ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ. Страх и жизнь влечений (1)

ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ. Страх и жизнь влечений

Уважаемые дамы и господа! Вы не удивитесь, услышав, что я намерен сообщить вам о том новом, что появилось в нашем понимании страха и основных влечений душевной жизни, не удивитесь также и тому, что ничего из этого нового не претендует на окончательное решение стоящих перед нами проблем. Я намеренно говорю здесь о понимании. Задачи, с которыми мы столкнулись, чрезвычайно трудны, но трудность состоит не в недостатке наблюдений; как раз наиболее часто встречающиеся и хорошо знакомые феномены и задают нам эти загадки; дело также не в умозрительных построениях, к которым они побуждают; умозрительная обработка в этой области мало принимается во внимание. Речь идет действительно о понимании, т. е. о том, чтобы ввести правильные абстрактные представления, применив которые к сырому материалу наблюдений, можно добиться порядка и ясности.

Страху я уже посвятил одну лекцию прошлого цикла, двадцать пятую. Коротко повторю ее содержание. Мы говорили, что страх – это состояние аффекта, т. е. объединение определенных ощущений ряда удовольствие – неудовольствие с соответствующими им иннервациями разрядки [напряжения] и их восприятием, а также, вероятно, и отражение определенного значимого события, запечатлевшегося наследственно и, следовательно, сравнимого с индивидуально приобретенным истерическим припадком. В качестве события, оставившего такой аффективный след, мы взяли процесс рождения, при котором свойственные страху воздействия на сердечную деятельность и дыхание были целесообразными. Таким образом, самый первый страх был токсическим. Затем мы исходили из различия между реальным страхом и невротическим, рассматривая первый как кажущуюся нам понятной реакцию на опасность, т. е. на ожидаемый ущерб извне, второй – как совершенно бесцельный и потому загадочный. При анализе реального страха мы свели его к состоянию повышенного сенсорного внимания и моторного напряжения, которые мы называем готовностью к страху (Angstbereitschaft). Из нее развивается реакция страха. В ней возможны два исхода. Или развитие страха, повторение старого травматического переживания ограничивается сигналом, тогда остальная реакция может приспособиться к новой опасной ситуации, выразиться в бегстве или защите, или же старое одержит верх, вся реакция исчерпается развитием страха, и тогда аффективное состояние парализует и станет для настоящего нецелесообразным.

Затем мы обратились к невротическому страху и сказали, что рассматриваем его в трех отношениях. Во первых, как свободную (frei flottierende) неопределенную боязливость, готовую на какое то время привязаться к любой появившейся возможности, как так называемый страх ожидания, например, при типичном неврозе страха. Во вторых, как страх, накрепко связанный с определенными содержаниями представлений в так называемых фобиях, в которых мы, правда, еще можем увидеть связь с внешней опасностью, но страх перед ней должны признать сильно преувеличенным. И наконец, в третьих, страх при истерии и других формах тяжелых неврозов, который или сопровождает симптомы, или наступает независимо, как приступ или более длительное состояние, но всегда без видимой обусловленности внешней опасностью. Затем мы поставили перед собой два вопроса: чего боятся при невротическом страхе? И как можно его соотнести с реальным страхом перед внешними опасностями?

Наши исследования отнюдь не остались безуспешными, мы сделали некоторые важные открытия. В отношении ожидания страха клинический опыт научил нас видеть постоянную связь с бюджетом либидо в сексуальной жизни. Самой обычной причиной невроза страха является фрустрированное возбуждение. Либидозное возбуждение вызывается, но не удовлетворяется, не используется: вместо этого не нашедшего себе применения либидо появляется боязливость. Я полагаю, что можно даже сказать, что это не удовлетворенное либидо прямо превращается в страх. Это мнение нашло подтверждение в некоторых весьма обычных фобиях маленьких детей. Многие из этих фобий для нас весьма загадочны, другие же, как, например, страх остаться одному и страх перед другими лицами, вполне объяснимы. Одиночество, а также чужое лицо пробуждают тоску по хорошо знакомой матери; ребенок не в силах ни совладать с этим либидозным возбуждением, ни оставить его в неопределенности, и он превращает его в страх. Таким образом, этот детский страх следует отнести не к реальному страху, а к невротическому. Детские фобии и ожидание страха при неврозе страха дают нам два примера одного способа возникновения невротического страха путем прямого превращения либидо. Со вторым механизмом мы сейчас познакомимся: окажется, что он незначительно отличается от первого.

При истерии и других неврозах ответственным за страх мы считаем процесс вытеснения. Мы полагаем, что можно описать его более полно, чем до сих пор, если отделить судьбу вытесняемого представления от судьбы содержащегося в нем заряда либидо. Представление, которое подвергается вытеснению, может исказиться до неузнаваемости; но его аффективный заряд обычно превращается в страх, причем совершенно безразлично, какого типа этот аффект, агрессия или любовь. Не имеет существенного различия и то, по какой причине заряд либидо оказался неиспользованным: из за инфантильной слабости Я, как при детских фобиях, вследствие соматических процессов в сексуальной жизни, как при неврозе страха, или благодаря вытеснению, как при истерии. Итак, оба механизма возникновения невротического страха, собственно говоря, совпадают.
[1] [2] [3] [4]