Лист дела 32

Лист дела 32

– Как мне допросить капитана сейнера? Линнамяги понимал, что они попали в неприятную историю. Он растерянно развел руками:

– Мы можем вызвать сейнер в Таллинн. Но сейчас? самая путина – план не выполнят. Да и люди ничего не заработают – и так месяц на ремонте простояли. Вот если бы…

– Что – если бы?

– Вас не затруднит добраться до плавбазы на вертолете? А капитан Астафьев прибудет туда катером.

– Не затруднит. Линнамяги обрадовался:

– Тогда мы это мигом организуем. А капитану я; дам!..

– Подождите давать. Надо выяснить сначала, в чем там дело…

…Энге сочувственно похлопал меня по спине:

– Ничего, ничего, дружок. Облачность низкая – качать будет не слишком.

Энге не выговаривал шипящих, и слова у него получались совсем смешные: ницего, облацность, кацать будет не слишком. Я хотел сказать, что как раз самая сильная болтанка при низких облаках, но раздумал и пошел к вертолету. Какая разница? Энге же не подымет облака выше.

Вертолетчики были молодые, смешливые ребята. Старший из них подмигнул:

– Ну, поболтает в крайнем случае маленько. Землю потом больше ценить станете.

Я усмехнулся:

– А я что? Я ничего, я ведь не то чтобы сильно по воздуху стосковался…

– Тогда полетели?

– Полетели.

Энге пожал мне руку и на прощанье сказал:

– Когда прилетите, ты с трапа не прыгай на палубу, пока не застопорят машину.

Я уже отошел на несколько шагов, но обернулся:

– А тебе доводилось?

– Всякое бывало,– сверкнул своей ласковой улыбкой Энге.– Ну, счастливо…

Где-то над головой густо заревел мотор, и по все усиливающейся вибрации я понял, что огромный винт вертолета набирает скорость. В круглое окошечко я видел Энге, который стоял, оперевшись локтем на капот «Волги». Струи ветра от винта били ему в лицо, и он придерживал фуражку. Потом я почувствовал легкий толчок – вертолет пошел на подъем, но не покидало ощущение, будто мы замерли неподвижно, а это машущий фуражкой Энге и неожиданно вытянувшийся корпус автомобиля проваливаются куда-то вниз, в тартарары. Через несколько минут их уже нельзя было различить, а весь зубчато-острый силуэт Таллинна мне видно было из окошка, и город подо мной лежал удивительно красивый, фиолетово-синий, с дымно-серым отливом. Пилот развернул вертолет, и город исчез из моля зрения. Впереди было только мутное вспененное море.

Я сел в кресло и подумал, что с меня достаточно. Таких приключений хватит для двухсерийного вестерна. Но я ведь не Юл Бриннер. Я не герой и не искатель; приключений. Если говорить честно, то я и стрелять из пистолета толком не умею. А после того как один барбос умудрился прострелить мне правое легкое, врачи предписали мне «щадящий режим». Это же надо! Слово какое красивое – «щадящий»! Короче говоря, ко всем моим замечательным победам – чует мое сердце – я, вернувшись домой, смогу говорить знакомым: «От меня жена ушла!» И никто даже не скажет: «От всех жена ушла», потому что от нормальных мужей жены не уходят.

Я еще долго забавлял себя этими размышлениями, стараясь не думать о разговоре с капитаном. А потом мне стало по-настоящему плохо. Я сидел, вытянув ноги и закинув голову за спинку кресла, и смотрел в белый; потолок. Как только я бросал взгляд в иллюминатор на кипящие внизу буруны волн, к горлу подкатывала тошнота. Наверное, на служебных вертолетах не возят «героев» вроде меня, поэтому здесь и не предусмотрены для таких случаев пакеты. И это было ужасно. Особенно когда вертолет проваливался в воздушные ямы. Я закрыл глаза и стал считать до тысячи, потом до двух, до трех, потом в обратном порядке…

С трудом разжимая сведенные скулы, я спросил у пилота:

– Скоро?

Он не услышал за грохотом мотора, но, видимо, по выражению лица понял и ободряюще подмигнул:

– Скоро…

Плавбаза сверху казалась крошечной, как детский кораблик, свернутый из газеты. Только плавал он не в луже, а в настоящем море, свинцово-сером, с белыми барашками, от одного вида которых меня воротило души. Я себе не представлял, как вертолет сядет на эту скорлупку. Поэтому я просто закрыл глаза и снова стал считать до тысячи.

Потом вертолет подпрыгнул, и сразу смолк двигатель, только кабина еще слабо дрожала – винт медленно крутился по инерции. Я выпрыгнул на палубу и уда вился, как огромна была база. Но раскачивало ее сил! но. А может быть, это у меня ноги подгибались. На шкафуте стояли несколько моряков в клеенчатых регланах. Я направился было к ним, потом понял, что мне не продержаться. Я добрел до борта, нагнулся над леером, и меня долго мучительно рвало. В общем, пролог для беседы был замечательный…

Капитан Астафьев смотрел на меня красными запавшими глазами. Радиограмму он получил двадцать часов назад.

