В. Крымская война (51)

Но оказалось, что "между тем генерал-от-инфантерии Данненберг составил у себя в штабе диспозицию для отрядов Соймонова и Павлова". И эта диспозиция шла вразрез с уже полученной обоими начальниками отрядов диспозицией Меншикова. Сбитый с толку Соймонов увидел себя вынужденным повиноваться Данненбергу, который, впрочем, вовсе и не предоставил ему право выбора: "Вслед за тем генерал Данненберг нашел необходимым изменить как распоряжения генералов Соймонова и Павлова, так и некоторые предположения главнокомандующего", читаем мы у Тотлебена{11}. Как настоящий военный человек, Тотлебен понимает, конечно, что главнокомандующий на войне - это "царь и бог" и отдает приказы, а вовсе не делится "предположениями" со своими подчиненными. Но он с умыслом употребляет здесь это слово, потому что знает прекрасно, что и Данненберг не посмел бы даже помыслить менять диспозицию Меншикова, если бы Меншиков не позволил в самом деле ему дискреционно вмешаться в это и фактически быть руководителем сражения.

Изменив диспозицию Меншикова, Данненберг отменил все уже отданные генералом Павловым распоряжения, составленные было для выполнения диспозиции Меншикова. Точно так же "было совершенно изменено первоначальное предположение генерала Соймонова", который, как и Павлов, выработал уже план выполнения диспозиции главнокомандующего. Данненберг приказал Соймонову двинуться от Килен-балки на англичан не в 6, а в 5 часов утра, а кроме того, совсем менялась роль резервов Соймонова. Данненберг считал, что "левый фланг" Соймонова будет "совершенно обеспечен оврагом Килен-балки"; словом, Соймонову преподносилось нечто совсем новое. Соймонов должен был бы повиноваться, если бы Данненберг просто приказал ему выбросить вон прежнюю диспозицию и действовать по новой. Но в том-то и дело, что если Меншиков хитрил с Данненбергом, желая возложить на него всю ответственность, то и Данненберг хитрил с Соймоновым, желая переложить ответственность на Соймонова. И если Меншиков, верховный вождь, не желал приказывать Данненбергу, а лишь излагал свои предположения, то и Данненберг, совершенно изменив диспозицию Меншикова, "не высказал положительно, что он отменяет диспозицию главнокомандующего", а ограничился одним только "неясным намеком"{12}. Совершенно резонно говорит Тотлебен: "Соймонову естественно было ждать новую диспозицию с ясным и точным указанием причин такой перемены", а вовсе не руководиться "неясными намеками". Получив предписание, "которое по смыслу было прямо противоположно его диспозиции, но которое в то же время ограничивается одним только намеком на то, что отряд его не должен переходить Килен-балку, и вовсе не разъясняет, что распоряжение это делается в отмену прежней диспозиции", Соймонов, "как лицо ответственное и до известной степени самостоятельное, предпочел лучше привести в исполнение свою диспозицию, составленную на основании ясно понятой мысли главнокомандующего и не отвергнутой положительно ни князем Меншиковым самим, ни генералом Данненбергом, нежели действовать на основании предписания, неясно выражавшего намерения генерала Данненберга", - говорит Тотлебен. Чувство справедливости последнего возмущалось позднейшими поползновениями истинных виновников инкерманской неудачи свалить ответственность на "ошибку" Соймонова, что было очень удобно сделать, так как Соймонов был убит в бою.

К вечеру 23 октября (4 ноября) приготовления были закончены, но обоим отрядам не удалось как следует отдохнуть перед трудным днем. Чтобы к шестому часу уже быть на подъеме, ведущем к занятому англичанами плато, Соймонов должен был начать движение задолго до рассвета ноябрьского дня, а Павлов лишь немногим позже.

2

Едва рассвело, отряд Соймонова стал подниматься по крутой саперной дороге. Впереди шли батальоны Томского и Колыванского полков, сзади - резервные батальоны и 22 орудия. Густой туман, висевший с рассвета над Севастополем, долго не рассеивался. Англичане были застигнуты врасплох. Первая атака русских войск направлена была на 2-ю английскую дивизию Лэси Ивэнса; командовал ею в этот день генерал Пеннифасер, один из не очень многочисленных талантливых военачальников. Навстречу взбиравшейся на холм русской колонне Пеннифасер выдвинул полки 2-й дивизии, вооруженные превосходными карабинами системы Минье, которых в русской армии совсем не знали. Но русские штурмом ринулись против этих полков, поражавших их убийственным огнем, и отбросили их. В это же время загремели первые залпы русской сухопутной и морской артиллерии. Русские бомбы и ядра поражали не только дивизию Пеннифасера, но, перелетая через нее, били в палатки и склады английского лагеря и избивали лошадей кавалерии. Пеннифасер сразу оказался в отчаянном положении: ему донесли, что новая русская колонна вышла на дорогу, идущую от Инкерманской долины, и угрожает его флангу и тылу.

