Совет (2)

Мы знаем, что Голан Тревиз и его спутник, чье имя сейчас вылетело у меня из головы, летят в неизвестном нам направлении, и что Первый Спикер и Джиндибел чувствуют в Тревизе ключ от этого страшного кризиса, если можно так выразиться. Что же мы должны делать? Ясно, что мы должны узнать все, что можно о Тревизе: куда он направляется, что он задумал, какие у него мысли, какая цель, либо он их не имеет, а просто является орудием более могучей силы.

– Он под наблюдением, – вмешался Джиндибел.

Деларме поджала губы в снисходительной усмешке.

– Под чьим? Кто-нибудь из наших многочисленных агентов? Разве такие агенты могут надеяться устоять против людей с только что продемонстрированными здесь силами? Конечно, нет! Во времена Мула и в более поздние времена Второе Основание не колебалось посылать – и даже жертвовать – добровольцами, самыми лучшими. Когда стало необходимо возродить план Селдона, сам Прим Палвер рыскал по Галактике как транторианский торговец, чтобы привезти обратно эту девушку, Аркадию. Мы не можем сидеть здесь и ждать, когда кризис разрастется сильнее, чем когда-либо раньше. Мы не можем полагаться на младших служащих – охранников и рассыльных.

Джиндибел спросил:

– Конечно, вы не предлагаете, чтобы Первый Спикер оставил Трантор в такое время?

– Конечно, нет, – ответила Деларме. – Он нам чертовски нужен здесь.

С другой стороны, есть вы, Спикер Джиндибел. Как раз вы правильно почувствовали и оценили ситуацию. Именно вы заметили легкое вмешательство извне в библиотеке и мозгу хэмиш. Вы поддерживали свою точку зрения против объединенной оппозиции всего Совета – и вы победили. Ни у кого из здесь присутствующих нет такого ясного видения, как у вас, и только на вас можно положиться. По-моему, именно вы должны встретиться с врагом. Могу я узнать мнение Совета?

Не требовалось официального голосования, чтобы выразить это мнение.

Каждый Спикер чувствовал мозг других, и потрясенному Джиндибелу сразу стало ясно, что в миг его победы и своего поражения Деларме, эта страшная женщина, задумала послать его безвозвратно в ссылку с такой задачей, которая займет неопределенно долгий период, а сама она в это время возглавит Совет, и, следовательно, будет управлять Галактикой и, вполне возможно, что все это приведет к гибели.

А если высланный Джиндибел сумеет каким-то образом собрать информацию, полезную Второму Основанию для отведения надвигающего кризиса, устроить все это доверят Деларме, и его успех только утвердит ее позицию. Чем проворнее будет Джиндибел, чем эффективнее он будет действовать, тем крепче будет ее власть.

Прекрасный маневр, невероятное возрождение!

И так было ясно – она главенствует на Совете и практически узурпирует власть Первого Спикера. Мысль Джиндибела об этом эффекте была перекрыта ощущением ярости, исходящей от Первого Спикера.

Джиндибел оглянулся. Первый Спикер делал усилия, чтобы скрыть эту ярость, и скоро стало ясно, что на смену только что развалившегося внутреннего кризиса наступает другой.

Квиндор Шандисс, двадцать пятый Первый Спикер, не имел никаких исключительный иллюзий на свой счет.

Он знал, что он не из тех немногих решительных Первых Спикеров, которые освещали пятисотлетнюю историю Второго Основания, но от него этого и не требовалось. Он управлял Советом в период процветания Галактики, это было время не для динамизма, а вроде бы для игры в управление, и он был создан как раз для этой роли. Его предшественник выбрал его как раз по этой причине.

– Вы не авантюрист, вы – ученый, – говорил двадцать четвертый Первый Спикер, – вы будете оберегать план там, где авантюрист может разрушить его.

Оберегать! Пусть это станет ключевым словом для вашего Совета.

Он старался, но это означало пассивность Первого Спикера и иногда рассматривалось как слабость. Периодические начинались разговоры, что он, якобы, собирается выйти в отставку, и шли открытые интриги, чтобы обеспечить преемственность в том или ином направлении.

Шандисс не сомневался, что Деларме была лидером в борьбе. Она была наиболее сильной личностью Совета, и даже Джиндибел, при всем своем огне и безумии молодости, отступил сейчас.

Но, черт возьми, Первый Спикер может быть пассивным и даже слабым, но у него есть одна прерогатива, которую никто не может у него отнять. И он ей воспользуется…

Он встал, и за столом сразу же наступила тишина. Когда Первый Спикер говорил стоя, никто не мог его прервать. Даже Деларме и Джиндибел не осмеливались на это.

