Я вышел в путь вместе с Ицхаком Цукерманом. За нами, на довольно далеком расстоянии, чтобы не возбудить подозрений, что мы как-то связаны с ними, шли Марек Фольман и Казик">

17.5.1943

17.5.1943

Сегодня я покинул рощу Ломянки и двинулся в "арийскую" Варшаву. Это случилось неожиданно. У нас появился Ицхак Цукерман и сказал, что в полчаса я должен собраться. В спешке я попытался стереть следы леса, канала, гетто, придать себе вид "рядового" жителя арийской Варшавы.

Я вышел в путь вместе с Ицхаком Цукерманом. За нами, на довольно далеком расстоянии, чтобы не возбудить подозрений, что мы как-то связаны с ними, шли Марек Фольман и Казик. Благодаря этой "свите" я чувствовал себя уверенней, ибо все трое моих провожатых имели ярко выраженную арийскую внешность.

Правда, и мне нечего было стыдиться своей внешности, но в этот мой первый выход в город мне не хватало естественности и, пожалуй, нахальства, необходимых для тех, чьи движения должны быть свободными, независимыми на глазах тысяч прохожих, из которых многие вышли на улицу лишь для того, чтобы выловить таких, как я.

Манерой держаться я не мог сравниться с моими провожатыми и не только из-за моей болезни (у меня была высокая температура, около 40°), но и из-за кошмаров пережитого, которые преследовали меня. Я то и дело хватался за правый рукав, мне не доставало белой повязки с вышитым голубым Маген-Давидом, к которой я так привык за четыре года и которая стала уже частью моей одежды.[LDN1]

Мои провожатые решили, что ехать трамваем опаснее, чем идти пешком: там много людей видят тебя. Эта "прогулка" дала мне возможность увидеть извне трагедию гетто во всей ее полноте. Я был потрясен тем, что всего лишь в нескольких шагах от того места, где разыгралась страшная человеческая трагедия, никто не чувствует, что в Варшаве нет больше евреев.

Жизнь течет нормально (насколько можно говорить о нормальной жизни в условиях гитлеровской оккупации), и никто не напоминает о том, что здесь, на соседней улице (а иногда на другом конце той же улицы) произошло "что-то" с евреями.

Люди торопятся по своим делам, погруженные в будничные заботы. Идет торговля, работают учреждения и фабрики. Люди толпятся у витрин магазинов, с интересом присматриваются к ценам и решают, что стоит купить. На улицах немало гуляющих, разодетых в роскошные пальто, не одно из которых еврейского "происхождения". Женщины вывозят детей в колясках подышать свежим воздухом, школьники весело шагают со своими книжками под мышкой.

На перекрестках огромные рекламы кино и театров. Прохожие подходят, чтобы лучше разглядеть, что там написано. И все это - без евреев. И все это - когда сотни агентов полиции и гестапо рыщут по городу в поисках евреев, которым еще удалось дожить до сегодняшнего дня под видом "арийцев".

Немецкая пропаганда трубит полякам, что они не должны прятать евреев, бежавших из гетто, и что их долг выдавать беженцев гестапо. Плакаты на улицах кричат о еврейско-большевистской опасности.

Мне трудно приспособиться к этому миру. Странны и далеки от меня его образ жизни, условия, моральные принципы и понятия. Неестественными кажутся мне забота родителей о детях, внимание, которое папа и мама уделяют им.

Перед моими глазами стоят дети гетто: без всяких скидок на возраст боролись они в одиночку за жизнь, а каков был их конец! Мне странно видеть по эту сторону стены гетто погоню за материальными благами, интерес к вещам, к золоту, к ценностям. А в гетто все это утратило всякую цену. В развалинах гетто дорогие вещи валяются под ногами.

Не попал ли я на другую планету? Мне странно было видеть дворника, подметающего улицу. Слово "улица" вызывало в моем сознании образ пустынной заброшенной местности, на которой навалены кирпичи, посуда, мебель, окровавленные подушки, книги, тела людей, и надо всем этим летающие перья. Удивительно: оказывается, кому-то мешает уличная пыль, кто-то хочет убрать ее.

Я иду по улице - впечатления обгоняют друг друга. С любопытством иностранца я всматриваюсь и прислушиваюсь, стараясь не пропустить чего-нибудь интересного.

