Г. Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 1) (9)

В самом деле. Если бы действительно оказалось, что в партии проводится линия троцкизма против линии ленинизма, это значило бы, что дело идет о зародышевой борьбе разных классовых тенденций. Тогда никакие объяснения не помогли бы. Пролетарская партия сохраняет себя, очищая себя. Но если троцкизма на деле нет, если призрак троцкизма есть, с одной стороны, отражение дореволюционного прошлого, а с другой стороны, порождение мнительности, вызванной смертью Ленина; если призрак троцкизма нельзя на деле воскресить иначе, как извлекши из архива письмо Троцкого к Чхеидзе и прочее, - тогда открытое объяснение может помочь, может устранить старые накопленные предубеждения, может рассеять призраки, может очистить атмосферу партии. Именно такова цель настоящего объяснения.

Прошлое

Выше уже сказано, что предисловие мое к книге "1917" поставлено в дискуссии в связь со всей моей деятельностью и представлено, как выражение "троцкизма", стремящегося заменить собою ленинизм, в качестве партийной доктрины и метода партийной политики.

При такой постановке вопроса оказалось необходимым партийное внимание передвинуть в значительной мере с настоящего и будущего на прошлое. В партийный обиход введены старые документы, цитаты старой полемики и прочее. В числе таких материалов отпечатано, в частности, письмо, написанное мною тогдашнему социал-демократу (меньшевику) депутату Чхеидзе 1 апреля 1913 года, то есть почти двенадцать лет тому назад. Письмо это не может не произвести самого тяжкого впечатления на каждого члена партии, в особенности же на такого, который не прошел через испытания довоенной фракционной борьбы в условиях эмиграции, и для которого письмо поэтому является совершенной неожиданностью.

Письмо это написано в момент чрезвычайного обострения фракционной борьбы. Сообщать здесь подробности написания письма нет никакого смысла. Достаточно напомнить принципиальные причины, которые сделали возможным самый факт написания такого письма. Эти принципиальные причины состояли в том, что я занимал тогда в отношении к меньшевикам позицию, глубоко отличную от позиции Ленина. Я считал необходимым бороться за объединение большевиков с меньшевиками в одной партии. Ленин считал необходимым углублять раскол с меньшевиками, чтоб очистить партию от основного источника буржуазных влияний на пролетариат. Значительно позже я писал, что основная политическая моя ошибка состояла в том, что я не понял своевременно принципиальной пропасти между большевизмом и меньшевизмом. Именно поэтому я не понимал смысла организационно-политической борьбы Ленина, как против меньшевизма, так и против той примиренческой линии, которую я сам защищал.

\

Те глубокие разногласия, которые отделяли меня от большевизма в течение ряда лет и во многих случаях резко и враждебно противопоставляли большевизму, ярче всего выражались именно в отношении к меньшевистской фракции. Я исходил из той, в корне неверной перспективы, что развитее революции и давление пролетарских масс заставит, в конце концов, обе фракции пойти по одному и тому же пути. Поэтому я считал раскол напрасной дезорганизацией революционных сил. А так как активная роль в расколе принадлежала большевизму, ибо только путем беспощадного, не только идейного, но и организационного, размежевания Ленин считал возможным обеспечить революционный характер пролетарской партии (и вся позднейшая история целиком подтвердила правильность этой политики), то я в своем "примиренчестве" на многих острых поворотах пуни враждебно сталкивался с большевизмом. Борьба Ленина против меньшевизма необходимо дополнялась борьбой против "примиренчества", которое нередко называлось "троцкизмом". Все те товарищи, которые читали сочинения Ленина, знают об этом. Смешно поэтому говорить, будто кто-то что-то здесь "скрывал". Мне, конечно, и в голову не могло бы прийти оспаривать теперь, задним числом, принципиальную правильность и величайшую историческую дальновидность ленинской критики российского "примиренчества", которое основными своими чертами сходно международному течению центризма. Я считал и считаю это настолько ясным и бесспорным для всякого члена партии большевиков, что самая мысль о дискуссии на этой почве, после того, что партией в этой области проделано, написано, усвоено, проверено и подтверждено, была бы просто нелепой.

Борясь, как сказано, против "генерального межевания" и раскола, я тем самым вступал вообще в ряд жестоких конфликтов с теми идейными и организационными методами, при помощи которых Ленин подготовлял, создавал и воспитывал нашу нынешнюю партию. Самое слово "ленинизм" в большевистской фракции тогда не существовало. Да и Ленин не допустил бы его. Только со времени болезни Ленина и особенно после смерти его, партия, как бы охватив сразу то гигантское творчество, каким была жизнь Ленина, ввела в свой обиход слово ленинизм. Слово это, разумеется, не противопоставляется марксизму, но оно включает в себя все то новое, чем обогатилась мировая марксистская школа, теоретически и практически, под руководством Ленина. Если же взять дореволюционную эпоху, то слово "ленинизм" употреблялось только противниками большевизма для характеристики как раз того, что они считали наиболее отрицательным и вредным в политике большевиков. Для "примиренца", каким был я, наиболее отрицательной чертой большевизма представлялось раскольничество, фракционная борьба, организационное межевание и прочее Именно в этом смысле мною и применялось тогда, в моменты острой полемики, слово "ленинизм". Сейчас можно произвести большое впечатление на неопытного и неосведомленного партийца, спросив его: "а вы знаете, что такое, по Троцкому, ленинизм?" и затем прочитать ему из старых статей или писем фракционный выпад против ленинизма. Но это вряд ли правильный подход. Он рассчитан на

неосведомленность. Сейчас такие цитаты звучат для моего уха не менее дико, чем для уха каждого другого члена партии. Понять же их можно только из истории прошлого, то есть из истории борьбы между большевизмом и примиренчеством,- борьбы, в которой и историческая правота и победа были целиком на стороне большевизма. Более того, вся история деятельности Ленина свидетельствует, что понять его - не только, как политическую фигуру, но и как человеческую личность, - можно только, приняв его понимание истории, его цели, его методы и приемы борьбы. Нельзя оценить Левина вне ленинизма. Нельзя оценить Ленина наполовину. Его политическая фигура исключает всякую половинчатость. Своим методом он заставлял всех либо итти с ним в ногу, либо бороться против него. Совершенно ясно поэтому, что для примиренчества, которое означает половинчатость в основных вопросах революции, самая фигура Ленина была чуждой и во многом непонятной. Борясь за то, что я считал тогда правильным - за единство всех фракций социал-демократии во имя мнимого "единства" рабочего движения, я тем самым не раз приходил на этом пути в столкновение с Лениным, как политической фигурой.

До тех пор ,пока революционер не установил правильного отношения к основной задаче строительства партии и к методам ее работы, не может быть и речи о правильном, устойчивом и последовательном его участии в рабочем движении. Без правильного взаимоотношения между доктриной, лозунгами, тактикой и работой партийной организации не может быть революционной, марксистской, большевистской политики. Вот эту именно мысль Ленин не раз острополемически выражал в своих заявлениях, что мои революционные идеи или предложения представляют только "фразы", поскольку я, в своем примиренчестве, впадаю в противоречие с большевизмом, строящим основное ядро пролетарского движения. Прав ли был Ленин? Безусловно.
[1] [2] [3] [4]