Г. Крушение мировой революции - Брестский мир (3)

[1] [2] [3] [4]

36

западных стран не пойдут на это, заключить с нами сепаратный мир". Действительно, Ленин, обратившись к Антанте с мирными предложениями, "поставил достаточно короткий срок для ответа на свое чрезмерно дерзкое требование", из которого, как считал Чернин, "ничего не получится". Чернин, однако, подчеркивал, что Ленин "сможет и захочет" подписать мир только в том случае, если Центральные державы формально примут определение мира "без аннексий и контрибуций", чем будет выбита почва для созыва социалистической конференции, на которой настаивали социал-демократы Европы. Чернин предлагал поэтому признать новое правительство и объявить о готовности вести с ним переговоры40.

Немцы были настроены в отношении большевиков более осторожно, считая целесообразным "подождать дальнейшего развития событий в Петрограде" и откликнуться на предложение о мире только в том случае, если "большевикам действительно удастся длительное время продержаться у власти"41. Тем временем 8 (21) ноября открытым текстом на все фронты была передана за подписями Ленина, Троцкого, Н. В. Крыленко, В. Д. Бонч-Бруевича и Н. П. Горбунова радиограмма для командиров русской армии с предложением начать немедленные переговоры на фронтах о перемирии с армиями противника42. Через два дня австрийцы сообщили немцам, что "основой для прекращения огня и начинающихся незамедлительно в любом удобном месте переговоров о мире должны служить" восстановление "предвоенногостатуса-квоРоссии", "отказ от аннексий и контрибуций", "право на самоопределение народов России, в том числе и занятых областей Курляндии, Литвы и Польши", "отказ от вмешательств во внутренние дела" обеих сторон, как можно более скорое перемирие на фронтах, по возможности самое быстрое начало мирных переговоров. Австрийцы соглашались также на условие о прекращении огня на всех фронтах (что было "простой формальностью", обреченной на неуспех, так как согласие Антанты на прекращение огня исключалось)43.

37

В эти ноябрьские дни 1917 года Восточный фронт как военный фактор, перестал существовать. Немцы начали быстрым темпом перебрасывать войска на запад44. Реальный мир, впрочем, еще не был близок, поскольку новое правительство нельзя было считать надежным. 13 (26) ноября советник миссии в Стокгольме и будущий дипломат в Москве К. Рицлер высказал в письме канцлеру Германии следующие соображения:

"В настоящий момент мы имеем дело с тем, что попросту являет собой насильственную диктатуру горстки революционеров, к правлению которых вся Россия относится с величайшим презрением и терпит его лишь потому, что эти люди пообещали немедленный мир и общеизвестно, что. они выполнят это обещание. Здравый смысл подсказывает, что власть этих людей потрясет все русское государство до самых его оснований и, по всей вероятности, не более чем через несколько месяцев, [... ] [правительство ] будет сметено волной всероссийской враждебности. [... ] Даже попытка связать будущее-русско-немецких отношений с судьбами людей, которые в России сейчас стоят у власти, была бы, вероятно, серьезной политической ошибкой. За то время, что это правительство продержится у власти, удастся добиться разве что перемирия или, быть может, формального мира. В этих обстоятельствах и ввиду серьезных потрясений, перед которыми, по всей вероятности, стоит Россия, мы сможем установить действительно мирные связи и дружеские, добрососедские отношения весьма не скоро"45.

9 (22) ноября, выполняя еще один пункт соглашения между большевиками и Германией, Троцкий, как нарком иностранных дел, заявил о намерениях советского правительства опубликовать секретные дипломатические документы46. Теоретически публикация тайных договоров наносила ущерб как Центральным державам, так и Антанте. Но поскольку секретные договоры, имевшие отношение к

38

мировой войне, были, естественно, заключены Россией с Францией и Англией, а не с Центральными державами, последние, конечно же, оставались в выигрыше47. Большевистское правительство это понимало. Троцкий писал:

"Буржуазные политики и газетчики Германии и Австро-Венгрии могут попытаться использовать публикуемые документы, чтобы представить в выигрышном свете дипломатическую работу Центральных империй. Но [... ] во-первых, мы намерены вскоре представить на суд общественного мнения секретные документы, достаточно ясно трактующие дипломатию Центральных империй. Во-вторых, [... ] когда германский пролетариат откроет себе революционным путем доступ к тайнам своих правительственных канцелярий, он извлечет оттуда документы, ни в чем не уступающие тем, к опубликованию которых мы приступаем"48.

