Глава двадцать вторая. Здесь!

Глава двадцать вторая

Здесь!

Несмотря на философский склад ума, Аратап испытывал глубокое сожаление. Впервые в жизни он почувствовал себя настоящим завоевателем миров, каким когда-то был его отец; впервые в жизни он вел за собой эскадру кораблей, готовых сразиться с врагами Хана.

Но, как и следовало ожидать в этот век упадка и вырождения, там, где должна была находиться повстанческая планета, зияла пустота. У Хана не оказалось врагов, И нет миров, которые можно завоевать. А сам он так и останется наместником и будет улаживать мелкие неприятности – не более.

Однако сожаление – бесполезное чувство. Нет смысла ему предаваться.

– Стало быть, вы оказались правы. Нет планеты повстанцев, – сказал Аратап и сел, указав Байрону на кресло. – Я хочу поговорить с вами.

Молодой человек вопросительно смотрел на него, и Аратап с удивлением подумал, что мальчик явно возмужал и перестал бояться. «Вот и явные симптомы упадка во мне самом, – подумал Аратап. – Интересно, многие из нас начинают, подобно мне, видеть в побежденных людей? И желать им добра?»

– Я собираюсь отпустить Правителя и его дочь, – сказал он. – С политической точки зрения это разумно. Я хочу освободить их немедленно и отправить назад на «Беспощадном». Сможете отвезти их?

– Вы освобождаете и меня? – удавился Байрон.

– Да.

– Почему?

– Вы спасли мой корабль и мою жизнь.

– Сомневаюсь, что ваша личная благодарность может повлиять на ваши решения, касающиеся государственной политики.

Аратап чуть было не рассмеялся вслух. Мальчик ему определенно нравился.

– Тогда назову другую причину. Пока я расследовал большой заговор против Хана, вы были опасны. Но, как выяснилось, никакого заговора не существует. Есть только кучка лингейнцев, предводитель которых убит. Вы больше не представляете для нас опасности. Предать вас или лингейнцев суду, пожалуй, опаснее, чем отпустить.

Суд состоялся бы на Лингейне, и мы бы не смогли контролировать его полностью. На суде неизбежно встал бы вопрос о так называемой планете повстанцев. И хотя ее нет, половина подданных может решить, что дыма без огня не бывает. Таким образом, мы сами натолкнем их на мысль о создании повстанческой организации, посеем в душах зерна сомнений и надежды на будущее. И тогда тиранитскому правлению здесь будут угрожать уже реальные заговоры и восстания.

– Значит, вы освобождаете нас всех?

– Ну, это не совсем свобода, поскольку ни один из вас не проявил подлинной верности Хану. С Лингейном мы разберемся, и следующий Автарх будет уже гораздо сильнее зависеть от Хана. Статус «союзного государства» придется упразднить; лингейнское правосудие возьмем под контроль. Участники заговора, включая тех, кто сейчас находится в наших руках, будут сосланы на другие планеты, поближе к Тирану. Там они будут неопасны. Вы сами не вернетесь на Нефелос и не станете Ранчером. Вы останетесь на Родии вместе с полковником Риззетом.

– Согласен, – сказал Байрон. – Но что будет с браком леди Артемизии?

– Вы хотите, чтобы он не состоялся?

– Вы же знаете, что мы хотели бы пожениться, и сами говорили, что есть возможность воспрепятствовать ее браку с тиранитским придворным.

– Тогда я пытался кое-чего добиться от вас… Вы знаете, что говорили древние? Ложь любовников и дипломатов должна быть прощена, Я дипломат.

– Но возможность есть, наместник! Надо лишь намекнуть Хану, что, если могущественный придворный женится на девушке из влиятельной, но подчиненной семьи, это может вызвать у него далеко идущие амбиции. В конце концов, честолюбивый тиранит может с таким же успехом возглавить восстание, как и честолюбивый лингейнец.

На сей раз Аратап не удержался от смеха.

– Вы рассуждаете, как настоящий тиранит. Но это не сработает. Хотите совет?

