Глава вторая. ЗАКРЫТИЕ ПРОЛИВОВ (2)

Эвена попросили подождать и дать Вашингтону десять дней или две недели, чтобы подготовить такую декларацию. Но проект с самого начала натолкнулся на препятствия: ни одна морская страна не хотела портить отношения с арабами.

Со своей стороны, Эвен искренне верил, что посредством переговоров можно было кое-чего достичь: уже после начала войны он высказывал в частных беседах мнение, что для международной репутации Израиля немаловажным было испробовать дипломатический путь, даже если он и не привел бы к успеху. В противном случае, утверждал Эвен, Израиль, нанеси он удар сразу же после закрытия проливов, мог быть обвинен в неоправданной поспешности.

27 мая Эвен вернулся в Израиль из Вашингтона. Выступая на пресс-конференции в Париже проездом домой, он сказал: «Я совершил ознакомительную поездку для выяснения отношения трех дружественных правительств к противозаконным мерам, осуществленным Египтом в Тиранских проливах… Само собой разумеется, что мир и противозаконная блокада несовместимы. Я объяснил этот тезис выдающимся французским, английским и американским лидерам. Они представляют три правительства, которые десять лет назад торжественно обязались настаивать на международном характере этого морского пути и осуществлять в нем свое право на свободное и мирное судоходство».

Обсуждалось предложение о создании военной флотилии, предпочтительно под эгидой ООН или, если это оказалось бы невозможным, флотилии морских стран на добровольных началах для прорыва египетской блокады. Обсуждались различные варианты. Один из них предусматривал отправку нефтяного танкера под израильским флагом (но с грузом, который, согласно египетскому определению, считался бы стратегическим) для прохождения через проливы, другой – торгового судна под израильским флагом. Флотилия, которая, несомненно, состояла бы преимущественно из американских и, возможно, британских кораблей, должна была эскортировать суда, направляющиеся в Эйлат через Тиранские проливы. Надеялись, что такая демонстрация силы отобьет у египтян желание открывать огонь. В противном случае флотилия должна была дать так называемый «проверочный ответ» на египетское действие. Это означало вывод из строя батарей в Шарм а-Шейхе.

За период между встречей Джонсона с Эвеном и поездкой Вильсона на Ближний Восток произошел решительный перелом. 26 мая президент Насер, обращаясь к руководителям панарабской федерации профсоюзов, сказал, что если разразится война, «она будет тотальной и ее цель – уничтожение Израиля. Мы уверены в победе и готовы в настоящее время к войне с Израилем. На этот раз все будет обстоять иначе, чем в 1956 году, когда мы воевали не с Израилем, а с Англией и Францией». Он назвал Соединенные Штаты «главным врагом», а Англию «американским лакеем». Он сказал, что «Вильсон не может сделать шага без ведома Джонсона». Ранее египетский министр по делам религии приказал всем священнослужителям сделать предметом всех своих проповедей в мечетях джихад (священную войну). Следуя полученным указаниям, проповедники должны были внушить своей пастве, что мученическая смерть в священной войне является честью. Все это способствовало разжиганию военной истерии в столице. Даже глава коптской православной церкви в Египте папа Кирилл VI не остался в стороне. Он одобрил все шаги, предпринятые Египтом, чтобы «отвоевать Палестину у тех, кто распял Христа». Сильнее, чем когда-либо раньше, Египет был охвачен ненавистью. Израиль постоянно называли не иначе, как «врагом», и египтяне горели желанием ринуться в бой.

Великие державы были встревожены безрассудством Насера. Казалось, что благоразумие оставило его. После его очередного воинственного заявления президент Джонсон направил ноту египетскому послу в Вашингтоне с призывом к египтянам проявить сдержанность и не открывать первыми огонь. Той же ночью в 3.30 Насер был поднят с постели советским послом, который сделал экстренное заявление. Он настоятельно рекомендовал Насеру не начинать военных действий.

«Вашингтон пост» сообщила 15 июня, что у русских были серьезные причины для беспокойства. Они не только желали избежать конфронтации с США но и были осведомлены о том, что Египет еще не успел провести все военные приготовления. Группа русских советников, инспектировавших египетские аэродромы, обнаружила, что некоторые египетские пилоты много дней не поднимались в воздух. Макеты египетских самолетов можно было легко отличить от настоящих самолетов, сосредоточенных к тому же в одном месте, что делало их хорошей мишенью для израильтян.

