1.3.1944

1.3.1944

Все то время, что мы находимся на улице Раковецкой, мы заняты исключительно "малинной политикой". Все то, что волновало нас в укрытии на ул. Тварда: мировая политика, положение на фронтах, - отодвинулось на задний план. Мы не ждем теперь, чтобы наши связные - Марыся Файнмессер и Инка Швейгер принесли подпольную газету или рассказали о новостях, услышанных по радио. Мы стали пассивнее, потеряли интерес к тому, что происходит в мире. Теперь для нас все вертится вокруг таких вопросов: хозяйка задержалась дольше обычного в городе - что это значит? Еврейка-шантажистка шепчется долго с хозяйкой, хозяйка злится и придирается к нам попусту - отчего бы это?

Все это вопросы нашего "бытия и небытия", и, поднимаясь утром, мы чувствуем себя как воскресшие из мертвых.

Долго так продолжаться не может. Нам нужно уйти или как-то изменить обстановку здесь, чтобы не приходилось заглядывать в глаза хозяйке и читать в них наш приговор.

Бронек, Галина и Юрек совсем уже отчаялись. Но нам с Грайеком ведь некуда идти. У нас нет надежды найти другое убежище. И потому нам остается только одно: изменить обстановку здесь.

Прежде всего, мы попытались оторвать еврейку от нашей хозяйки и от преступного мира. Мы включили ее в список получающих ежемесячное пособие от подпольного комитета, чтобы она не нуждалась в легкой наживе. Ей сразу выдали несколько тысяч злотых, теперь она "свой человек", и мы почти уверены, что она нас не выдаст. Она даже стала жаловаться нам на своих прежних приятелей.

При случае мы дали понять хозяйке, что знаем о ее и пани Квятковской "темных делишках", и намекнули, что подполье, с которым мы связаны, отомстит им, если с нами что-нибудь случится.

Мы показали ей сообщение, напечатанное в подпольной газете, о смертном приговоре, вынесенном подпольным трибуналом полякам, которые выдавали евреев.

Сообщение это потрясло хозяйку. Теперь только дошло до нее, что наша частая гостья - это не просто родственница или приятельница, а человек "из партии", как выразилась пани. Теперь она поняла, что мы не одиноки, что кто-то стоит за нами. Со страху наши хозяева стали теперь "шелковыми".

Но ненависть к евреям так велика, что искоренить ее хозяева не в состоянии. В "дружеской" беседе, где речь шла не о наших будничных делах, а о мировых проблемах, о судьбах Польши, у хозяина прорвалось: "То, что начал Гитлер, польскому правительству придется закончить после войны".

И он вовсе не хотел нас задеть, просто сказал то, что думал, что было у него на душе и не могло не слететь с языка даже тогда, когда он не хотел портить с нами отношения.

Теперь, когда мы сломили этих троих, стало намного легче, чем в первые дни. Но когда мы вспоминаем, в чьих руках наша судьба, нам становится не по себе. Первое впечатление и первое отвращение так глубоко запали в душу, что они отравляют нам даже ту ничтожную радость, которая выпадает на долю еврея на "арийской" стороне. Мы не можем быть спокойными по другой причине: нам ведь удалось обезвредить только часть шайки, а ведь сестру хозяйки мы не "обработали" и не можем "обработать", так как мы не знаем ее вообще, и сюда в дом она не ходит. Нам придется положиться на ее совесть (есть ли она у нее?) или на ее незадачливость,



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.