По семейным обстоятельствам (2)

[1] [2] [3] [4]

Отправить меня вместе с батальоном у майора не получилось. В самый канун Нового Года у меня начался жар. В десять вечера, не ожидая полуночи, я лежал в своей койке, и меня не интересовали ни пепси-кола на столах, ни пирожки или булочки, ничего, что могло радовать любого солдата срочной службы, уверенного, что в праздник начальство расщедрится на вкусные добавки к обычному столу.

Первый крик "Ура!" разбудил меня, спящего, а от второго крика я повернулся к телевизору, который мог видеть со своей койки.

Прыгающие цифры на московских курантах по телевизору свидетельствовали о том, что наступил Новый Год.

– Говорят, как Новый Год встретишь – так весь год и проведешь, – вспомнил я. – А я сплю, вот и просплю весь год. Что уже не так плохо. Впасть бы в спячку года на полтора.

С этой мыслью я и уснул, не слыша поздравления, уборку столов и отбой личного состава третьей мотострелковой роты, которая в честь праздника могла проспать на час больше.

Утром, первого января, не ожидая установленных часов приема, я явился в санчасть.

– Привет, Галка.

– Ой, Санек, да у тебя же жар, мне и градусник доставать не надо,

– заполошилась сверхсрочница, прикладывая тыльную сторону ладони к моему лбу.

– А кто сегодня старший?

– Тамарка. Да ты не беспокойся. Раздевайся, переодевайся, иди наверх, сейчас я тебе аспирин дам. Я уже написала в журнале, что у тебя 40 температура.

Галка имела звание старшего сержанта сверхсрочной службы. Как многие девушки, не успевшие выскочить замуж в медучилище, она надеялась встретить свою любовь в армии, но почему-то ее отношения останавливались на солдатах или сержантах срочной службы. Год-два и такой "муж" возвращался в родные пенаты, позабыв обо всех своих обещаниях, а Галка вновь искала любовь. Галке было лет двадцать семь

– двадцать восемь. Мне она казалась слишком взрослой, и никакие мысли о ней, как о женщине, меня не посещали, тем более, что вся санчасть знала о моей Катерине.

Тамарка, жена старшины 6-й роты гвардии старшего прапорщика

Фадеева, была маленькой, полной женщиной, которая специально закончила медучилище, чтобы всюду следовать за мужем. Она ожидала разрешения на подписание контракта на пять лет и занимала должность прапорщика медслужбы. "Семья кусков", – смеялись в полку, но мне было всегда приятно смотреть на идущих рядом высоченного старшину и маленькую Тамару. У моих дедушки и бабушки было подобное несоответствие роста, и от этой пары прапорщиков веяло домом и уютным теплом.

Через два дня громкий ночной стук в дверь на первом этаж поднял меня с кровати. Удары были настолько сильные, что неведомая сила выбросила меня из постели, и я спустился на первый этаж.

– Быстрее, быстрее, – кричали на улице. – Открывайте, чего спите??

Дежурный прапорщик санчасти уже шел к двери.

– Быстрее, прапорщик, быстрее, – уговаривал фельдшера майор. За его спиной в дверь протискивались солдаты, облаченные в черные робы механиков-водителей, неся на плащ-палатке своего товарища.

– Спокойно, спокойно. Аккуратнее, мальчики. Кладите сюда, – указал на твердый диван абсолютно флегматичный фельдшер.

– Чего ты телишься? – ругался майор. – Тут человек умирает…

– Спокойно, майор, чего ругаться? Никто тут не умирает…

– Нет? – обрадовался майор.

– Нет, – фельдшер положил два пальца на шею лежавшему. – Давно уже умер. Чего случилось-то?

Из сбивчивого рассказа майора и солдат стало понятно, что во время учебного выезда на боевых машинах пехоты, одна из машин, покрутившись вокруг оси, села на "брюхо". Водилы приняли решение сдернуть БМП тросом. Ситуация простая и стандартная. Одна машина цеплялась к другой, рывок, отцепить трос и порядок. Опытному водиле-спецу было лень вылезать из люка, и он позвал земляка-узбека, наблюдавшего за процессом, чтобы тот отстегнул трос. Водила раньше солдата понял, что трос слишком сильно натянут и решил чуть-чуть подать вперед. БМП – не автомобиль, она не имеет сцепления и рывок фрикциона заставляет ее "клевать" носом. В момент движения, солдат, находящийся под машиной приподнялся на полголовы над носом БМП, оказавшись головой между двумя машинами весом по тринадцать с половиной тонн каждая.

– Даааа, – протянул прапорщик. – Молодцы. Ладно, чего делать-то, надо "скорую" вызывать.

– Помогут? – посмотрел на него с надеждой майор.