Центральные державы, разумеется, приветствовали намерение большевиков опубликовать документы МИДа. Вот как комментировало заявление советского правительства командование 7-й австро-венгерской армии в приказе 30-й дивизии от 7 декабря (по н. ст.):

" Нельзя себе даже представить, какое огромное значение имеет постоянное распространение тайных договоров, безошибочно предоставляющих документы об аннексионной политике и виновности Антанты в войне. Последствием опубликования этих договоров Лениным будет полный разрыв с Антантой и союз с нами. Популярно составленные выдержки в русском переводе будут разосланы дивизиям"49.

Действительно, "секретными дипломатическими документами" были полны в те дни и "Известия Совета рабочих и солдатских депутатов", и "Правда", и горьковская "Новая жизнь", и даже эсеровская газета "Дело народа"50. Наконец, "секретные документы" с недельным интервалом появились в виде серии из семи брошюр: "Сборник документов из архива бывшего министерства иностранных дел"51. Практическую работу по их изданию осуществляла группа сотрудников НКИД под руководством матроса Н. Г. Маркина52 и под общим надзором Троцкого.

39

Впрочем, еще 8 (21) ноября Троцкий признался, что не следует ожидать от публикации многого: "Это не договоры, написанные на пергаменте, дело идет по существу о дипломатической переписке, о шифрованных телеграммах, которыми обменивались правительства"53. Было очевидно, что в печать давались первые попавшиеся в МИДе документы54. К публикации подготовлены они были удивительно неграмотно, с многочисленными ошибками55, без всякой системы и хронологии, без комментариев56. Из Болгарии читатель переносился в Сиам, оттуда в Японию, из Японии -- в Испанию, затем снова в Болгарию. За документом 1892 года шел документ 1907-го, никак с ним не связанный, затем -- 1915-го, потом -- 1906-го. Сами публикаторы, конечно же, абсолютно не понимали, что, собственно, они издают. Вместе с официальными документами и договорами, на одинаковых с ними правах, печатались частные письма чиновников МИДа, найденные в столах и шкафах министерства.

Понятия о том, какие документы секретные, а какие давно опубликованы, организаторы издания также не имели. Во втором сборнике был помещен сербско-болгарский договор 1904 года, послуживший первым шагом к образованию балканской федерации. Договор этот был опубликован в 1905 году, широко обсуждался и был тогда же единогласно, в том числе и голосами социал-демократов, принят в болгарском народном собрании57. Опубликованный там же русско-болгарский договор о военном союзе, заключенный 29 февраля 1912 года, несомненно "империалистический", подтолкнувший на войну с Турцией, не представлял тайны уже потому, что 6 ноября 1914 года был обнародован вместе с "секретными" к нему приложениями кадетской "Речью"58. "Русско-английская конвенция 1907 г.", касавшаяся Персии, Афганистана и Тибета (док. No 55) тоже не была секретной. Она была обнародована, со всеми приложениями, в Англии через несколько дней, а в России через несколько недель после ее подписания 18 (31) августа 1907 года и послужила предметом детального обсуждения в прессе59.

40

Седьмой выпуск, опубликованный в феврале 1918 года, перед самым заключением Брест-Литовского мирного договора, стал последним. Он заканчивался набранным крупными буквами, на всю страницу, лозунгом: "Да здравствует международная конференция действительных представителей революционного пролетариата во главе с Карлом Либкнехтом, Джоном Маклином, Фридрихом Адлером, Лениным, Троцким и другими стойкими вождями рабочего класса"60. Предреволюционное обещание немцам о публикации секретных договоров советское правительство в целом выполнило и теперь указало, что "выпуск следующих номеров Сборника секретных документов по техническим затруднениям редакция поставлена в необходимость временно прекратить"61.

В ноябре 1917 года интересы Ленина и Германии совпадали и в вопросе о разложении русской армии. Немцам нужно было ликвидировать Восточный фронт. Большевикам -- демобилизовать русскую армию, в целом настроенную враждебно в отношении переворота и советского правительства. С этой целью в ноябре были начаты предварительные советско-германские переговоры о заключении перемирия. В ночь с 7 (20) на 8 (21) ноября советское правительство потребовало от главнокомандующего русской армией Духонина "сделать формальное предложение перемирия всем воюющим странам"62. 9 (22) ноября Н. Н. Духонин ответил, что только правительство, поддерживаемое "армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность для достижения результатов"63, и указание СНК выполнить отказался.

