Давидович. История русской революции, том 2, Октябрьская революция (13)

В качестве безработного, но словоохотливого политика Львов принимал участие в бесконечных разговорах о преобразовании власти и спасении страны то в ставке, то в Зимнем дворце. На этот раз он явился с предложением своего посредничества для преобразования кабинета на национальных началах, причем благожелательно пугал Керенского громами и молниями недовольной ставки. Обеспокоенный министр-председатель решил воспользоваться Львовым, чтобы проверить ставку, а заодно, по-видимому, и своего сообщника Савинкова. Керенский заявил о своем сочувствии курсу на диктатуру, что не было лицемерием, и поощрил Львова на дальнейшее посредничество, в чем была военная хитрость.

Когда Львов снова прибыл в ставку, уже отягощенный полномочиями Керенского, генералы усмотрели в его миссии доказательство того, что правительство созрело для капитуляции. Вчера только Керенский, через Савинкова, обязался провести программу Корнилова под защитой казачьего корпуса; сегодня Керенский уже предлагал ставке перестраивать совместно власть. Надо нажать коленом, правильно решили генералы. Корнилов объяснил Львову, что так как предстоящее восстание [195] большевиков имеет целью "низвержение власти Временного правительства, заключение мира с Германией и выдачу ей большевиками Балтийского флота", то не остается иного выхода, как "немедленная передача власти Временным правительством в руки верховного главнокомандующего". Корнилов прибавил к этому: "...безразлично, кто бы таковым ни был". Но он вовсе не собирался уступать кому-либо свое место. Его несменяемость была заранее закреплена клятвой георгиевских кавалеров, союза офицеров и Совета казачьих войск. В интересах ограждения "безопасности" Керенского и Савинкова от большевиков Корнилов настойчиво просил их прибыть в ставку под его личную защиту. Ординарец Завойко недвусмысленно намекал Львову, в чем именно защита будет состоять.

Вернувшись в Москву, Львов как "друг" пламенно уговаривал Керенского согласиться на предложение Корнилова "для спасения жизни членов Временного правительства, и главным образом его собственной". Керенский не мог не понять наконец, что политическая игра с диктатурой принимает серьезный оборот и может закончиться совсем неблагополучно. Решив действовать, он прежде всего вызвал Корнилова к аппарату, чтобы проверить: правильно ли Львов передал поручение? Вопросы Керенский ставил не только от своего имени, но и от имени Львова, хотя последний отсутствовал при разговоре. "Подобный прием, - отмечает Мартынов, - уместный для сыщика, был, конечно, неприличен для главы правительства". О своем приезде вместе с Савинковым в ставку на следующий день Керенский говорил как о решенном деле. Весь вообще диалог по проволоке кажется невероятным: демократический глава правительства и "республиканский" генерал сговариваются об уступке друг другу власти, точно дело идет о месте в спальном вагоне!

Милюков совершенно прав, когда в требовании Корнилова передать ему власть видит лишь "продолжение все тех же давно начатых открыто разговоров о диктатуре, о реорганизации власти и т. д.". Но Милюков заходит слишком далеко, когда пытается на этом основании изобразить дело так, будто заговора ставки, в сущности, не было. Корнилов, несомненно, не мог бы предъявлять через Львова свои требования, если бы не состоял ранее в заговоре с Керенским. Но это не меняет того, что одним заговором, общим, Корнилов прикрывал другой, свой собственный. В то время как Керенский и Савинков собирались тряхнуть большевиками, отчасти - советами, Корнилов намеревал[196] ся тряхнуть также и Временным правительством. Именно этого Керенский не хотел.

26-го вечером ставка в течение нескольких часов действительно могла думать, что правительство капитулирует без боя. Но это означало не то, что заговора не было, а лишь то, что он казался близким к торжеству. Победоносный заговор всегда находит средства легализовать себя. "Я видел генерала Корнилова после этого разговора", - свидетельствует князь Трубецкой, дипломат, представлявший при ставке министерство иностранных дел. - Вздох облегчения вырвался из его груди, и на мой вопрос: "Значит, правительство идет вам навстречу во всем?" - он ответил: "Да". Корнилов ошибался. Как раз с этого момента правительство в лице Керенского переставало идти ему навстречу.

Значит, у ставки свои планы? Значит, речь идет не вообще о диктатуре, а о диктатуре Корнилова? Ему, Керенскому, как бы в насмешку, предлагают пост министра юстиции? Корнилов, действительно, имел неосторожность намекнуть на это Львову. Смешивая себя с революцией, Керенский кричал министру финансов Некрасову: "Я революции им не отдам". Бескорыстный друг Львов был тут же арестован и провел бессонную ночь в Зимнем дворце с двумя часовыми в ногах, слушая со скрежетом зубовным, как "за стеной, в соседней комнате Александра III, торжествующий Керенский, довольный успешным ходом своего дела, распевал без конца рулады из опер". В эти часы Керенский испытывал чрезвычайный прилив энергии.

Петроград в те дни жил в двойной тревоге. Политическое напряжение, намеренно преувеличиваемое прессой, таило в себе взрыв. Падение Риги приблизило фронт. Вопрос об эвакуации столицы, поставленный событиями войны еще задолго до падения монархии, приобрел теперь новую остроту. Состоятельные люди покидали город. Бегство буржуазии питалось гораздо больше страхом перед новым восстанием, чем перед нашествием неприятеля. 26 августа Центральный Комитет большевистской партии снова повторял: "Темными личностями... ведется провокационная агитация якобы от имени нашей партии". Руководящие органы Петроградского Совета, профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов объявляли в тот же день: ни одна рабочая организация, ни одна политическая партия не призывают ни к каким демонстрациям. Слухи о предстоящем назавтра свержении правительства не затихали тем не менее ни [197] на час. "В правительственных кругах, - сообщала печать, - указывают на единодушно принятое решение относительно того, чтобы все попытки выступления были подавлены". Приняты даже меры к тому, чтобы вызвать выступление прежде, чем подавить его.
[1] [2] [3] [4]