Окруженные русскими, английские части сражались стойко, но падали ряд за рядом под русским огнем. Желая выручить их из тяжелого положения, генерал Джорж Кэткарт решился на отчаянное дело: "Не желая слушать живейших представлений, которые ему делались, именно что русские заняли уже противоположные высоты, он, во главе нескольких рот 68-го полка, с неукротимым пылом бросился на маленькую тропинку справа от батареи, но едва он по ней спустился, как увидел русских над собой на вершине холмов. Было слишком поздно - он оказался окруженным. Пыта-ясь спасти своих людей, он пал, смертельно раненный". Рядом с генералом был убит его адъютант, сын бывшего британского посла в Петербурге, Чарльз Сеймур. Отряд почти весь был истреблен немедленно. Спешно была вызвана на помощь почти вся армия, находившаяся в этой части английского расположения. "Неприятельские (т. е. русские. - Е. Т.) колонны, непоколебимые под огнем англичан, снова бросились со страшными криками на холм, стремясь обойти правый фланг гвардейцев", - пишет очевидец и участник боя, известный английский ориенталист и путешественник Остин Лэйард, оставивший очень интересное описание Инкерманской битвы{13}. Лэйард настроен сверхпатриотически. Его музыкальному слуху даже не нравятся (и он это трижды ставит русской армии на вид) "дикие крики", "свирепые вопли", с которыми русские, бросившись в штыки, прогнали с холма дивизию Пеннифасера. Тем ценнее его показание о массовом героизме русских солдат в этот день.

Английские стрелки открыли по русской артиллерии (главным образом по 38 орудиям, стоявшим на Казачьей горе) убийственный огонь и быстро выбивали артиллерийскую прислугу, ежеминутно сменявшуюся. Русские стрелки пользовались и густыми зарослями Сапун-горы, и англичане тоже очень страдали от их огня, но ружья англичан были несравненно лучше русских.

Бой продолжался на холме, где еще пытались задержаться англичане. Русские теснили их в лоб, а с фланга, из густых кустов склона холма, их поражали очень метким огнем русские егеря, там засевшие. У англичан истощились боеприпасы, и они некоторое время отбивались, бросая камнями в наступавшую русскую колонну. В конце концов эти остатки 2-й дивизии и помогавших ей частей были совсем сломлены - англичане бросились бежать. На помощь очень пострадавшей дивизии Пеннифасера были вызваны тогда части 4-й английской дивизии, доставившие новые запасы снарядов. "Но русские продолжали их теснить своей бесчисленной массой. Вскоре эти храбрецы (т. е. 2-я и 4-я дивизии. - Е. Т.) снова оказались без снарядов, а их ряды опустошались непрерывным огнем неприятеля, которому удалось наконец их окружить под прикрытием кустарников и неровностей почвы"{14}. "Тогда под прикрытием хорошо направленного и непрерывного огня своей артиллерии русские двинулись вперед с новым чувством веры в свои силы, тесня наши отступавшие полки и удваивая свои дикие крики. Четыре наших орудия уже были в их власти, и им почти удалось дойти до палаток второй дивизии. Одно мгновение исход битвы казался сомнительным. Самые твердые сердца были охвачены чувством сомнения и ужаса".

Французы, увидя, что английская армия близка уже к повальному бегству, поспешили на выручку, и генерал Боске с двумя батальонами пехоты бросился навстречу русским. Но Боске не мог в этот момент взять больше войск, так как в долине Черной речки Липранди завязал как раз перестрелку с зуавами, охранявшими подступы к Балаклаве. Это была очень разумная и нужная русским диверсия, и Боске должен был опасаться внезапного нападения на Балаклаву; союзники жили под опасением нового нападения на Балаклаву с самого дня 13(25) октября. Боске вернулся в долину реки, а русская артиллерия под прикрытием тумана подъехала совсем близко к лагерю, и русские, учитывая у англичан отсутствие французской подмоги, с необычайной энергией и меткостью принялись обстреливать англичан. "В то же время свежие (русские. - Е. Т.) войска явились на вершине холма и в оврагах. Наши (английские. - Е. Т.) полки, бессильные оказывать со своими разбитыми рядами дальнейшее сопротивление этому неисчерпаемому людскому потоку, дрогнули на всех пунктах и отступили среди полного беспорядка"{15}. Англичане бросились бежать, и это бегство было гораздо хуже, хаотичнее, чем то, которое было приостановлено первым появлением французов. Вот тут-то и наступил тот момент, о котором впоследствии, уже во время зимнего перемирия 1856 г., начальник французского штаба генерал де Мортанпре с полным убеждением, откровенно говорил русскому полковнику Циммерману. По признанию французских военачальников, русские войска сражались в день Инкермана превосходно, несмотря на безобразные, хаотические, путаные распоряжения начальства, которые только и спасли союзников в этот день от разгрома. Вот точные слова французского генерала Мортанпре, начальника штаба французской армии, и полковника Вобер де Жанлис, первого адъютанта Канробера, а потом Пелисье: "...главное дело на Инкермане было бы вами (русскими. - Е. Т.) выиграно, - английская армия была уже на волоске, едва держалась, несмотря на то, что ваши войска медленно шли вперед и пропустили первый момент. День этот все-таки кончился бы совершенным поражением англичан, следствием которого было бы снятие осады". Так Данненберг с Меншиковым и Петром Горчаковым спасли в этот день союзников. "Мы избежали тогда великой катастрофы", - настаивали Мортанпре и Вобер де Жанлис, вспоминая об Инкермане в начале 1856 г. {16}Данненберг - не двинул 12 000 человек, бездействовавших в резерве; Петр Горчаков - не пожелал привести хоть часть своего отряда, бесполезно простоявшего весь день у Чоргуна; Меншиков - ни единым словом не попытался вывести Данненберга и Горчакова из их инерции. Приказ же об отступлении, окончательно оставивший победу за союзниками, явился со стороны Данненберга логическим последствием как его собственного поведения, так и поступка Петра Горчакова. Так втроем они и погубили все блестяще начатое дело.