– Если меня собираются освободить от должности, предупредите сразу. Мне надо сделать кое-какие распоряжения на судне…

Я вытер лицо платком и сказал хмуро:

– Этот вопрос в мою компетенцию не входит… Вы мне лучше скажите, куда поехал Корецкий?

Астафьев отвернулся и неприязненно сказал:

– Вы со мной, гражданин следователь, в кошки-мышки не играйте…

– Простите?!

– Как я понимаю, штурман Корецкий – у вас. Так пот: ничего плохого о нем я вам сказать не могу…

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА капитана Астафьева

…Вопрос. Почему Вы не сообщили в Управление о том, что Корецкий не вернулся из отпуска и судно выходит в море без него?

Ответ. Когда Корецкий не явился из отпуска, я очень забеспокоился. Ведь если бы он даже заболел, то в этом случае мог бы меня известить телеграммой. Так как он этого не сделал, я предположил, что с ним что-то случилось. При этом я не исключал, что Женя по молодости попал в какую-нибудь историю, которая его и задержала. Я ждал его возвращения до самого момента отхода судна, но он не явился, а сообщать об этом было иже поздно – я должен был это сделать заранее – да мне и не хотелось. Я все надеялся, что Корецкий перехвалит нас где-нибудь в плавании. Я полностью осознаю свою вину и готов нести ответственность.

Вопрос. Куда, зачем собирался Корецкий в отпуск?

Ответ. В Ленинграде у Евгения подошла очередь на автомашину, о которой он давно мечтал. Он терпеливо копил деньги, отказывал себе во многом. Правда, у него все равно их не хватило, и я ему добавил необходимую сумму.

Вопрос. Какую?

Ответ. Тысячу шестьсот рублей. Кроме того, он, наверное, хотел повидаться и со своей девушкой, хотя я, к сожалению, о ней почти ничего не знаю. Женя не любил говорить на эту тему.

Вопрос. Координаты этой девушки?

Ответ. Я знаю только, что она студентка-географичка и ее зовут Тамара. Больше ничего…

…Я задал ему традиционный следственный вопрос:

– В каких отношениях вы находились с Корецким?

Астафьев сильно волновался и все время говорил каким-то казенным протокольным языком. Так говорят на собраниях. Так пишут производственные реляции и служебные характеристики.

– Отношения между нами очень хорошие и выходят за рамки чисто служебных. Корецкий – хороший человек и специалист. За короткий срок службы на моем судне он вырос от рядового члена команды до должности первого моего помощника. Помимо четкого служебного взаимодействия, мы связаны личной дружбой.

Еще не зная толком Астафьева, я не мог сказать ему, что Женя Корецкий погиб. А капитан, видимо, и не помышлял об этом. И мне было очень важно узнать многое о мертвом Корецком из уст человека, уверенного, что Женя жив, но попал в «какую-то историю». Люди крепко проверяются в таких ситуациях.

…Вопрос. Прошу подробно охарактеризовать Корецкого. Нас интересуют мельчайшие детали личности гения, его образа жизни, круг его интересов, связей, друзей и врагов.

Ответ: Да, я понимаю. Я постараюсь вспомнить все, что я знаю о Жене. Если я упущу что-нибудь, прошу поставить мне дополнительные вопросы. Прежде всего, Женя – очень хороший парень, добрый и доверчивый человек. Он ведь прекрасный работник. Все время что-нибудь узнает, никогда не стесняется спрашивать: у меня ли, у боцмана, у простого матроса – все равно. За свой авторитет не боится – он вообще, по-моему об этом не думает. Под любую тяжесть первый рук" свои подставляет. Характер у него легкий, на жизнь смотрит весело, быстро сходится с людьми. Врагов в команде у него нет, хотя, когда требуется, он службу спрашивает по всей строгости.

Вопрос. С кем, кроме Вас, особенно дружен Корецкий?

Ответ. На этот вопрос я затрудняюсь ответить. Корецкий тепло и ровно относится к большинству членов команды. И они его любят…

Я спросил Астафьева, как случилось, что Корецкий получил отпуск в разгар путины. Капитан сумрачно пояснил:

– В середине августа у нас вышел из строя двигатель. Ремонт планировали недели на три, не менее. Женя попросил дать ему отпуск. Он много трудился перед этим, а работ по его специальности фактически не предвиделось. Поэтому я дал ему отпуск с 21 августа по 10 сентября…

…Вопрос. Ваши соображения о том, как мог Корецкий оказаться в Крыму.
[1] [2]