Глава 41

Глава 41

Юджиния Инсигна была вне себя от гнева. Негромко, но напряженным от волнения голосом она сказала:

— Зивер, он не может этого сделать.

— Почему же не может, Юджиния? — спокойно возразил Генарр. — Ведь он — комиссар.

— Но он не император, а Ротор — не абсолютная монархия. У меня есть гражданские права, и одно из них — свобода передвижения.

— Если комиссар намерен ввести чрезвычайное положение, то независимо от того, распространяется ли оно на всех или на одного человека, действие закона о гражданских правах временно приостанавливается. Более или менее так гласит Акт о правах, принятый в двадцать четвертом году.

— Но это же насмешка над всеми нашими законами и традициями, которые устанавливались с первых дней существования Ротора.

— Согласен.

— Если я заявлю протест, Питт окажется…

— Юджиния, выслушай меня. Оставь все как есть. Почему бы тебе и Марлене не побыть еще какое-то время на Эритро? Вам здесь больше чем рады.

— О чем ты говоришь? Это равносильно заключению без обвинения, без суда, без приговора. Нас заставляют оставаться на Эритро на основании какого-то деспотического указа…

— Пожалуйста, Юджиния, подчинись приказу Питта. Так будет лучше.

— Как это лучше? — с негодованием переспросила Юджиния.

— Дело в том, что этого очень хочет твоя дочь, Марлена.

Юджиния ничего не понимала.

— Марлена?

— На прошлой неделе она долго уговаривала меня каким-то образом повлиять на комиссара и заставить его подписать приказ о том, чтобы вы остались на Эритро.

Юджиния была возмущена до глубины души. Она приподнялась в кресле и негодующе спросила:

— И ты сделал это?

— Нет, — Генарр отрицательно покачал головой. — Теперь выслушай меня. Я только информировал Питта о завершении твоей работы и поинтересовался относительно его дальнейших планов: хочет ли он, чтобы ты и Марлена возвратились на Ротор, или же он предпочитает, чтобы вы остались на Эритро. Юджиния, я высказался абсолютно нейтрально. Дословно Марлена сказала следующее: «Если вы предоставите ему право выбора, он оставит нас здесь». Очевидно, так он и сделал. Юджиния бессильно опустилась в кресло.

— Зивер, и ты следуешь советам пятнадцатилетней девочки?

— Я не думаю, что Марлена — обычная пятнадцатилетняя девочка. Но скажи, почему ты так стремишься вернуться на Ротор?

— Моя работа…

— Там у тебя уже нет никакой работы. И никогда не будет, если он не хочет даже видеть тебя на Роторе. Предположим, он разрешит вам вернуться; твое место, конечно, уже занято. Здесь же в твоем распоряжении все оборудование, все приборы. Ты ими уже успешно пользовалась. В конце концов, ты прилетела сюда, чтобы сделать то, что невозможно сделать на Роторе.

— Моя работа здесь ни при чем! — не замечая своей непоследовательности, повысила голос Юджиния. — Неужели ты не понимаешь, что я хочу вернуться на Ротор по той же причине, по которой Питт хочет оставить меня здесь? Он стремится расстроить уникальные способности Марлены. Если бы я еще на Роторе знала о чуме Эритро, я бы ни за что не согласилась лететь сюда. Я не могу рисковать здоровьем дочери.

— И я не хочу этого, — сказал Генарр. — Скорее я подверг бы риску себя.

— Но мы же рискуем, оставаясь здесь.

— Марлена так не считает.

— Марлена, Марлена! Кажется, ты думаешь, что она — сам Господь Бог. Что она знает?

— Послушай, Юджиния. Давай поговорим спокойно и разумно. Если окажется, что Марлене в самом деле угрожает опасность, я найду способ отправить вас на Ротор, но сначала выслушай меня. У Марлены никогда не было никаких симптомов мании величия, не так ли?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду… — Юджиния никак не могла успокоиться, и голос ее все еще дрожал.

— Не склонна ли она к фантастически грандиозным претензиям, которые явно выглядят смешными?