В тот же день Совнарком объявил Духонина смещенным со своего поста. Главнокомандующим вместо него был назначен большевик прапорщик Крыленко64. В день снятия Духонина Ленин обратился по радио к полкам, стоящим на позициях, с предложением прекратить военные действия и выбирать "тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем"65. Братания стали теперь регулярным явлением66. К

41

16 (29) ноября в общей сложности 20 русских дивизий заключили в письменной форме перемирия с германскими войсками, а из 125 русских дивизий, находившихся на фронте, большая часть придерживалась соглашений о прекращении огня67.

Впрочем, если русская сторона воспринимала братания как явление спонтанное, войска Центральных держав относились к ним как к приему для разложения русской армии. Очень скоро русские стали замечать (и жаловались) , что на братания "ходят к ним одни и те же лица"68. Со стороны германских и австро-венгерских войск переговоры о перемирии и братания вели специальные "пропагандные отделы" и особые парламентеры. 6 (19) декабря командующий 30-й дивизией о проделанной работе писал в своем приказе следующее:

"Смена дивизии дает мне повод вспомнить о больших услугах, оказанных начальниками пропагандных отделов. Почти целый месяц, многие еще дольше, работали в этом деле и своей неустрашимостью и ловкостью оказали отечеству неоценимую услугу. Находясь постоянно на открытом поле против неприятельского огня и коварства, они все время с железной энергией и последовательностью пытались сближаться с русскими. Успех явился. Они [... ] ловко использовали работу русской революции, вносили в русские войска нашу пропаганду. Что этим наши пропагандные отделы совершили, в -настоящее время понять еще нельзя. Бесспорно, им принадлежит львиная доля в разложении русской дисциплины"69.

Методы пропагандных отделов были различны. В районе сосредоточения русских войск, противостоящих 30-й дивизии, с 11 декабря 1917 г. по н. ст. рассылалось на русском языке письмо с призывом отправляться по домам70. В расположении русских войск, противостоящих 7-й австро-венгерской армии, пропагандные отделы раздавали русским, с которыми шли брататься, "планы Восточного фронта с обозначением районов отдельных армий", уже заключивших перемирие71, поскольку, по мнению командования Центральных держав, перемирие на одном участке непре

42

менно должно было вызвать цепную реакцию и "с быстротой молнии" распространиться "на большие участки фронта"72. В то же время спонтанные братания с неприятелем в германской и австро-венгерской армиях были строго воспрещены73 и сурово карались74.

Благодаря ли пропаганде Центральных держав, или разрушительному влиянию революции, русская армия слабела с каждым часом. По сведениям австро-венгерского командования на 5 (18) ноября, на русском фронте чувствовалось "сильное стремление к скорому миру и возврату к спокойной жизни", причем солдатами на фронте "от социалистического правительства" ожидалось "исполнение всех желаний"75. За исключением незначительных случаев, на фронте уже не велись военные действия. Участились мнения, что условия мира в конце концов совершенно не важны. Нередки были случаи, когда солдаты указывали, что они не будут воевать, даже если переговоры не закончатся миром. Росло недовольство союзниками76.

После предварительной работы по разложению русской армии, проделанной революцией и германской пропагандой, 14 (27) ноября германское Верховное командование дало согласие на ведение официальных переговоров о мире с представителями советского власти. Начало переговоров было назначено на 19 ноября (2 декабря). Со своей стороны в заявлении от 15 (28) ноября советское правительство указало, что в случае отказа Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая присоединиться к большевикам, Россия и страны Четверного блока начнут сепаратные переговоры77.

Именно такой декларации ждало германское правительство78. На следующий день, 16 (29) ноября, выступавший в рейхстаге канцлер Г. Гертлинг подтвердил, что "готов вступить в переговоры, как только русское правительство направит специальных представителей"79. 17 (30) ноября на указанных условиях к переговорам согласилась присоединиться Австро-Венгрия80.

Оставалось только удержать большевиков у власти до момента подписания соглашения. И Германия оказала

43

большевикам помощь в трех направлениях: финансовом, дипломатическом и военном. Различными путями Германия финансировала большевистское правительство81. Она оказала давление на нейтральные страны, пытаясь заставить их признать большевиков в качестве законного правительства России**2. Если при этом победы на дипломатическом фронте оказались незначительными, то во многом из-за противодействия Антанты83.

