Штрафники (7)

Капитан просипел:

- Питиримыч, больше не могу!

Владимир Питиримович метнулся к штурвалу; капитан кулем опустился на табуретку у стены. Неслышно появилась в рубке тоненькая, стремительная Нина. Поставила возле штурмана чашку черного кофе; помедлив, возле капитана: не попросит ли и он кофе? - исчезла в ночи.

Снизу, из пассажирских кают, доносились брань, шум, а откуда-то с кормы - звуки гитары. Последняя ночь перед Красноярском...

Тускло светила картушка компаса. Чуть покачивался взад-вперед у штурвала Владимир Питиримович. Я видел, как чувствовал он корабль, неотрывно, каждую секунду. Ступнями, плечами, пальцами, лежавшими на электроштурвале, - и подумал, что такой рейс не менее труден, чем дальний полет, в грозу, в туманах... Казалось, Владимир Питиримович в свои двадцать пять лет плавал по Енисею не четыре года, а все сорок...

"Прошел ты свой Казачинский порог, прошел..."

...В Красноярске мне достался авиабилет в Москву лишь на вечерний рейс, и, пристроив в аэропорту вещи, я вернулся на пароход, с которым меня столько связывало... Вахтенный матрос улыбнулся мне, как старому знакомому.

Едва сойдя с трапа, я услышал заикающийся тенорок, который различил бы в любом гомоне.

- ...Е-если так, уб-бирайся!.. - затем добавил словцо, которым подвыпившие матросы, случается, крестят своих неверных возлюбленных.

Однако Владимир Питиримович был трезв, как стеклышко. Его зоркие голубые глаза побелели от гнева и стали словно бы блеклыми, слепыми; казалось, на них бельма. Он умолк, заметив меня; прошло еще немало времени, пока мы разговорились.

-...Хочет сойти на берег, - с возмущением объяснил он. - Да жена! Пробыть рейс в городе... Двенадцать дней! Ага!.. В прошлом году полнавигации не плавала, болела, то, се... И теперь начинается. - Он замолк, наморщил и нос, и лоб, как всегда, когда мучительно думал. Но, похоже, ничего не придумал: - Вышла за моряка, так неси свой крест!.. Я же иду в каждый рейс!.. И ведь в каждом рейсе такая карусель. Измотаешься, как черт. Одичаешь...

К самому утру штурман и в самом деле едва держался на ногах. И... светился гордостью. Еще бы!

Электрохода в Красноярске не ждали. Даже причала не очистили от случайных судов. Туман непроглядный. Он пришел минута в минуту. Тюремная машина, правда, была на месте. На всякий случай. Санитарную пришлось ждать...

Владимир Питиримович руководил выгрузкой, даже слов не произносил, достаточно было жеста... А ее рейс? Отсырелые счета кастелянши, мятые простыни, учет, все ли пассажиры заплатили по рублю за постель или опять надо добавлять свои... Да вот, аптечкой ведает...

И я снова увидел, как наяву, ночь без звезд. Туман. И темный силуэт штурмана, который слился с судном. Ощущал его, как свое тело.

И так же, как судно, видел он, ощущал, в кромешной тьме, по памяти, Енисей. Чутко, со всеми его опасными отмелями, острыми камнями, водоворотами...

Что ж это?.. Душевная слепота? Домострой? Мужской эгоизм?..

Любовь, как стальной буксирный трос, в момент натяжения оборвись хоть одна нитка и...

Мое молчание насторожило Владимира Питиримовича, и он вскричал мальчишеским фальцетом:

- Вы думаете, отпустить боюсь?! Держу у ноги, как лайку? Ага?.. Оздоровиться ей надо, пока не поздно! Второй год плаваем - ребятенка нет!.. Засохнет она - в обнимку со своими Цезарями Кай... как их там?!.

Помолчав и наморщив лоб, он понесся вдруг, точно его подхватило енисейскими водокрутами:

- На танцульки ей захотелось! С мальчиками! Ага? Отец жену на плоты брал, месяцами плавал, и ничего... - Он шумел долго, глядя на меня округленными глазами, мол, ну, ревнивый я, как дьявол ревнивый, ну и что?!

Если бы он не был так многословен, пожалуй, я бы ему поверил. А он бурлил и бурлил...

Минут через пятнадцать стремительно вошла Нина и сказала, что, вот, подготовила документы, может прочитать. Дает на это час, потом поедет, с попутной, белье повезут... Круто повернувшись, пропала. Застучали по сходням ее каблучки.

Владимир Питиримович поглядел на листочки обреченно. Протянул их мне. Это были письма во все инстанции, на все имена, известные и неизвестные. Как сигнал о помоши. Всем! Всем! Всем!..

"О подрыве законности руководящими инстанциями...", "...О преступном заражении вод...", "О незаконном преследовании отбывших наказание..."

Обстоятельно написано. С историческими параллелями...

Владимир Питиримович сказал тихо, с отчаянием и просительными нотками. Мол, вам теперь все открылось до донышка. Помогите!..

А потом вдруг вот что. Кратко и четко. Куда его многословие делось?!

- Пошлем свой вопль. А затем? Как отец - в бега?.. Там уже места не осталось, на Подкаменной Тунгуске. Да и куда убежишь от вертолетов? От парашютных войск?.. Не тот век...

Быстро поднял глаза на меня, острые, пронзительные:

- Вы думаете, я боюсь? Видел бы пользу, ну, хоть на грош, костьми бы лег... Ага?.. Лег. Однако инженер Войенков протестовал. И что? Слесарит где-то в артели. Раны зализывает. Мишка с буксира добивался правды спился. Левка Горнштейн три года ходил, подстроили, за решеты убрали... Ленин писал, знаете? "Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя..." - Воскликнул с горечью: - Правильно писал Ленин!.. Живешь, завернутый "стерлядкой". Пальцем шевельнуть не можешь... Будешь горланить, положат на ветерок, привяжут к мачте. И вся недолга!.. Мишку жалко. До слез. Вместе учились. Теперь хоть взяли на плоты: туда всех берут... Могли "Метеором" лететь, а мы... всю дорогу горим! Всю дорогу!..
[1] [2] [3] [4]