— Конечно, нет. Она очень разумна… А почему ты спрашиваешь? Ты сам знаешь, что у нее не бывает никаких претензий, которые…

— Которые не были бы достаточно обоснованны. Я знаю. Она никогда не хвастает своей проницательностью, скорее, наоборот, демонстрирует свои способности неохотно, только подчиняясь обстоятельствам.

— Да, ну и что же из этого?

Генарр спокойно продолжал:

— Не претендовала ли она когда-нибудь на обладание особой интуицией? Не выражала ли она когда-либо уверенности в том, что какое-то определенное событие обязательно произойдет или, наоборот, ни при каких обстоятельствах не произойдет, не располагая никакими основаниями, кроме собственной уверенности?

— Нет, конечно, нет. Она всегда опирается на какие-либо свидетельства. Она действительно никогда не высказывает глупых необоснованных претензий.

— И все-таки в одном случае — я подчеркиваю, только в одном случае — она уверена в том, доказательств чему мы не знаем. Она убеждена, что чума Эритро не затронет ее. Она утверждает, что была уверена в безопасности Эритро еще на Роторе, а здесь, на станции, эта уверенность стала еще сильней. Она решила остаться здесь, твердо решила.

Глаза Юджинии округлились. Она поднесла руку ко рту, издала какой-то нечленораздельный звук, потом сказала:

— В таком случае… — и замолчала, не сводя глаз с Генарра.

— Да, — сказал Генарр с неожиданной тревогой в голосе.

— Ты не понимаешь? Ведь это же может быть последствием чумы!

Изменяется сама Марлена, изменяется ее психика!

С минуту Генарр сидел неподвижно и раздумывал, потом сказал:

— Нет, этого не может быть. Ни в одном случае заболевания чумой мы не замечали ничего подобного. Это не чума.

— Но мозг Марлены не такой, как у всех. Чума может действовать на нее по-другому.

— Да нет же, — с отчаянием возразил Генарр. — В это я не могу поверить и никогда не поверю. Если Марлена говорит, что она уверена в своей безопасности, то ей и в самом деле ничто не угрожает, я в этом убежден. Значит, ее невосприимчивость к чуме может помочь нам решить загадку этой болезни.

Юджиния побледнела.

— Так вот почему ты хочешь, чтобы она осталась здесь? Чтобы использовать ее как инструмент для изучения чумы?

— Нет, этого я не хочу. Тем не менее Марлена намерена остаться, и поэтому она может оказаться полезной для исследования природы и причин чумы независимо от того, хотим мы этого или не хотим.

— И ты собираешься потакать ее глупому желанию? Какому-то извращенному желанию, которое она сама не может объяснить и которое и мне, и тебе представляется совершенно необоснованным и нелогичным. Ты всерьез полагаешь, что нужно позволить ей остаться на планете только на том основании, что она так хочет? И ты осмеливаешься предлагать мне такое?

— Да, в сущности я хотел бы предложить что-то в этом роде, — с трудом выговорил Генарр.

— Тебе легко предлагать, Марлена — не твой ребенок. Она — моя дочь. Она — единственное…

— Я знаю, — прервал Генарр. — Она единственное, что у тебя осталось от… Крайла. Не смотри на меня так. Я знаю, что ты так и не свыклась с потерей. Я понимаю твои чувства, — последние слова Генарр произнес тихо и мягко; казалось, он хочет погладить Юджинию по поникшей голове. — И все же, Юджиния, я думаю, в конце концов ничто не сможет остановить Марлену, если она так упорно хочет исследовать Эритро. Возможно, ее здравый смысл и абсолютная убежденность в невосприимчивости к чуме являются частью какого-то неизвестного нам механизма иммунитета. Если она совершенно убеждена в том, что чума не повлияет на ее психическое состояние, то, быть может, такая позиция и является барьером для чумы. Юджиния вскинула голову; ее глаза горели.

— Ты говорила глупости. Ты не имеешь, права уступать какому-то внезапно возникшему романтическому капризу ребенка. Марлена для тебя чужая. Ты не любишь ее.

— Марлена для меня не чужая, и я люблю ее. Больше того, я восхищаюсь ею. Слепая любовь не позволила бы мне обрести уверенность в оправданности риска, а восхищение ее интеллектом позволяет. Подумай об этом.

Генарр и Юджиния неотрывно смотрели друг другу в глаза.