Внутри страны немцы способствовали укреплению большевиков тем, что вступили с ними в переговоры как с равной стороной84; и когда 4(17) декабря 1917 года корреспондент петроградской газеты "День" спросил в интервью у главы прибывшей в Петроград германской миссии графа Р. Кейзерлингка, собираются ли немцы оккупировать Петроград, граф ответил, что у немцев нет таких намерений в настоящее время, но что подобный акт может стать необходимостью в случае антибольшевистских выступлений в Петрограде85.

Германия не хотела теперь иметь дело ни с кем, кроме большевиков, отказываясь от переговоров с другими социалистическими партиями, в частности с эсерами, поскольку считала, что, находясь в стадии переговоров с большевиками, завязывать отношения с другими политическими группировками России неуместно; к тому же после образования ПЛСР В. М. Чернов утратил значительную часть своего политического влияния86.

Поставив на большевиков, германское правительство рисковало и, безусловно, понимало это. В марте 1917 года оно запросило мнение о большевиках Иосифа Колышко, бывшего заместителя министра финансов при графе Витте, жившего во время войны в Стокгольме и, как считалось, симпатизировавшего немцам. Колышко ответил:

"Они сегодня выступают за "мир любой ценой", и сегодня им все равно, что при этом Россия потеряет значительные территории. Но это настроение всего лишь предлог для укрепления мирного движения. Если социал-демократы придут к власти, они откажутся от лозунга "мир любой ценой" и вместе с английскими и французскими социал-де

44

мократами выдвинут требование: мир без аннексий. [...] Однако может случиться и так, что социал-демократы придут к власти не по всей стране, что в некоторых районах образуется мощное противодействие и будут созданы собственные правительства. Тогда война на Востоке увязнет, и конца ей не будет. Неясно также, достаточно ли активно будет выступать за мир хотя бы одно правительство. Тот, кто желает скорейшего заключения мира, пусть не рассчитывает на то, что социал-демократическое правительство будет способствовать приближению этого момента".

Удивительно, но из всех пророчеств именно это выдержало испытание первого года русской революции: пришедшие к власти большевики немедленно и настойчиво заговорили о германской революции, а отнюдь не о мире87. Даже Ленин, инициатор сепаратного мира с Германией, публично на заседании ВЦИК 10 (23) ноября отдал дань революционной фразе и сделал оговорку: "Наша партия не заявляла никогда, что она может дать немедленный мир. Она говорила, что даст немедленное предложение о мире и опубликует тайные договоры. И это сделано. [... ] Мы [... ] не заключаем перемирия [... ] -- указывал Ленин, заключающий перемирие. -- Мы не верим ни на каплю германскому генералитету"88.

Не желая связывать себе руки в вопросе о войне и мире, большевистская фракция во ВЦИК, располагавшая большинством голосов, провела резолюцию о том, что решения, связанные с заключением мира или перемирия, должны приниматься Советом народных комиссаров (в котором в тот момент были одни большевики), а не многопартийным ВЦИКом89. Но очевидно, что СНК получал право не только на заключение мира, но и на разрыв его. Тем более, что планы революционной войны на Западе для ускорения мировой революции не покидали умы ведущих русских революционеров. Привычно стало считать, что за нее выступал Троцкий90. В этом вопросе он был поддержан и левыми эсерами91, и меньшевиками-интернационалистами92, и будущими левыми коммунистами93, и даже "правыми" -- противниками Октябрьского переворота -

45

Л. Б. Каменевым94 и Зиновьевым95. Лишь позиция Ленина была отличной уже в самые первые дни советской власти. 4 (17) ноября на заседании ВЦИК Ленин доказывал собравшимся, что революция на Западе разразится скоро:

"Только слепой не может видеть того брожения, которым охвачены массы в Германии и на Западе [...]. Пролетарские низы [... ] готовы отозваться на наш зов [...]. Группа "Спартак" все интенсивнее развивает свою революционную пропаганду. Имя Либкнехта [... ] с каждым днем все становится популярней в Германии. Мы верим в революцию на Западе, мы знаем, что она неизбежна".

Ленин мог бы здесь остановиться и так не отличиться ничем от общего хора русских революционеров. Но для Ленина все выше сказанное было лишь данью революционной риторике ради основной части:

"Но, конечно, нельзя по заказу ее создать. Разве мы в декабре прошлого года могли с точностью знать о грядущих февральских днях? Разве мы в сентябре знали достоверно о том, что через месяц революционная демократия в России совершит величайший в мире переворот? [... ] Пророчествовать о дне и часе этой грозы мы не могли. Ту же картину, что и у нас, мы видим сейчас в Германии"96.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.