Глава вторая

[1] [2]

Глава вторая

Как Тит двинулся к Иерусалиму. – Как он, высматривая город, подвергся опасности и где расположился лагерем.

1. Поход Тита во вражескую страну открывали отряды царей и все прочие вспомогательные войска; за ними шли строители дорог и квартирмейстеры, а также вьючные животные с багажом предводителей; за ними, под прикрытием тяжеловооруженных воинов, следовал сам полководец, окруженный многочисленным отборным войском и копьеносцами. Вслед за ними и непосредственно перед машинами ехали принадлежавшие к легионам всадники, а позади машин – трибуны под прикрытием отборного войска и начальники [324] со своими когортами. За ними появлялись полевые знамена с орлом посередине, предшествующие трубачам, а тогда уже – главное ядро легионов, по шести человек в ряду. Каждый легион имел свой обоз, который возил поклажу. Наконец, в хвосте находились наемные отряды и охранявший их арьергард. В таком обычном у римлян порядке похода Тит подвигался через Самарию в Гофну, завоеванную еще его отцом и снабженную теперь гарнизоном. Здесь он переночевал и на следующее утро двинулся дальше. Маршируя целый день, он к вечеру разбил лагерь на месте, называемом иудеями на их родном языке «Шиповой долиной», возле деревни Гаватсаула (что обозначает холм Саула) на расстоянии около тридцати стадий от Иерусалима. Отсюда он с шестьюстами избранных всадников отправился на разведку, желая ознакомиться с укреплениями Иерусалима и настроением иудеев и разузнать вместе с тем, не сдадутся ли они со страха без борьбы при одном его появлении; ибо он знал, как это и было в действительности, что народ, находившийся под гнетом мятежнической партии и разбойников, жаждал мира и только потому бездействует, что чувствует себя бессильным.

2. Пока Тит ехал по большой дороге, ведущей прямо к стене, никто не показывался у ворот; когда же он возле башни Псефина{7}, свернув с дороги, повел свою конницу в сторону, несметные враги ринулись внезапно мимо так называемых Женских башен через ворота, лежавшие против памятника Елены, прорвали линию всадников, бросились навстречу находившимся еще на дороге, воспрепятствовали им соединиться с другими, свернувшими уже в сторону, и таким образом отрезали Тита с немногими людьми. Идти вперед Титу было невозможно, так как все пространство до стены было изрыто канавами, сделанными для плантаций, и поперечными садами, обведенными многими заборами; но и обратное отступление к своим он тоже нашел отрезанным многочисленным неприятелем, находившимся посередине, большинство же его людей, не подозревавшее опасности своего государя{8}, разбежалось в том предположении, что и он вместе с ними повернул назад. Видя тогда, что его спасение может зависеть только от его личной храбрости, он повернул своего коня назад, крикнул своей свите следовать за ним и бросился в самую толпу неприятеля, чтобы силой проложить себе дорогу к своим. Тогда-то можно было убедиться воочию, что перипетии войны и судьба государей находятся в руках божиих: сколько ни летело стрел на Тита, который был без шлема и без щита (ибо, как [325] уже было сказано, он выехал не как воин, а только в качестве разведчика), все-таки ни одна его не задевала, а все без всякого действия просвистели мимо, точно они с умыслом не попадали в цель. С мечом в руках, прокладывая себе дорогу через напиравших на него сбоку, перескакивая через многих, становившихся ему на пути, он мчался на коне через опрокинутых все вперед и вперед. При виде этой смелости Цезаря они подымали крик и друг друга призывали к нападению на него; но куда только устремлялся он, все бежали и рассеивались. Разделявшие с ним опасность товарищи его, получая удары сзади и с боков, держались тесно возле него, ибо каждый из них имел еще надежду на спасение: помочь Титу открыть себе выход прежде, чем его не оцепили. Двое из самых задних пали; один был оцеплен на коне и заколот, другой, соскочивший с коня, был также убит, а его конь уведен. Но с остальными Тит благополучно спасся в лагере. Успехи иудеев при этой первой стычке внушили им сумасбродные надежды: мгновенная милость судьбы вселила в них страшную самоуверенность.

3. На следующий день Тит, после того как ночью присоединился к нему легион из Эммауса, снялся с лагеря и двинулся вперед до места, называемого Скопом. Отсюда открывается вид на город и исполинское здание храма, вследствие чего это примыкающее к северу от города плоскогорье весьма кстати названо Скопом{9}. Находясь еще в семи стадиях от города, он приказал построить для обоих легионов один общий лагерь, а позади них в трех стадиях – другой лагерь для пятого легиона, ибо ввиду того, что солдаты последнего были утомлены от ночного похода, он нашел нужным отвести им более защищенное место, дабы они тем спокойнее могли укрепиться. Едва только они приступили к сооружению лагеря, как появился уже десятый легион из Иерихона, где им оставлена была часть тяжеловооруженных воинов для охраны этого завоеванного Веспасианом прохода. Этот легион получил приказание расположиться лагерем в шести стадиях от Иерусалима на так называемой Елеонской горе, лежащей против города на востоке и отделенной от него глубокой лощиной, называющейся Кидроном.

