Глава X. МЕДЬ

— Про филистимлян?

— О, нет! Про пантеру и этот мед. Ни за что не разгадают!

Самсон развел руками в некотором смущении.

— Пока тут мои родители, — сказал он, непристойно мне задавать загадки. — Он хотел было объяснить ей настоящую причину, рассказать о назорействе, но передумал и нашел другое толкование: — У Дана не принято сыну шутить перед отцом и матерью.

Она помолчала.

— Жаль, — заговорила она опять. — Я столько слышала о том, какой ты забавник на пиру. Думала эти семь дней тоже повеселиться. У нас так скучно… А твои родители останутся в Тимнате до самого конца свадебных праздников?

— Останутся сколько захотят, — сказал он коротко.

Она опять помолчала; потом спросила о другом:

— Кто такой этот торговец, бен-Шуни, который пришел с вами из Цоры? Я его знаю — мы с Семадар его встретили когда-то на этой самой дороге. Я раньше думала, что он старший слуга; но он у твоих родителей, видно, в большом почете — особенно у твоей матери.

Самсон проворчал:

— Не у меня.

Элиноар ничего не ответила; и они уже были в виду первых домов Тимнаты.

— Прощай, — сказала она, останавливаясь, — я проберусь домой среди виноградников, а то конца не будет расспросам, куда ходила. — И, краснея, она спросила шопотом: — Ты больше не сердишься, Таиш?

Самсон сердечно рассмеялся:

— Мы еще будем большими друзьями, Элиноар, — сказал он, гладя ее по головке.

— Будем! — ответила она особенным низким голосом, которого он не заметил, потому что, в конце концов, ему было не до нее.

Когда она скрылась в пыльной зелени, Нехуштан пошел с ним рядом; его затылок сильно распух, и вообще он казался не в духе.

— Вырастет хорошей девушкой, — сказал Самсон, говоря сам с собою.

Мальчик пробормотал: «Вырастет ехидна», но Самсон не расслышал.

Уйдя далеко за виноградники, Элиноар вдруг бросилась лицом на тропинку и горько заплакала, царапая руками пыльную жесткую глину.
[1] [2]