– А как же? – заверил его прапорщик. – В морг отвезут обязательно. У меня же тут нет холодильника. Ну, расходитесь все, нечего тут смотреть. Документы я уже завтра оформлять буду.

– Знакомься, – сказал мне Сенеда, как только я переступил порог канцелярии штаба батальона, вернувшись из санчасти, – Олег Доцейко.

Доцейко вскочил, быстро одев пилотку на голову.

– Товарищ младший сержант, курсант Доцейко.

Высокий, очень худой, от чего сутулящийся солдат с длинным носом и испуганно-выпученными глазами напоминал мне себя самого несколько месяцев назад. Пальцы у Доцейко были длинными, с обкусанными ногтями, из-под которых не вымывалась грязь.

– Какая рота? – спросил я.

– Вторая. Командир роты старший лейтенант…

– Знаю, – прервал я его доклад. – Вольно, солдат, работайте…

– Сань, кончай ты над ним прикалываться, – миролюбиво посоветовал

Сенеда. – Ну, молодой еще, дай ему недельку-другую – оборзеет.

– А я и сейчас могу, – обрадовался Доцейко.

– И получишь по шее, – так же спокойно ответил широкоплечий Виталий.

– Чего делать-то умеешь? – спросил я солдата.

– Могу копать, могу не копать, – выпалил он солдатскую шутку.

– Вот сейчас и пойдешь копать, весь снег с плаца уберешь… шутник. ОДИН! А потом будешь гордо маршировать, как герой страны, – пригрозил я.

– Могу писать красиво, могу на машинке печатать.

– О! Будешь за меня печатать, – обрадовался я, понимая, что с таким "помощником" мне придется покинуть канцелярию.

– И не надейся, – поднял голову Виталий. – Тут три журнала надо сделать, да еще массу бумаг, так что он ко мне пока пристегнут. А у нас еще новость: комбата перевели в другую часть, вместо него новый.

Говорят зверь, он в группе западных войск в Германии служил, боксер, мастер спорта, что не по нему – сразу в морду.

– Ну, у нас же не Германия, а Московский округ…

– А у солдат морды те же, – засмеялся писарь.

– Так это же неуставные… – начал Доцейко.

– Когда в рог получишь – тогда будешь кричать, какие. Половые или не уставные. Правило знаешь? Не стой под стрелой.

Через неделю Доцейко освоился, начал хамить и ставить условия.

Его козырем оказалось не только то, что он сам был москвичом и служил всего в трехстах километрах от дома, но и то, что его мать работала в магазине с поставками продуктов, не предназначенными для широкого круга потребителей. Посылки начали приходить с регулярной периодичностью, и радовали не только наличием сгущенки или банкой кофе, но и шпротами, высококачественной тушенкой и даже красной икрой. За посылками ходили втроем, сопровождая солдата, чтобы не было попыток обобрать со стороны "спецов", которых мы уже знали и которые знали нас. Наши сержантские лычки делали свое дело, и Олега никто не трогал. Время от времени, как самый младший по званию, возрасту и сроку службы, Олег посылался в "чепок" для покупки лимонада. Чтобы ускорить процесс стояния в очереди, я выдавал ему свою форму, что приводило "духа" в полный восторг. Каждый раз, когда солдат его призыва пытался оттолкнуть нагло лезущего к прилавку писаря, Доцейко тыкал ему в нос погон, украшенный двумя желтыми полосками, отчего молодой воин сразу предпочитал ретироваться.

Виталий был родом из Тулы, и посылки с тульскими пряниками мы ждали не меньше, чем присылаемые моей мамой яблоки и апельсины бережно завернутые в газетные листы. Каждый раз, когда приходила посылка Сенеде, он начинал в ней рыться, ища кусок сала.

– Виталь, ты мне анекдот про хохла напоминаешь, – смеялся я над ним.

– Какой?

– Пишет хохол из армии отцу домой: "Папа, я так соскучился по нашему саду. По яблокам в саду. Хотя бы запах их почувствовать.

Пришли мне, пожалуйста, несколько яблочек. А если место будет, то положи туда еще кусочек сала. А если сало не влезет, то выкинь нехрен эти яблоки".

– Чего ржете? – смотрел на шмоток сала, улыбаясь, спокойный

Сенеда. – Хлеб вы обеспечиваете. А тебе сало нельзя, – посмотрел он, прищурившись, на меня. – Евреи сало не едят. Грех.

– А я не совсем еврей, – начал я выкручиваться. – Я не обрезанный. Значит, можно.

– Зато я обрезанный, – заржал Виталик.

– Ты? Ты же украинец…

– Когда маленьким был, нагноение было – фембиоз. Слышал о таком?
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.