Давидович. Дневники и письма (6)
[1] [2] [3] [4]8 февраля [1935 г.]
Трудно придумать занятие более мучительное, чем читать Леона Блюма4. Образованный и в своем роде умный человек как бы
поставил себе целью жизни ничего не говорить, кроме салонных пустяков и замысловатого вздора.
Разгадка в том, что политически он давно уже выведен в тираж. Вся нынешняя эпоха ему не подходит. Его маленькое искусство, пригодное для кулуаров, кажется жалким и ничтожным в грозном водовороте наших дней.
В сегодняшнем номере5 статья посвящена годовщине 6 февраля6. Конечно, "этот день не принадлежал фашизму!"7. Но Флан-ден8 все же не на высоте: "мятежники фашисты противопоставили свою силу его слабости"9. Сильный Блюм упрекает Фландена в слабости. Блюм ставит Фландену ультиматум: "стоять за фашистский мятеж или против!"9. Но Фланден вовсе не обязан выбирать. Вся его "сила" в том, что он между фашистским мятежом и рабочей самообороной9. Равнодействующая тем больше приближается к фашистам, чем слабее Блюм--Кашен10.
Когда-то Сталин разрешился афоризмом: социал-демократия и фашизм -близнецы! Сейчас близнецами стали социал-демократия и сталинизм, Блюм и Кашен. Они все делают для того, чтоб обеспечить победу фашизму.
В L'Humanite11 тот же торжественный аншлаг: "Это был не их
день!"12 Это торжество могучему "единому фронту" обеспечил
слабый Фланден. Угроза единого фронта вывести рабочих на
[площадь de la] Concorde, т. е. подставить безоружные и неорга
низованные массы под дула и кастеты милитаризованных шаек,
была бы преступным авантюризмом, если б это была серьезная
угроза. Но тут bluff13, заранее согласованный со "слабым" Флан
деном. Непревзойденным мастером такой тактики был в доброе
старое время Виктор Адлер14 (где его партия?). Сегодняшние
обличения против Фландена в Popu, как и в Huma, -- только при
крытие вчерашнего соглашения с ними. Эти господа думают об
мануть историю. Они обманут только себя.
A Temps15 тем временем борется с коррупцией и упадком нравов . . .
9 февраля [1935 г.]
Ракоши16 приговорен к вечной каторге. Он держал себя с революционным достоинством после нескольких лет тюрьмы. От казни спасли его во всяком случае не протесты в L'Humanite, почти не находившие отклика. Гораздо большую роль сыграл тон большой фран[цузской] прессы, начиная с Temps. Эта газета была "за" Ракоши против венгерского прав[ительст]ва, как она была против Зиновьева за сталинский суд. В обоих случаях, конечно, по патриотическим соображениям. Какие же еще соображения могут быть у Temps?
[1] [2] [3] [4]