотя вылезали из-под одеял и в подштанниках, нательном белье и тапочках выходили на линолеум посреди расположения.

– Какая сука вчера послала на три буквы старшину? Кто это сделал?

Новый старшина третьей роты, прапорщик Клопов был невысокого роста, и по лицу и комплекции не сильно отличался возрастом от солдат. В роту его перевели сравнительно недавно и, не имея громкого командирского голоса, не обладая внушительной внешностью или большим кулаком, Клопов не сильно пользовался уважением у личного состава, на пятьдесят процентов состоящего из дедушек советской армии.

Последний день прошел так, как будто старшина в роте полностью отсутствовал, то есть его принципиально игнорировали, начиная от распоряжений вынести мусор и заканчивая командой на построение.

Это-то и довело ротного до состояния истерики, в третьем часу ночи явившись в казарму.

– Рота, равняйсь!! Смирно!! Вам, дебилам недоделанным, жить надоело? На дембель захотелось? Губу вы у меня увидите, а не дембель. Я вас всех закопаю нафиг! И землей сам засыплю.

О "закопанных дембелях" по частям ходила байка, в которую не все верили, но друг другу пересказывали по нескольку раз. Смысл ее сводился к тому, что один мудрый ротный решил навести порядок во вверенном ему подразделении, где царила дедовщина и бардак по причине явного превосходства количеством тех, кто должен был уйти в запас над теми, кому еще предстояло длительный срок отдавать священный долг Родине. Срок окончания службы уже давно приблизился к последним датам, и что-то надо было делать с совершенно не слышащими ни сержантов, ни офицеров, солдатами. После очередного конфликта в роте офицер, собрав весь личный состав, прочел приказ о расстреле провинившихся, послав молодых бойцов за пределы части копать яму.

Построив тех, кому еще остался немалый срок служить поодаль, и прочитав им назидание, он выстроил провинившихся в ряд около бруствера, а в нескольких местах дембелей-отличников. По команде

"Пли!" раздались автоматные очереди, и "расстрелянные" солдаты попадали в яму. Молодые военнослужащие были уведены с места

"трагедии", а дембеля-отличники остались закапывать яму с

"преступниками", после чего получили документы и отправились навсегда из воинской части. Молодые, конечно, не знали, что стрельба велась холостыми, и у дембелей-отличников были документы на демобилизацию в запас для всех участников фарса, но ротный навел этим представлением жуткий ужас и жесткий порядок в подразделении, выведя роту в лучшие в дивизии. Эта история имела одну неприятную сторону – часть дембелей уходили из части с позором, даже не попрощавшись со своими товарищами. А это было для многих хуже расстрела. Каждый дембель в душе надеялся попасть, если не в первую партию целующих знамя на плацу, то уж хотя бы во вторую, и как можно скорее оказаться дома, поэтому угрозу ротного все восприняли в полной мене, не до конца понимая причину злости командира.

– Вы чего заснули? Так я вас сейчас разбужу, бляха-муха. Старшина

– это второй человек в роте после ротного. Взводный только взводом командует, а старшина всей ротой. Вам понятно? Вы что думаете, что

Клопов пацан? Вы глубоко ошибаетесь. Он не пацан.
[1] [2] [3] [4]