Думай, голова, картуз куплю
Думай, голова, картуз куплю
К вечеру снова пошел дождь. Щетки на лобовом стекле неутомимо сметали брызги, но, покуда они делали следующий взмах, вода опять заливала стекло. Негромко мурлыкал приемник. Балашов покосился на Джагу:
— Спишь, что ли?
— Да что вы, Виктор Михалыч! Думаю.
— Думай, думай, голова, картуз куплю. Если придумаешь что-нибудь толковое.
— В том-то и закавыка, что ничего толкового в голову не приходит.
Балашов добро улыбнулся:
— В такую голову — и ничего не приходит! Поверить трудно.
— Да вы не смейтесь, Виктор Михалыч, там сейчас действительно пылинку не пронесешь. После собрания этого вахтеры прямо озверели. «Нашу, — говорят, — профессиональную честь задели!» Вот дурачье, какая у них там профессия!
— У тебя зато богатая профессия. Без меня, наверное, ходил бы и побирался. Если уж такая у них плевая профессия, ты вот придумай, как их обмануть.
— Да разве в них дело-то, Виктор Михалыч?
— А в ком? В дяде?
— Так в том-то и дело, что после собрания весь народ на заводе взбаламутился. Контроль этот самый, народный, организовали. Учет ввели по операциям. Потом борьба там у них за отличное качество, так смена у смены не только по количеству, но и по кондиции детали принимает. Прямо беда! Близко подойти боязно!
— Ты, Джага, с точки зрения Советской власти, явление, увы, не только вредное, но и редкое. Весь твой завод на вахте стоит, а для тебя беда!
— Смеетесь?
— Уж куда серьезней!
— Чего же вы тогда себе на подхват ударника ком-труда не приспособите? Раз уж я такое вредное явление?
— Так это ты для Советской власти вредное явление, а для меня — ничего. Ленив только очень. И трусоват.
— А кому в тюрьму охота садиться? Вы-то там не были, а я тюремной баланды да рыбкиного супа нахлебался за милую душу. Вон все зубы от цинги выпали, — показал Джага два ряда металлических зубов.
— Мне-то хоть не ври. Я же не иностранный корреспондент — на такую дешевку не клюю. Зубы ты не от цинги и не в тюрьме потерял, а вышибли их тебе разом по пьянке у Хрюни-скокаря.
— А откуда вы знаете? — изумился Джага.
— Раз говорю, значит знаю. Так ведь дело было, а? — засмеялся Балашов.
Джага хитро улыбнулся, провел пятерней по лысине:
— Не в этом дело, Виктор Михалыч, вот со стеклами как быть?
— Это я у тебя хотел узнать, дружище…
— А никак нельзя спихнуть эту партию без стекол?
— Ты что, милый, обалдел?
— Почему? Предложим вместо стекол такую же партию циферблатов — у нас же лишек есть. Не все ли равно этим барыгам, чем торговать?
— Ох, Джага, дикий ты человек все-таки! В паспорте часов «Столица» написано черным по белому на русском и английском языках: «Противоударные, пыле-влагонепроницаемые, антимагнитные». Ты как полагаешь, сохранят они все эти свойства без стекол? Или, может быть, не совсем?
— А нам-то какое дело?
— Я тебя уже призывал беречь честь твоей заводской марки! И объяснял, что мне нужен полный комплект деталей к «Столице» по каталогу. А зачем, это ты верно заметил, — не твое дело.
— Ну, не мое так не мое. Думайте тогда сами.
— Не груби мне, старый нахал.
— Я и не грублю. Не знаю я, где стекла взять.
— А племянница твоя, Зинка Кондратьева?
— Что вы, Виктор Михалыч, она и говорить со мной сейчас боится! Как вынесли тогда корпуса — конец! Заикнулся я было, а она — в рев. «Впутал, — говорит, — меня в грязные дела, посадят вас всех и меня заодно. Не подходи ко мне больше». Вот те на! «Скажи спасибо, — говорит, — что меня замарал до ушей, а то бы пошла в милицию, первая на тебя заявила».
— Да-а, интересные дела, — присвистнул Балашов. — Ты ей мои деньги все передал?
— А как же?
— Что-то я уверенности в твоем голосе не слышу. Ну-ка посмотри мне в глаза! — стеганул хлыстом голос Балашова. — Ты что юлишь? Неужто ты надул меня, свинья?
— Виктор Михалыч, кормилец, без вины я, как бог свят! Все отдал…
Из-за поворота вынырнул самосвал, ослепив их палящими столбами дальнего света. Это спасло Джагу. Балашов вперился вперед, в мутную сетку дождя, просвеченную огнями фар. За эти мгновенья Джага успел прийти в себя, забормотал обиженным голосом:
— Зря землите меня, Виктор Михалыч! Вы же знаете, как я ценю вашу доброту. Через вас, можно сказать, жизнь увидел, так нешто я позволю себе вас обманывать…
— Смотри, гад, узнаю, что деньги Зинке не отдал, тогда пощады не жди.
Джага подумал: «Хе-хе, узнаешь! Ты Зинку и в глаза не видел. А деньги все-таки надо перепрятать. С него станется, придет домой, все обыщет. А если она, дура, денег не берет, решила в честные податься, что ж мне, деньги ему назад нести? Мне они тоже лишними не будут».
И в это время его вдруг осенило: «Ой-ой-ой! Деньги сами в руки прут! Пресс же стекольный старый списали недавно, вчера на задний двор выбросили! Если его с металлоломом вывезти? А пуансоны в цехе взять можно!»
— Виктор Михалыч!
— Что тебе?
— А если мы сами отштампуем стекла?
— Чем? Может, башкой твоей лысой?
— Зачем башкой? Башка еще нам понадобится. Я лучше придумал.
— Давай излагай. Может быть, действительно понадобится.
— У одного моего знакомого есть пресс для штамповки стекол. А пуансоны я достану. Пресс небольшой, как настольная швейная машинка. И работает негромко. Установим у вас на даче и за несколько дней я вам все недостающие стеклышки отштампую. Сырье-то у нас есть.
— Слушай, видать, что башка твоя еще действительно понадобится. Только варит она уж больно медленно. О чем раньше-то думал?
— Вспоминал все, как найти его.
— Вспомнил?
— Вроде вспомнил.
— А сколько он хочет за пресс?
Джага почувствовал подвох и развел руками.
— Так кто его знает? Он же тогда и не думал продавать. Но, думаю, сотни за три я его уговорю.
Балашов прищурился.
— Двести за глаза хватит. Договаривайся. Но смотри: к концу недели чтобы пресс с пуансонами был на даче. Усек?
— Постараюсь…
— Вот сюда прямо его и привезешь.
«Волга» въехала в ворота дачи. Отворилась дверь веранды, и в освещенном проеме появилась женская фигура. Прикрывая голову зонтом, Алла помахала рукой.
— Быстрее, ужин стынет!..
Через несколько дней из ворот часового завода выехала трехтонка, груженная металлоломом. Агент показал вахтеру пропуск: «На базу вторчермета». В кузове сидел Джага, изъявивший вдруг желание подработать на сверхурочных…