Гражданская война (6)

[1] [2]

Реакция против войны и вместе с тем против тех, которые возглавляли ее, имела безнародный характер. В Англии она направилась против Ллойд-Джорджа и изолировала его политически до конца его жизни. То же самое было во Франции с Клемансо. Разумеется, есть громадная разница в самочувствии народных масс после империалистической войны и гражданской войны. В России рабочие и крестьяне были глубоко проникнуты той мыслью, что дело идет действительно об их нужде и что война есть их война. Удовлетворение победой было очень велико, как и популярность тех, которые содействовали этой войне. Но в то же время была потребность расправиться, чтоб вернуться, наконец, к нормальной жизни, чтобы обеспечить самые простые человеческие потребности. У масс это стремление к миру совсем не направлялось против руководителей гражданской войны: это были как бы две разные сферы. Иное дело государственный и партийный аппарат. Действовало очень много людей, отодвинутых в сторону богом гражданской войны и немало из них были обижены, ущемлены, признаны негодными в эпоху гражданской войны. Всякое ведомство стремилось теперь вернуть себе или отвоевать себе возможно большее влияние за счет военного ведомства. Это проявлялось в области бюджета, распределении коммунистов и не в последнем счете в распределении автомобилей. Многие военные работники не хотели мириться с уменьшением удельного веса военного ведомства в жизни страны, боролись за каждый бюджетный рубль, за каждую единицу в аппарате, за каждый автомобиль. Многие из героев гражданской войны чувствовали себя действительно обиженными, а некоторые были обижены и на деле. В этот период Сталин через свою Рабоче-крестьянскую Инспекцию развил большую деятельность по натравливанию гражданских ведомств на военное. Он подбирал обиженных недовольных военных, как и вообще вытесненных или изгнанных из разных ведомств, чтоб через их посредство скрывать действительные или мнимые слабые стороны в работе разных аппаратов, в особенности военного. В этот момент рабоче-крестьянская инспекция сделала себя в конце концов ненавистной всем и подорвала к себе последнюю тень доверия и уважения.

В военной работе было две стороны: подобрать нужных работников, расставить их, установить надзор, извлечь подозрительных, нажать, еще раз нажать, покарать – вся эта работа аппаратного характера была Сталину как нельзя более по плечу, и он справлялся с ней отлично, поскольку его работа не осложнялась какими-либо личными комбинациями. Но в работе была и другая сторона: воодушевить солдат и командиров, пробудить в них их лучшие стороны, внушить им доверие к руководству, – на это Сталин был совершенно не способен. Он был совершенно лишен общения с массой. Нельзя, например, представить его себе выступающим под открытым небом перед полком: для этого у него не было никаких данных. Замечательно, что он, видимо, не пробовал обращаться к солдатам и с письменным словом: по крайней мере, ни одна из таких статей, приказов, воззваний не произведена. Его влияния на фронте было велико, но оно оставалось безличным, бюрократическим и полицейским.

Фронт, несомненно, тянул его к себе. Военный аппарат есть наиболее абсолютный из всех аппаратов. Сидя в штабе, можно было назначать, перемещать, смещать, приказывать, заставлять, миловать и, главное, карать. Потребность во властвовании находила здесь наиболее полное выражение. На возражения и аргументы здесь можно было отвечать безапелляционным приказом. Неспособность непосредственного личного воздействия на массы давала себя знать здесь гораздо менее, чем в событиях революции. В армии массы обезличены и крепко захвачены тисками аппарата: ими можно командовать незримо и независимо от их воли.

Но если фронт привлекал к себе Сталина, то он и отталкивал его. Военный аппарат обеспечивал возможность повелевать; но Сталин не стоял во главе этого аппарата. Сперва он возглавлял лишь одну из двадцати армий; потом стоял во главе одного из пяти или шести фронтов, причем и тут власть ему приходилось делить с командующим и одним или двумя членами Революционного Военного Совета армии или фронта. Уже это разделение власти с другими было невыносимо. Еще труднее было переносить зависимость от высшего командования, которое имело по отношению к Сталину те же права, какие он сам – по отношению к подчиненным ему командирам и комиссарам.

Работа Сталина на фронте насквозь пронизана этим противоречием. Он устанавливает суровую дисциплину, твердо держит руку на всех рычагах, не терпит ослушания. В то же время, будучи во главе армии, он систематически побуждал не только к нарушению приказов фронта, но и к полному игнорированию фронтового командования. Стоя во главе Южного или Юго-Западного фронта, он нарушал приказы главного командования.

Конфликты между низшими и высшими инстанциями заложены, так сказать, в природе вещей: армия почти всегда недовольна фронтом, фронт почти всегда будирует против ставки, особенно если дела идут не очень благополучно. Что характеризовало Сталина, это то, что он систематически эксплуатировал эти трения и доводил их до острых конфликтов. Пользуясь своим званием члена грозного большевистского ЦК и своей перепиской с Лениным по прямому проводу, он внушил своим сотрудникам пренебрежительное отношение к вышестоящему командованию. Никогда Ворошилов не решился бы игнорировать распоряжения свыше; другое дело, когда рядом с ним стоял член ЦК, который подбивал его на беззаконие и прикрывал его своим авторитетом. Никогда Егоров, полковник царской армии, не осмелился бы нарушить прямой приказ ставки; прикрытый Сталиным, он с полной готовностью погнался за запретными лаврами, какие сулил захват Львова. Втягивая своих сотрудников в рискованные конфликты, Сталин тесно сплачивал их и ставил в зависимость от себя. Таким путем он достигал ближайшей цели: единоличного господства в армии или на фронте, и подрывал авторитет вышестоящих, в которых он безраздельно видел противников. Соображения об авторитете правительства или командования в целом никогда не останавливали его, раз дело шло о борьбе за его личное положение.

В царские времена законная иерархия командования нарушалась походя великими князьями, которые были одной из язв военного аппарата. Полушутя я говорил Ленину: как бы нам не нажить беды от наших «великих князей», т.е. членов ЦК. Но с другой стороны, обходиться без них было бы совершенно невозможно. Формально член ЦК имел в армии только ту власть, какая принадлежала ему по должности. Но наряду с писаной, существовала неписаная субординация. Каждый член ЦК в армии неизбежно давил на других своим политическим званием; Сталин систематически и сознательно злоупотреблял им. Трудно сказать, многое ли он выигрывал этим.

Дважды его снимали с фронта по прямому постановлению ЦК. Но при новом повороте событий отправляли снова. Авторитета в армии он не приобрел. Сверху возмущались нарушением дисциплины, снизу – грубостью нажима; соседи по фронту опасались связываться с ним. Однако те военные сотрудники, которых он подчинил себе, втянув их в борьбу с центром, остались в дальнейшем тесно связаны с ним. Царицынская группа – Ворошилов, Минин, Рухимович, Щаденко – стала ядром сталинской фракции. В те годы она не играла, правда, никакой политической роли. Но позже, когда подул попутный исторический ветер, царицынцы помогали Сталину устанавливать паруса.
[1] [2]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.