Глава 5. Бабка Трумэна (1)

– И вы не пробовали отказываться? Баранов покачал головой.

– Нет. Мы с Фатиком поэтому и приговор не обжаловали – свое, законное, получили. В тот момент нам отказаться было страшнее, чем влезть в пустую квартиру. Нам и наказание-то отвесили в основном за трусость… Да. Так вот мы с Хрюней пошли в квартиру, а Гришка остался в подъезде – «на стреме».

Видимо, сильно разволновавшись от этих воспоминаний, Баранов встал, походил по комнате, закурил сигарету, потом, недоку-рив, сломал в пепельнице.

– Сколько лет прошло, а вот помню все до миллиметра. Мы когда оттуда вышли, Фатика вырвало. Как я теперь понимаю, не столько от водки, сколько от испуга. Мы уже были совсем трезвые, и Гришка сказал Хрюне: «Доказал я, что не испугаюсь? И все. И больше с тобой дела не имею». А Хрюня засмеялся: «Брось, Гриша, пар пускать, мы с тобой теперь друзья на всю жизнь, повязала нас теперь бабка Трумэна».

– А что стало с Фатиком?

– Жив, здоров он, в рыболовном флоте на Камчатке работает -тралмейстером.

– А Хрюня-Лопаков?

– Не знаю. После суда я его больше никогда не видел.

– Николай Иванович, а вы никогда не задумывались, почему Лопаков так любил и обхаживал Белаша? Баранов пожал плечами.

– Ну, мало ли, может, он ему больше нравился… Не знаю…

Да, этого Баранов не знал, не понимал и не мог понять, как не мог проникнуть в сущность много лет назад продуманного плана…

– Ты думаешь, он был способен на такую предусмотрительность? -спросил комиссар.

– Я в этом просто уверен. Баранов говорит, что к тому времени Хрюня был уже трижды судим. Это был опытный уголовник, и «в дело» он взял Белаша только для того, чтобы нацепить его на крюк.

– Но ведь ты сам говоришь, что кое в чем Хрюня отклонялся от знакомых нам форм: помнишь, он стыдил ребят за то, что они не учатся, и приводил им в пример Белаша? Старые уголовники обычно только сбивают ребят с учебы.

– Здесь нет вопроса, – уверенно сказал я. – Хрюня понимал, что ему надо прочно заарканить Белаша, пока тот еще сопляк и находится под его влиянием. А в успехах Белаша на музыкальном поприще он был кровно заинтересован – мамаша на весь двор кричала, что Гришенька – вундеркинд. Значит, с годами Белаш должен был неизбежно обрасти прочными знакомствами среди крупных музыкантов. Представляете, каким незаменимым подводчиком для Хрюни мог стать Белаш, находясь постоянно под угрозой разоблачения?

– Поэтому Хрюня и на суде молчал?

– Молчал и категорически запретил упоминать о нем ребятам. Я думаю, он на Белаша сделал ставку в расчете на времена своего возвращения.

– А для тебя вопрос с Белашом решен? Я помолчал, потом утвердительно кивнул:

– Да, я считаю, что он принял участие в похищении скрипки.

Комиссар снял очки, положил их на стол, не спеша полистал бумажки в деле, достал из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой,

– Какую же ты отводишь ему роль?

– Не знаю. Но иногда мне кажется, будто Хрюня – это и есть Яков Крест. А Белаша я подозреваю всерьез. Комиссар пожал плечами:

– Ну подозрение – это штука довольно общая, а факты – вполне конкретная. Вот факты эти самые убеждают нас в том, что Белаш был во время кражи в Ленинграде. Сомневаться во всем глупо. Глазам-то своим мы должны верить?

Я не мог понять – проверяет меня комиссар или он действительно так думает. Но, что бы он ни думал, мне это сейчас было безразлично – я принял для себя решение, и никто не смог бы меня переубедить или заставить делать что-нибудь другое.

Я и сказал комиссару:

– Если на то пошло, глаза нас всегда обманывают.

– Это как же? – ухмыльнулся комиссар,

– А так: оптический механизм глаза воспринимает мир перевернутым. А мозг все ставит на свои места. В учебнике физики написано.

– Ты уж прости меня – я последний раз читал его лет тридцать назад. Если бы не ты, совсем бы запамятовал, – комиссар извиняющимся жестом прижал руки к груди. – И что – прямо-таки все перевернуто?
[1] [2] [3] [4]