4. Только война извне, мощно и внезапно обрушившаяся на город, положила конец беспрерывным распрям, царившим между партиями. С ужасом увидели мятежники этот тройной лагерь римлян, и тогда они начали искать сближения между собой и соединения с дурной целью{10}. «Чего мы еще ждем, – говорили они друг другу, – как мы можем [326] допустить, чтобы нам дыхание было отрезано тремя стенами? Неприятель крепко уселся против нас, а мы, запертые в наших стенах, остаемся спокойными зрителями неприятельских действий, как будто бы они были благодетельны для нас, оставляя в бездействии наши руки и наше оружие. Да! Мы храбры только против себя, римлянам же наш раздор поможет покорить город даже без меча». Такими словами они соединились, друг друга ободрили, взялись за оружие и сделали внезапную вылазку против десятого легиона. С ужасающими кликами грянули они через долину и бросились на римлян, работавших над укреплениями. Так как последние разделились по своим работам и большинство сложило с себя оружие (они и не предполагали, чтобы иудеи осмелились на вылазку или чтобы они даже при желании могли предпринять ее ввиду царившего между ними разлада), то внезапное нападение привело их в замешательство: часть бросила работу и сейчас же отступила назад, многие побежали за своим оружием, но были убиты еще прежде, чем могли стать против врагов. К иудеям примыкали ободренные их победой все новые и новые бойцы, а счастье делало их в собственных глазах и в глазах римлян еще более многочисленными, чем они были на самом деле. Солдаты, приученные к боевой тактике и умеющие сражаться сомкнутыми рядами по команде, скорее всего теряют самообладание при неожиданном расстройстве. Поэтому отступили теперь перед нападением застигнутые врасплох римляне. Всякий раз, однако, когда преследуемые оборачивались, они удерживали напор иудеев и наносили раны тем, которые в своей стремительности были менее осторожны. Но по мере того, как масса нападающих все более возрастала, увеличивалось смятение римлян, которые, наконец, были отброшены от своего лагеря. Дело приняло такой оборот, что всему легиону угрожала опасность; но тогда Тит, уведомленный об их опасном положении, быстро поспешил на помощь. Громко негодуя против трусости бежавших, он заставил их повернуть назад, сам во главе прибывшего с ним отборного войска набросился на иудейский фланг, многих смял, еще больше ранил, а остальных обратил в бегство и оттеснил в самую лощину. Иудеи, однако, после большого урона, вскоре выбились из этой местности и, поднявшись на противоположную возвышенность, обернулись лицом и сражались через лощину. До полудня продолжался бой в таком положении; но когда солнце начало клониться к западу, Тит оставил на месте против неприятеля только то войско, с которым он прибыл на помощь, да еще несколько [327] других когорт; остальную же часть легиона он отправил для возобновления шанцевых работ на вершине горы.

5. В этих действиях иудеи усмотрели бегство римлян, и так как поставленный ими на стене вестник возвестил об этом потряхиванием своей одежды, то совершенно свежая многочисленная толпа бросилась с такой стремительностью, что их наступление походило на бег свирепейших зверей. И действительно, никто из построенных в боевом порядке римлян не выдержал их удара; строевая линия, точно под напором тяжелого орудия, была прорвана, и все пустилось бежать вверх по горе. Один Тит с немногими остался посреди склона горы. Его свита, которая из уважения к полководцу, пренебрегая опасностью, осталась при нем, настойчиво умоляла его удалиться от иудеев, ищущих смерти, а не броситься в опасность за войском, которое должно было бы прикрывать его; он должен, наконец, подумать о своем высоком положении в качестве руководителя войны и владетеля мира, чтобы не обратиться в простого солдата и чтобы не подвергать столь явной опасности собственную личность, от которой зависит все. Но он делал вид, будто ничего не слышит, оказывал сопротивление тем, которые ринулись ему навстречу, убивал других, которые силой хотели овладеть доступом вверх, бросился по крутому склону на тесно сплотившуюся массу врагов и отбил их назад. Но иудеи, как они ни были смущены твердым и стремительным нападением Тита, и теперь еще не бежали в город, а, расступившись по обеим сторонам, преследовали бегущих кверху. Этот новый натиск Тит останавливал нападением на фланги. Но между тем солдаты, работавшие наверху над шанцами, увидев, что их товарищи внизу разбежались, были вновь охвачены ужасом и отчаянием. Весь легион рассеялся, так как все считали, что против набега иудеев противостоять невозможно и что Тит также находится в бегстве, ибо, думали они, если бы он удержался на месте, то другие не бежали бы. В паническом страхе бежали они по всем направлениям, пока, наконец, некоторые не увидели полководца в самом водовороте сражения и, полные опасения за его жизнь, возвестили криками всему легиону о его опасном положении. Стыд заставил всех возвратиться: осыпая друг друга упреками за бегство, а еще больше за то, что покинули Цезаря, они со всей силой бросились на иудеев, и как только последние начали отступать, окончательно оттеснили их в долину. Иудеи хотя боролись еще и при отступлении, но римляне благодаря занятому ими возвышению находились в более [328] выгодном положении, вследствие чего они опрокинули неприятеля в самую пропасть. Теперь Тит преследовал тех, которые раньше на него нападали; легион он опять послал к его шанцевым работам, а для отражения неприятеля остался сам с теми отрядами, которые прежде сражались вместе с ним. Чтобы сказать правду, не вдаваясь в преувеличение из лести и не умаляя из зависти, Цезарь один дважды спас угрожаемый легион и доставил ему возможность спокойно укрепить свой лагерь.
[1] [2]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.