– Какой?

– Женитесь на ней немедленно. То, что сделано, трудно переделать. Найдем для Поханга другую женщину.

Байрон поколебался, потом протянул руку:

– Спасибо, сэр.

Аратап пожал ее.

– Я сам не люблю Поханга… Но запомните и не позволяйте себе чрезмерного честолюбия: хотя вы и женитесь на дочери Правителя, сами вы никогда не займете его трон. Такие Правители, как вы, нам не нужны.

Аратап следил за уменьшавшимся на экране «Беспощадным» и радовался принятому им решению. Молодой человек свободен; по субэфирной связи уже послано сообщение.

Майора Андроса наверняка хватит кондрашка, а кое-кто из придворных как пить дать потребует отозвать наместника.

Ну что ж, если будет необходимо, он слетает на Тиран, увидится с Ханом и добьется, чтобы его выслушали. Великий повелитель сам увидит, что решение было единственно правильным, и таким образом козни врагов своей цели не достигнут.

«Беспощадный» наконец превратился в сверкающую точку, неотличимую от других звезд, которые окружили его после выхода из туманности.

Риззет тоже следил на экране за уменьшающимся тиранитским флагманом.

– Он отпустил нас! Черт побери! Если бы все тираниты были похожи на него, я бы записался в тиранитский флот. Это меня даже раздражает. У меня сложилось вполне определенное представление о тиранитах, а Аратап ему не соответствует. Как вы думаете он не слышит нас?

Байрон переключил приборы на автоматику и повернулся в кресле.

– Конечно, нет. Он может следить за нами через гиперпространство, как и раньше, но не думаю, чтобы он мог уловить нас шпионским радиолучом. Помните, когда он захватил нас, он знал только то, что мы говорили на четвертой планете, не больше.

В пилотскую рубку вошла Артемизия и прижала палец к губам.

– Тише. Он уснул. Скоро мы будем на Родии?

– В один прыжок, Арта. Аратап рассчитал его для нас.

– Я пойду вымою руки, – заявил вдруг Риззет.

Они подождали, пока он вышел, и Артемизия тут же оказалась в объятиях Байрона: Он поцеловал ее в лоб, в глаза, потом нашел губы и непроизвольно сжал ее еще крепче. Поцелуй затянулся.

– Я тебя очень люблю, – сказала она.

– Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами, – ответил он.

Последовавший затем разговор был совершенно банален и невыразимо приятен.

Немного погодя Байрон спросил:

– Он поженит нас до посадки?

Артемизия слегка нахмурилась:

– Я пыталась ему объяснить, что он Правитель и капитан корабля и что здесь нет тиранитов. Не знаю, понял ли он. Он очень расстроен и совсем не в себе. После того как отдохнет, я попробую снова.

– Не волнуйся, мы его убедим, – негромко рассмеялся Байрон.

Громко топая ногами, вернулся Риззет.

– А все-таки с трейлером было удобнее, – сказал он. – Здесь даже вздохнуть – и то негде.

– Через несколько часов мы будем на Родии, – отозвался Байрон. – Скоро прыжок.

– Знаю. – Риззет нахмурился. – Подумать только! Я останусь на Родии до конца своей жизни. Я не жалуюсь, я рад, что остался жив. Но какой глупый конец!

– Это еще не конец, – негромко сказал Байрон.

Риззет внимательно посмотрел на него.

– Вы думаете, можно начать все сначала? Что ж, для вас это еще возможно. Но не для меня. Я слишком стар, и ничего у меня не осталось. Я никогда не увижу Лингейн. Эта мысль удручает меня больше всего. Там я родился и прожил всю жизнь. В другом месте я не человек. Вы молоды, вы забудете о Нефелосе.

– Родная планета – это еще не весь мир, Теодор. За последние столетия люди так этого и не поняли, а зря. Все планеты – наша родина.

– Может быть. Если бы существовала планета повстанцев…

– Планета повстанцев существует, Теодор.

– Мне не до шуток, Байрон, – резко сказал Риззет.
[1] [2] [3]