У морских экспертов возникли сомнения в способности египтян минировать Тиранские проливы из-за трудностей, связанных с шириной и глубиной этой водной магистрали. Прибытие 25 мая немецкого грузового судна в иорданский порт Акаба подтвердило обоснованность этих сомнений.

Предостерегающие заявления официальных ответственных лиц в Иерусалиме о том, что Израиль имеет право в порядке самообороны положить конец блокаде, если ООН или морские державы уклонятся от действий, укрепили уверенность израильского населения в том, что существующее неопределенное положение не может продолжаться бесконечно.

Уже через два часа после вылета Брауна из Москвы в Лондон в Советском Союзе было опубликовано заявление, содержавшее осуждение Израиля за «проведение политики враждебной арабским государствам». Браун также стал объектом критики в прессе. В передовой статье в субботнем номере «Дейли телеграф» за 27 мая говорилось:

Ничего ценного не было достигнуто в результате визита м-ра Брауна в Москву, визита, который дважды откладывался, несмотря на то, что главной темой переговоров был ближневосточный кризис. Ясный смысл того, что было сказано м-ру Брауну и повторено на вчерашней пресс-конференции в Москве, заключается в том, что, по мнению русских, они мало что потеряют и все выиграют от серьезного ослабления, если не полного разгрома, наиболее прозападной страны на Ближнем Востоке, разгрома, который не перерастет в большую войну.

В субботу 27 мая У Тан, который вылетел в Вашингтон в четверг ночью, не сделав какого-либо заявления, представил свой отчет Совету Безопасности. По его словам, президент Насер и д-р Риад заверили его, что Египет не «предпримет наступательных действий против Израиля». Главной целью египтян было «восстановление положения, существовавшего до 1956 года, и полное соблюдение обеими сторонами условий основного соглашения о прекращении огня между Израилем и Египтом».

Из Парижа поступило сообщение, что генерал де Голль направил послание президенту Насеру с призывом проявить умеренность в этой критической ситуации. Ранее Насер восхвалял де Голля за «отказ следовать англо-американскому курсу». Но предостережение генерала де Голля, по-видимому, оказало слабое действие. Действительно, в субботу 28 мая на пресс-конференции в Каире Насер угрожал закрыть Суэцкий канал в случае военных действий и вмешательства какой-нибудь третьей страны. Он заявил: «Тиранские проливы являются египетскими территориальными водами, над которыми мы осуществляем наши суверенные права. Ни одна держава, какой бы могущественной она ни была, не может нарушить суверенных прав Египта или ограничить их. Любая такая попытка явится агрессией по отношению к египетскому народу и всем арабам и принесет невообразимый вред агрессорам. Если вспыхнет война с Израилем, условия судоходства в Суэцком канале не претерпят изменений, но в случае интервенции других стран Суэцкий канал перестанет существовать».

В тот же день египетский военный министр Бадран закончил свой четырехдневный визит в Москву, во время которого он вел переговоры с Косыгиным, Громыко и советским министром обороны маршалом Гречко.

У Насера сложилось искаженное представление о ситуации в результате полной неспособности египетской разведки правильно оценить соотношение сил. Маловероятно, чтобы Насер с самого начала кризиса стремился к вооруженному столкновению с Израилем. Но, по словам Абы Эвена, «он напоминал человека, отправившегося в Монте-Карло с 100 фунтами в кармане и поставившего всю сумму на рулетку. Всякий раз, когда выпадал его номер, он становился все более храбрым, чувствуя, что фортуна улыбается ему».

В Каире в течение десяти дней, предшествовавших войне, царила напряженная, но оптимистическая атмосфера. В отличие от населения Израиля, у египтян не было мрачных предчувствий. Хотя египетская армия заняла передовые позиции в Синае, создалось впечатление, что речь идет о словесных препирательствах, и взоры египтян обращены не столько к Израилю, сколько к Англии и Америке. Даже назначение генерала Даяна военным министром не было воспринято как симптом неизбежного столкновения.
[1] [2] [3]