– Спикеры! – сказал он. – Я согласен, что мы стоим перед опасным кризисом и должны принять сильные меры. Это значит, что я должен отправиться на встречу с врагом. Спикер Деларме с характерной для нее добротой освободила меня от этой задачи, утверждая, что я нужен здесь. Истина, однако, в том, что я не нужен ни здесь, ни там. Я очень стар и слаб. Многие давно надеются, что в один прекрасный день я выйду в отставку, и, наверное, я должен это сделать. И когда кризис благополучно минует, я поступлю именно так!

Но у Первого Спикера есть привилегия выбрать себе преемника. Я собираюсь сделать это сейчас.

Есть один Спикер, который давно доминирует в работе Совета; этот Спикер благодаря своей личной силе часто захватывает лидерство. Вы все знаете, что я говорю об Спикере Деларме. – Он сделал паузу и продолжил:

– Только вы один, Спикер Джиндибел, показали неодобрение. Могу я спросить, почему? – и он сел, чтобы дать Джиндибелу право ответить.

– Я не показывал неодобрения, Первый Спикер, – тихо ответил Джиндибел. – Выбрать преемника – ваша прерогатива…

– И я это сделаю. Когда вы вернетесь, успешно начав процесс, который положит конец кризису, настанет время для моего ухода. Тогда мой преемник сразу же займется проведением той политики, которая потребуется для возвращения истории в русло плана Селдона. У вас есть что сказать по этому поводу, Джиндибел?

Тот спокойно ответил:

– Когда вы сделаете Спикера Деларме своим преемником, Первый Спикер, я надеюсь, что вы найдете нужным посоветовать…

Первый Спикер резко прервал его:

– Я говорил об Спикере Деларме, но не назвал ее своей преемницей. Теперь, что вы желаете сказать?

– Простите, Первый Спикер. Я предположил, что вы сделаете Спикера Деларме своим приемником после моего возвращения, и подумал, что вы найдете нужным посоветовать ей…

– Я не сделаю ее своей преемницей ни при каких обстоятельствах. Теперь, что вы скажете? – Первый Спикер сделал это заявление не без удовлетворения. Это был удар по Деларме. Более унизительной формы просто нельзя было найти. – Ну, Спикер Джиндибел, – повторил он, – что вы скажете?

– Что я сбит с толку…

Первый Спикер снова встал и сказал:

– Спикер Деларме доминирует и ведет, но для Первого Спикера необходимы и другие качества. Спикер Джиндибел увидел то, чего не видели мы. Он смело восстал против объединенной враждебности Совета, вынудил Совет заново обдумать дело и добился согласия Совета. У меня есть основания подозревать о мотивах Спикеров, Деларме, в частности, взвалившей розыск Голана Тревиза на плечи Спикера Джиндибела, но сейчас речь не об этом. Я знаю, что ему это удастся – я доверяю своей интуиции – и когда Спикер Джиндибел вернется, он станет двадцать шестым Первым Спикером.

Он резко сел, и каждый Спикер начал отчетливо выражать свое мнение в бедламе звука, тона, мысли и впечатления. Первый Спикер не обращал внимания на какофонию и безразлично смотрел перед собой. Теперь, когда дело было сделано, он осознал, с некоторым удивлением, какое это великое облегчение – снять с себя бремя ответственности. Он давно должен был сделать это, но не мог.

Этого нельзя было сделать, пока он не нашел истинного преемника.

А затем его мысли почему-то перешли на Деларме, и он взглянул на нее.

Черт побери, она была спокойна и даже улыбалась. Она не показала своего разочарования – она не уступала. Он подумал, не сыграл ли ей на руку. Что еще она предпримет?

Делора Деларме открыто показала бы свое отчаяние и разочарование, если бы это могло принести какую-то пользу.

Ей доставило бы большое удовольствие наброситься с кулаками на этого дряхлого дурака, правящего Советом, и на молодого идиота, с которым фортуна была в заговоре – но она хотела не удовлетворения, а чего-то большего.

Она хотела стать Первым Спикером. И у нее еще оставалась карта, и она сыграла ею.

Деларме мило улыбнулась и подняла руку, как бы прося разрешения говорить и выдержала достаточно долгую паузу. Когда она заговорила, стояла не просто обычная тишина, а абсолютная.

– Первый Спикер, – сказала она, – как недавно сказал Спикер Джиндибел, я не испытываю неодобрения. Это ваша привилегия – выбрать себе преемника. Если я говорю сейчас, то только потому, что я надеюсь способствовать успеху миссии Спикера Джиндибела. Могу я пояснить свою мысль, Первый Спикер?

– Давайте, – коротко ответил Первый Спикер. Ему показалось, что она слишком уж мягка, слишком уступчива.

Деларме серьезно наклонила голову. Она больше не улыбалась.
[1] [2]