ДА, БЫЛИ ЛЮДИ В НАШЕ ВРЕМЯ (2)

– А что, разве уже?

– В том-то и дело! – радостно ответил Юра. Отворяя дверь, пожилой эстонец в халате и с керосиновой лампой в руках нетерпеливо спрашивал:

– Но я только что слушал радио, и там только какое-то дыхание…

– Вот в нем и дело, – пояснил Юра, – у нас в палате врач, он говорит, что всё теперь в порядке.

– Что вы говорите! – эстонец излучал любовь и радость. – Поскорей пойдемте в магазин. Извините, я в таком виде. Сколько вам бутылок? Извините, что я такое говорил спросонья о ваших русских. Это пустяки, что у вас деньги только на одну, берите две, вы всё равно придете снова. Я благодарю вас от всего сердца.

Прошли года, и Юра Гастев стал известным математиком. Он преподавал в Московском университете, писал статьи в философскую и математическую энциклопедию, славился среди друзей как бражник и отменный собеседник, очень немногие знали, что тайком он занимается самиздатом. Пора было защищать диссертацию, и Юра написал блестящую работу.

Накануне дня защиты спохватился он, что в перечне людей, которым обязан, нет Чейн-Стокса, а ему Юра был пожизненно признателен за всё. Нашел он это имя в медицинской энциклопедии, и оказалось, что их было два разных человека – Чейн и Стоке, они жили в прошлом веке в разное время и независимо друг от друга открыли атональное дыхание, предвестник скорой смерти.

На защите диссертации соискатель упомянул среди нескольких научных имен два, напрочь неизвестные комиссии. Этим двум англичанам он выражал особую благодарность – главным образом, как выразился соискатель, за их замечательный результат 53-го года, которому не только он сам, но и всё его поколение обязано своими жизненными успехами. Защита прошла великолепно, по материалам диссертации была издана вскоре в солидном академическом издательстве книга Юрия Гастева. Она стала событием и разошлась стремительно. А в списке авторов и ученых трудов, которым эта книга была обязана, значились некие Чейн и Стоке, авторы научной работы «Дыхание смерти знаменует возрождение духа». Написали они эту работу в марте 1953 года, то есть один спустя столетие, а другой – полтора после своей смерти. Кроме того, книга была буквально напичкана ссылками на коллег, которые сидели ранее, сидели во время выхода книги, эмигрировали, просто были неблагонадежны и преследуемы. Сам Юра был уже изгнан отовсюду за подписи под письмами в защиту посаженных, книга выходила по случайности и недосмотру. Может быть, она бы послужила якорем спасения для автора, но было делом чести помянуть всех тех, кому он был обязан, Юра Гастев был человек чести. И кто-то настучал, конечно, жуткий был академический скандал, кого-то наказали для порядка, только было уже поздно изымать книгу – разошлась, и карать научного хулигана – он уже не числился ни в одном приличном заведении.

А вскоре и типичный для тех лет возник у него выбор: вновь садиться в лагерь или уезжать. Очень тяжело и душно было ему жить в Америке, он очень уж российский был, подобно множеству таких же, как и он, талантливых и неприкаянных евреев.

Спасибо тебе, Юра, что мы были друзьями и трепались обо всем на свете. А Бог даст – увидимся еще. Есть у меня веское подозрение, что по грехам должны мы оказаться в одном с тобою месте.

На поминках русских есть обычай, очень милый моему сердцу: сразу после поминания усопшего пьют за оставшихся живых. Поэтому закончу я главу эту историей о двух совсем иных, весьма живых приятелях тех лет и вовсе на другую тему.

Они не были между собой знакомы до поездки москвича в Ленинград и его звонка моему приятелю-ленинградцу. Мне давно уже хотелось их свести друг с другом. Ибо москвич был рафинированный интеллигент (и сноб немного), и таким же в точности был ленинградец (на петербургский соответственно манер).

И познакомились они, и крепко напились, даже в гостиницу москвич не возвратился, а заночевал у ленинградца. С тяжелой головой проснувшись поздним утром, вяло пили они кофе, и хозяин вкрадчиво-изысканно спросил у гостя:

– А скажите, друг мой, и простите мне интимность этого вопроса: что бы вы сейчас предпочли – хорошую девицу или двести грамм водки?

– Могу ли я быть искренен,? – столь же изысканно спросил москвич.

– О, разумеется, – воскликнул ленинградец.

– Тогда, – сказал москвич, – хотя бы сто пятьдесят.



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.