Но вдруг что-то оборвалось во мне: сердце застучало сильнее, я съежился. Я проходил мимо стены, сверху утыканной битым стеклом. Немецкие жандармы в тяжелых сапогах, в железных касках, с ружьями наготове, с гранатами за поясом шагают на расстоянии нескольких шагов друг от друга вдоль стены. Злые глаза пронизывают каждого. По ту сторону стены - голые трубы - все, что осталось от домов, а рядом тлеют огоньки догорающих пожарищ, рвутся в небо клубы дыма.

Я прохожу мимо гетто со стороны площади Муранова. Хочется отдать последний долг, хотя бы в душе, этому святому месту. Но надо быть осторожным: чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не понял, что творится в моем сердце. Мне нельзя даже позволить себе выражение сочувствия - его можно прочесть на лицах некоторых прохожих поляков, которые силятся заглянуть по ту сторону стены. Мне следует походить на тех поляков, чьи лица выражают удовлетворение или, в лучшем случае, равнодушие к судьбе гетто, исчезнувшего в пламени пожарищ.

Издали я мог видеть лишь выступающие над стеной развалины домов, верхушки разодранных стен, на которых кое-где еще виднелись следы рисунка, а между ними повисшие в воздухе кафельные печки, разбитые окна, двери. Я глядел на развалины и, казалось, видел бледные, измученные лица евреев, быть может, еще оставшихся там.

Вновь встали передо мной картины жизни в бункере под грудами развалин: страх, гибель, тьма. А я уже за пределами этого ада, Я смотрю на него издалека, я свободен. И в сердце стучит: за какие заслуги?

Почему случай сделал так, что я оказался среди немногих счастливцев, в то время, как другие, с которыми я недавно был вместе, могут только мечтать о таком счастье? Несколько минут - и стена гетто позади. Я вновь влился в поток людей на улице, растворился в толпе праздношатающихся.

Идем с улицы на улицу и попадаем в боковой переулок, на котором стоят всего четыре дома. Переулок почти целый день пуст. Ицхак говорит: "Нам сюда, в дом No 4 по улице Комитетова". Когда мы приблизились к дому, наши провожатые издали взглядом попрощались с нами и пошли дальше.

Мы поднялись на 4 этаж. Постучали - дверь открылась. На пороге - женщина средних лет, аристократического вида. Увидев Ицхака, она улыбнулась и впустила нас. Я снимаю пальто и слышу: женщина шепчет какие-то слова. Вижу: книжные полки на стене сдвинулись с места, а за ними стоят две женщины и мужчина. Здесь тайник, где прячутся евреи. Услышав стук в дверь они скрылись в нише, которая искусно замаскирована книжными полками.

Когда меня приняли как своего, я узнал, что хозяйка дома такая же "арийка", как я и многие другие евреи на арийской стороне. Арийская внешность и прекрасное знание польского языка (два качества, которые не всегда совмещались в одном человеке), помогли этой женщине, Стасе Копик, выдать себя за жену польского офицера, попавшего в плен. Так она представилась соседям, управдому, дворнику, когда сняла квартиру для себя и дочери, выглядевшей, как и мать, чистокровной полькой.

Сняв квартиру, Стася решила сделать "ремонт", и рабочий, свой человек, в одну ночь сделал двойную стену в комнате. Никто из соседей, приходивших к Стасе, не заметил, что комната стала чуть меньше. Вместе с "арийской" дочерью, в комнате поселились еще две дочери и зять, еврейская внешность которых бросалась в глаза каждому и которые спешили, как и я, в укрытие всякий раз, когда кто-нибудь подходил к дому.

Ицхак Ц. был "легальным" квартирантом. Соседи знали, что он жених Зоей дочери хозяйки дома. Он мог свободно приходить и уходить, когда ему вздумается. "Малина" эта сразу стала мне домом, хотя я чувствовал бы себя в большей безопасности, если бы хозяином квартиры был настоящий поляк.

Еще ближе стал мне этот дом, когда я увидел, что хозяйка зажигает субботние свечи: приносит их в нашу нишу и тихонько читает молитву.

О, эти свечи! Далекие и как будто чужие, напоминают они субботние свечи, горевшие у всех на виду, и ветер раздувал их пламя. А вокруг - вся семья сидит, слушает и поет вместе с отцом субботние напевы. На какое-то мгновение воспоминания согревали душу, а потом боль становилась еще острее и глубже.



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.