3

У Чоргуна стоял князь Петр Дмитриевич Горчаков со своим войском. Он слышал гром пушек с Килен-балки. Появись он со своими полками - и половина английской армии была бы разгромлена. Но он не пожелал явиться. В архиве бывшего правителя канцелярии Меншикова А. Д. Крылова мы находим следующую характеристику князя Петра Горчакова: "Трудно объяснить, какое гибельное влияние имел этот человек на ход кампании. Из лиц второстепенных он наделал более всех вреда, и невозможно объяснить, как с такими качествами мог он достигнуть такого высокого звания. Глуп, трус, бестолков, самолюбив, раздражителен и в высшей степени беспокойный - вот его отрицательные качества". Эта характеристика не точна. Петр Дмитриевич Горчаков никогда трусом не был, это явная неправда. Под Альмой именно он водил в атаку против англичан Владимирский полк. Ненавидящий его А. Д. Крылов отделывается от этого общеизвестного в военных кругах факта ничего не значащими словами: "вспышка храбрости под Альмой". Таких вспышек было немало в биографии Петра Горчакова. И вовсе не в трусости было дело. Петр Горчаков был абсолютно не способен к сколько-нибудь самостоятельной роли, - и когда, к несчастью для русской армии, из-за нелепого случая он оказался в день Инкермана человеком, от ума и военной проницательности которого зависел выигрыш сражения, то сражение не могло не быть проиграно, потому что означенных качеств в Петре Дмитриевиче никогда не было и в помине. Если бы он, в качестве начальника Чоргунского отряда, ударил на неприятеля в критический момент Инкерманской битвы, то союзная армия (именно английская ее часть) подверглась бы полному разгрому. Находясь со своим отрядом на Чоргуне, прикрытый от Балаклавы стоявшей впереди от него на 2 версты дивизией Липранди, обеспеченный вполне от всякого неожиданного нападения, Петр Горчаков в недели затишья бессмысленно и безжалостно мучил людей: "Он беспрестанно выводил войска в ружье, держал кавалерию оседланной, артиллерию запряженной - и в короткое время довел отряд до последней степени изнурения... Он тревожил войска беспрестанно"{17}. П. П. Липранди рассказывал, как часто без тени оснований Горчаков бил тревогу, приказывал вылить кашу, за которую уже усаживались его солдаты, отправлял в тыл обозы, ставил своих голодных людей под ружье. А единственный раз, когда он понадобился со своими войсками - в решающий момент кровавой битвы при Инкермане, он не явился и не привел свой отряд. Меншиков отлично знал, что Петр Горчаков для ответственных постов не годится, но, во-первых, к Горчакову благоволил сам Николай, во-вторых, он был старшим братом главнокомандующего Дунайской армии князя Михаила Дмитриевича, от которого так много зависело, который посылал Меншикову подкрепления, и вот "Меншиков не любил, не доверял Петру Горчакову, но по вышеизложенным причинам нередко соглашался с ним", - говорит очевидец{18}. Он разбросал без всякого смысла свою армию от Чоргуна до редутов, взятых русскими в бою 13(25) числа, и простоял почти в полном бездействии до вечера, не приняв никакого участия в бою, участь которого решило бы одно его появление. Отряд Горчакова был очень силен. Точная цифра тех сил, которыми он располагал в день Инкермана, установима с трудом, потому что источники, как водится, дают разные показания. Самые детальные и, по-видимому, достоверные сведения приведены Тотлебеном, который подробно перечисляет все части, бывшие в распоряжении Горчакова 24 октября 1854 г. Тотлебен утверждает, что у П. Д. Горчакова было 22 444 человека в составе: 16 батальонов пехоты, 52 эскадронов кавалерии, 10 казачьих сотен и 88 орудий с прислугой{19}.
[1] [2] [3] [4]