Глава восьмая

Глава восьмая

Цезарь воздвигает насыпи против Верхнего города, по окончании которых он повелевает установить машины и побеждает весь город.

1. Так как Верхний город, вследствие своего укрытого положения, не мог быть взят без валов, то Тит в 20-й день лооса разделил войско по шанцевым работам. Тяжела была доставка леса, ибо для постройки прежних укреплений, как выше было сказано, вся окрестность города, на сто стадий кругом, была совершенно обнажена. Все четыре легиона воздвигали свои сооружения на западной стороне города, против царского дворца, между тем как вспомогательные отряды и остальная масса войска работали вблизи Ксиста, моста и той башни, которую Симон построил как опорный пункт в борьбе с Иоанном и назвал своим именем{26}.

2. В эти дни вожди идумеян тайно собрались вместе и совещались относительно перехода к римлянам; они послали из своей среды пять человек к Титу с просьбой о помиловании. Тит подумал, что после ухода идумеян, составлявших большую военную силу, тираны тоже сделаются уступчивее, и потому, после долгого колебания, обещал им действительно помилование и отпустил послов обратно. Но Симон проведал про их приготовления к отступлению и немедленно казнил всех пять человек, бывших у Тита; [409] предводителей же, в том числе и знатнейших из них, Иакова, сына Сосы, бросил в темницу, а простую идумейскую толпу, лишившуюся своих вожаков и оставшуюся беспомощной, приказал охранять и, кроме того, усилил еще охрану на стене. Тем не менее стражи не были в силах остановить побеги: сколько ни убивали, а все-таки беглецов было еще больше. Римляне принимали всех, так как Тит, по кротости своей, оставлял без исполнения свои прежние угрозы, а солдаты из пресыщения и надежды на прибыль удерживались от убийств. Ибо только одиноких людей римляне пропускали мимо, всю же остальную массу они продавали с женами и детьми за бесценок как вследствие многочисленности рабов, так и незначительного числа покупателей. И хотя Тит приказал объявить, чтобы никто не переходил сам один, а брал бы с собой свои семейства, тем не менее он принимал и явившихся поодиночке. При этом он все-таки учредил суд, который выделял из перебежчиков людей, достойных наказания; несметное же множество было продано в рабство. Из числа простых жителей было помиловано и отпущено на свободу, куда кому было угодно, свыше 40 000.

3. В те же дни явился также один из священников, Иешуа, сын Тебута, после того как Тит клятвенно обещал ему пощаду под условием выдачи некоторых священных драгоценностей и принес с храмовой стены два светильника, совершенно схожих со стоявшими в храме, столы, кувшины и чаши все из чистого, массивного золота; вместе с тем он передал завесы и облачения первосвященника с камнями и много другой утвари, употреблявшейся при богослужении. И казнохранитель храма, по имени Пинхас, схваченный тогда же, представил облачения и пояса священников, массу пурпура и шарлаха, хранившегося в запасе на случай надобности исправления завесы, кроме того, много корицы, кассии{27} и других благовонных веществ, из которых каждый день составлялась смесь для воскурения Богу. Еще много других драгоценностей и немало священных украшений он выдал, благодаря чему он получил одинаковые льготы с другими перебежчиками, несмотря на то, что был взят в плен с оружием в руках{28}.

4. Наконец после восемнадцатидневной работы, в седьмой день месяца гарпея, валы были окончены и машины на них установлены. Многие из мятежников считали город уже потерянным и, оставив стены, отступили в Акру, другие побрели в подземные ходы, значительное же число, выстроившись в ряд, старалось воспрепятствовать установке машин. Но и над ними римляне вскоре восторжествовали, [410] не только благодаря своей силе и большой численности, но главным образом потому, что они со свежими, бодрыми силами боролись с приунывшими и изнемогшими. Когда часть стены была разрушена и некоторые башни поддались ударам таранов, защитники сейчас же разбежались, да и самих тиранов охватил страх, далеко не соответствовавший опасности. Ибо прежде чем враги влезли на стену, они уже оторопели и были готовы бежать. Тогда можно было видеть этих горделивых людей, некогда кичившихся своими злодеяниями, смиренно дрожащими и до того изменившимися, что при всех своих тяжких грехах они все-таки возбуждали жалость. Им хотелось сделать вылазку против обводной стены, чтобы, пробившись сквозь стражу, выйти на свободу. Но их верные солдаты разбежались, куда попало, а вестовые в то же время, один за другим, доносили: «разрушена западная стена», «римляне уже вторглись», «вот они уже близко, ищут вас»; и, наконец, другие, ослепленные страхом, утверждали даже, что видят уже своими глазами врагов на башнях. Тогда они с блуждающими от страха глазами пали лицом на землю, вопили над своим безумием и не могли тронуться с места, точно сухожилия были у них перерезаны. Тогда явственно можно было видеть, как преследовал гнев божий этих нечестивцев и как велико было счастье римлян: тираны сами лишили себя надежнейшей твердыни и покинули башни, где никакая сила не могла бы их победить, за исключением разве голода, а римляне, так много трудившиеся над менее сильными стенами, овладели укреплениями, не боявшимися никаких орудий, по одному только счастью. Ибо три башни, которые мы выше описали (V, 4, 3), устояли бы против всяких машин.

5. После того как они покинули эти башни или, вернее говоря, когда Бог их изгнал оттуда, они бежали в долину, ниже Силоама{29} и, опомнившись немного, устремились к устроенному там укреплению. Но от страха и несчастья исчезла их прежняя отвага: они были отброшены тамошними стражами, рассеялись и скрылись в подземные ходы. Между тем римляне заняли стены, водрузили свои знамена на башнях и при ликующих рукоплесканиях запели победную песню. Конец войны оказался для них гораздо легче, чем можно было ожидать по ее началу. Им самим казалось невероятным, что последней стеной овладели они без кровопролития, и они сами недоумевали, что не нашли здесь ожидаемого противника. Тогда они устремились с обнаженными мечами по улицам, убивая беспощадно все попадавшееся им на пути и сжигая дома вместе с бежавшими туда. Они [411] грабили много, но часто, вторгаясь в дома за добычей, они находили там целые семейства мертвецов и крыши, полные умерших от голода, и так были устрашены этим видом, что выходили оттуда с пустыми руками. Однако искреннее сожаление, которое они питали к погибшим, не простиралось на живых: всех, попадавшихся им в руки, они умерщвляли, запруживая трупами узкие улицы и так наводняя город кровью, что иные загоревшиеся дома были потушены этой кровью. С наступлением вечера резня прекратилась, огонь же продолжал свирепствовать и ночью. В восьмой день месяца гарпея солнце взошло над дымившимися развалинами Иерусалима. За время осады город перенес столько тяжелых бед, что если бы он от начала своего основания вкушал столько же счастья, то был бы поистине достоин зависти. Но ничем он не заслужил столько несчастий, как тем лишь, что воспитал такое поколение, которое его ниспровергло.

{26} Иосиф ошибается: башню построил Иоанн на восточной стороне, и она была названа его именем (см. VI, 3, 2).
{27} Кора этого кустарника была так душиста, что применялась как пряность.
{28} Среди спасенных сокровищ были также священные книги. Их по разрешению Тита принял Иосиф Флавий (Жизнь, 75).
{29} Силоам и его родник принадлежали к одной водной системе, которая при царе Гискии в конце VIII в. до н. э. была проложена в Иерусалим.


Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.